Ночной пасьянс - Григорий Глазов

- Поехали...

Оба играли рассеянно. Сварили еще кофе.

- Ничья получается. Согласен? - спросил Романец, вставая.

- Согласен, - с охотой отозвался Олег.

- Ты все-таки сходи к мадам, повинись за опоздание... Явка с повинной - меньший срок...

- Учту, - Олег сложил тарелки и чашки в старую пожелтевшую раковину, в которую сливал отработанные химикаты, мыл ванночки и бачки.

- Ладно, пойду трудиться... - Романец вышел.

Олег мыл посуду, когда зазвонил внутренний, без диска, телефон. Звонила Надежда Францевна.

- Олег Иванович, я искала вас, но почему-то не могла найти, - услышал спокойный, но с насмешечкой голос.

- Дочь заболела, водил в поликлинику, - соврал он, зная, что Надежда Францевна не поверит, даже представил ее презрительную улыбочку в этот момент.

- Бедняжка, я надеюсь, ничего серьезного... Дело вот в чем: вам звонили из Облсовпрофа, из приемной товарища Кухаря. Просили связаться с ним. Запишите, пожалуйста, телефон.

"Вот, уже заерзал! - усмехнулся Олег, записывая продиктованный номер на пустом конверте от фотобумаги. - Звонить тебе, козел, я не буду! Понадоблюсь - сам прискачешь!.. Что он, бабки мне совать начнет? Сколько? Или грозить станет?" - гадал он, вернувшись к раковине и с остервенением отмывая засохшую на краю тарелки горчицу...

42

С утра листья платанов начинали слабо шептаться-переговариваться, словно предупреждая друг друга о грядущих осенних ветрах и холодах, дуновение которых ощутили ночью. К полудню этот шорох-шепот утихал, усыпленный еще теплым обманным солнцем, мягким кратким пролетом ветерка и высоким, синим до звона, вроде даже летним небом.

Щерба любил эту пору года, в ней переливалась несуетливость, покой, это умиротворяюще передавалось ему, и чем старше он становился, тем больше оказывался подвержен подобным переменам в природе, как иной человек, у которого больные суставы ощущают смену погоды...

Едва придя на работу, он забрал у техника-криминалиста рулончики пленки, изъятые Скориком на квартире Шимановича, и только что отпечатанные с них фотографии. В ожидании прихода Скорика он рассматривал их. Это были, как и предполагал Щерба, фотокопии с каких-то документов, которыми Богдан Григорьевич, видимо, намеревался пополнить свои архивы, досье - купчие, дарственные, завещания, записи в церковных книгах о рождении и смерти неких Бучинских и Радомских, список членов правления Народного Дома имени Т.Г.Шевченко и прочее, относившееся к концу прошлого и первым трем десятилетиям нынешнего века. Само по себе это могло быть интересно, но не для Щербы и тем более не сейчас.

Скорик пришел около одиннадцати. На сей раз он был без мундира, а в светло-голубой сорочке с жестко отглаженным воротничком и в легкой курточке, загоревшее лицо гладко выбрито, темные волосы тщательно причесаны, даже чуть прилизаны на висках. Он уже чувствовал себя в этом кабинете свободней, сразу сел к столу, достал из "дипломата" бумаги.

- Что у вас? - спросил Щерба.

- Выстроить весь день Шимановича не удалось. Соколянский посылал людей в книжные, букинистические, антикварные. Публика там разная трется: и библиографы, и солидные спекулянты и просто книжные жучки, паразитирующие на чьей-то страсти. Многие Шимановича знают, он, похоже, свой человек в этой среде. Ну, в смысле давний знакомый. Но в день убийства его никто не видел, хотя в субботу он обычно там появлялся.

- Вам или розыскникам фамилия Зубарев не попадалась?

- Нет. А кто это?

- На календаре-памятке на листке блокнотика за пятни цу есть запись, сделанная рукой Шимановича: "8 р. Зубареву. Том Кони дефектный". Тут фамилия, пожалуй, связана с книгой. Надо оперативным путем установить этого Зубарева.

- Я займусь... Участковым были опрошены соседи по улице. Шимановича там почти все знают. Но в тот день никто его не видел, кроме продавщицы из молочного магазина. Ящики с бутылками и бидоны со сметаной ей сгружают до открытия магазина. Так вот она показала, что рано утром, когда втаскивала бидон со сметаной в подсобку, мимо прошел Шиманович и поздоровался с нею. Проверка лиц, вышедших из заключения, ничего не дала.

- Алиби.

- Можем считать, что да. - Скорик заглянул в бумажку, которую держал на краешке стола. - Слесарь из домоуправления, делавший по просьбе соседки ключи для Шимановича, Игнат Петрович Войтюк. Я беседовал с ним. Старик, семьдесят два года. Давно на пенсии. В штате домоуправления уже не работает. Но многие с этой улицы обращаются к нему по старой памяти. Пока дождешься слесаря по вызову, - сто лет пройдет. Вот люди и идут к нему. Кто с просьбой прочистить канализацию, кто кран поменять, ключ сделать, замок врезать. Ключи действительно делал он, я ему их показал, он опознал. Характеризуется хорошо. Живет скромно. Их трое - сам Вой тюк, невестка и двенадцатилетний внук. Сын - прапорщик - служит где-то в Средней Азии. Что тут еще? - Скорик снова посмотрел в свой кондуит. - Ага, