Шулер с бубновым тузом - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта мысль захватила меня. Я взял ее руку в свою и проникновенно произнес:
— Жанна, куда ты дела камни?
— Что? — нервно дернулась она. — Какие камни?
Ее лицо исказила судорога, губы перекосились, кровь отхлынула от щек. Я изо всех сил старался не поддаться жалости.
— Камни из ожерелья…
Ее глаза вспыхнули бесовским огнем.
— Камни! Камни! — взвизгнула она, вырываясь. — Будь они прокляты! Будьте вы все прокляты! Я добыла их для вас… а вы предали меня. Все предали! Даже Калиостро! Даже Джо, который уверял, что любит меня…
— Поэтому ты убила его? Из мести, да?
— Ах, ты… ублюдок! Пусти… Пусти же!
Я не ослабил хватки, и она забилась в моих руках, как могла бы биться та Жанна в руках палача. Теперь я был ее палачом. Во всяком случае, я ощущал себя им, и в моем сердце шевельнулось чувство вины. Я истязал ее не плетью и раскаленным железом, а словами и действиями. Но кто сказал, что это не больно?..
— Прости, — пробормотал я, не выпуская ее из своих не братских объятий. — Может, тебе стоит сбросить этот груз? Избавиться от камней… и обрести свободу?
Она уставилась на меня синими, как два сапфира, очами. Ее зрачки расширились, и смертельный холод прокатился по моим членам. Анна смотрела на меня, но видела на моем месте другого человека.
— Ты? — изумленно вскинулась она. — Ты пришел, чтобы помочь мне бежать? Из этих застенков вырваться невозможно…
У нее начался бред, поднялась температура. Она вообразила, что находится в тюрьме, и я являюсь ее избавителем. Она колебалась, удастся ли побег, и страшилась новых страданий в случае, если я не смогу вытащить ее из заключения. Речь Анны стала бессвязной, и я смог разобрать лишь некоторые фразы и отдельные слова. Она обвиняла Калиостро… сетовала на судьбу… проклинала иезуитов и какого-то Николя, который скрылся и бросил ее…
Я с трудом догадался, что она имеет в виду своего мужа. Того, давно умершего Николя де Ламотт, который был ее соучастником и успел унести ноги из Франции, едва запахло жареным.
— Почему же ты не последовала за ним? — спрашивал я ее. — Почему замешкалась?
Эти вопросы повергли ее в глубочайшее уныние. Бред сменился апатией, и в конце концов она затихла. Я раздел ее, совершенно бесчувственную, и уложил в постель. А сам сидел рядом, посыпая голову пеплом. Вместо того, чтобы успокоить и поддержать бедную сестрицу, я домогался ее… а потом довел своим допросом до невменяемости. Как теперь оставить ее одну в квартире?
«Ты чудовище, Нико! — не щадил меня мой внутренний критик. — Настоящий монстр! Сексуальный маньяк! Похотливый развратник, набросившийся на собственную сестру! Инцест — самое отвратительное и грязное из половых извращений. А ты — больной придурок! Как ты осмелился на такое? Неужели тебе мало Лорика и ей подобных девиц, готовых удовлетворить любое твое желание? За деньги, разумеется. Но у тебя достаточно средств, чтобы позволить себе проститутку, если уж припечет…»
Поток его красноречия был неиссякаем, и второй Нико обильно и с наслаждением посыпал солью мою рану. Внезапно мой затылок обдало холодом, а душа ушла в пятки. Я хотел обернуться, но моя шея одеревенела. Я скорее угадал, чем увидел, что посреди комнаты стоит покойный родитель и потрясает в воздухе иссохшими желтыми кулаками…
Я очнулся в полночь, весь в испарине, с затекшей спиной и ногами. Оказывается, я уснул, сидя в кресле у постели Анны, и во сне ко мне приходил отец. Он укорял меня и взывал к моей совести. А когда я вытащил из кармана бубнового туза и показал ему, отец тотчас исчез…
Глава 20
Анна неделю прометалась в горячке. Я боялся вызывать к ней врача, чтобы ее не упекли в психушку, и ухаживал за ней сам, на свой страх и риск. Давал успокоительное питье, прикладывал к ее пылающему лбу компрессы, кормил куриным бульоном. Я был близок к отчаянию, но к вечеру шестого дня наступило облегчение.
Детективу я дал отбой до тех пор, пока я нахожусь рядом с Анной. Матери я сказал, что приятель пригласил меня на несколько дней за город на рыбалку. Она всплакнула.
— Ты что-то скрываешь от меня, сын…
— Не говори ерунды! — сдерживая раздражение, возразил я. — Ты же сама советовала мне отдохнуть. Что я скрываю, по-твоему? Порнографические журналы в ящике письменного стола? Так я уже вышел из детского возраста.
— Жениться тебе пора, Нико. Мужчина должен иметь семью. Хватит ходить в холостяках.
— Я еще не нагулялся, ма. Договорись с Лизой, пусть она поживет у нас до моего возвращения. Заплатим ей по удвоенному тарифу.
— Хорошо.
Я боялся, что матери станет плохо, и некому будет подать ей лекарство или вызвать «неотложку». К счастью, Лиза согласилась приглядывать за ней.
Матушка молча вздыхала в трубку, потом взяла с меня обещание звонить хотя бы раз в день и пожелала приятного отдыха.
На восьмой день Анна выглядела уже вполне здоровой. Она побледнела и осунулась, но бледность и худоба не портили ее. Наоборот, придавали ее облику некий аристократизм. В ней почти ничего не осталось от неуклюжей деревенщины, которая встретила меня в Старом Крыму. С новым лицом и золотой шевелюрой она могла претендовать на особу королевской крови. Ее бы подучить хорошим манерам.
Однако манеры Анны, следом за внешностью, заметно улучшились. Она была неподражаема, когда пыталась вести себя по-светски. Не без огрехов, зато с энтузиазмом, которого я раньше не замечал.
Похоже, она забыла, что предшествовало ее болезни, и пытливо поглядывала на меня, ожидая объяснений. Я не собирался их давать. Я старался быть примерным братом, подавляя в себе мужское начало.
— Ты ничего не помнишь? — как бы невзначай обронил я.
— А что-то было?
Хитрюга. Лиса Алиса, к тому же рыжая. Не исключено, что ее память в порядке, ей просто выгодно прикидываться.
Итак, она давала мне шанс на вторую попытку. Надо признаться, она не дура, эта Анна-Жанна. Дура бы не провернула авантюру с ожерельем стоимостью в бюджет целого королевства. Поразительно, как ей удалось ускользнуть от всех и вся, умереть, воскреснуть, снова умереть… и снова воскреснуть?!
«Тебя заносит, — осадил меня второй Нико. — Притормози, дружище, иначе кончишь в одной палате с этой златокудрой милашкой!»
— Послушай, Анна… то есть прости… Жанна…
Она и глазом не моргнула. Как будто ее с пеленок так называли.
— Я тут хотел сделать тебе сюрприз, пока ты болела, — робко продолжил я, наблюдая за ее реакцией. Она еще не окрепла, и повторный припадок мог оказаться для нее роковым.
— Да? — простодушно улыбнулась сестра. — Какой же?
— Заказать новую раму для твоей любимой картины.
Я сделал выразительный жест в сторону «Шулера» и осведомился:
— Сколько, по-твоему, лет этой копии?
— Ну не знаю… полотно принадлежало еще моей бабушке…
— …а той оно могло перейти по наследству от ее бабушки? — подхватил я.
— Я никогда не спрашивала маму об этом.
Зачем она лгала? Я не сомневался, что картина каким-то образом связана с ее тайной. Хотелось бы понять, каким.
— Полотно напоминает тебе о детстве? — с напускной наивностью предположил я.
Анна нахмурилась.
— У меня было ужасное детство… я мечтаю забыть о нем.
— Ты не ладила с матерью?
— Я росла без отца… без денег, без подружек. Вместо того чтобы гулять и развлекаться, я помогала матери собирать и заготавливать травы для ее работы. Новые вещи мне покупали лишь тогда, когда старые изнашивались до дыр. Тебе этого не понять, — усмехнулась она. — Ты родился баловнем и привык получать все, что хотел.
Мы уходили от заданной темы, и я спохватился.
— Поэтому у картины более чем скромная рама?
— Видимо, нищета издавна преследовала нашу семью. Вернее, семью моей матери, — поправилась она, задержав взгляд на моих швейцарских часах из белого золота.
— Мне повезло, — согласно кивнул я. — А Господь повелел делиться. Поедем в магазин, и ты сама выберешь любой достойный багет для семейной реликвии. Полотно возьмем с собой. Там же квалифицированный эксперт определит истинный возраст картины, а возможно, и художника, который сделал копию.
Она подавила растерянность и ослабевшим голосом вымолвила:
— Не сейчас, Коля… я не смогу. У меня кружится голова… и ноги подкашиваются от слабости.
В ее словах была доля правды.
— А кто предлагает идти пешком? — не отступал я. — Нас машина повезет.
— Все равно не смогу…
Я кивнул, подошел к полотну и принялся внимательно разглядывать его. Анна съежилась и замерла в ожидании. Она готовилась отразить мою новую атаку.
— Ну, тогда я сам отвезу картину в магазин, покажу экспертам и заменю рамку. Ты доверяешь моему вкусу?
— Нет! — вскрикнула сестра.
— Не доверяешь мне? — обиженно изумился я. — Кажется, я выполнил все, что обещал. И готов и в дальнейшем оказывать тебе помощь.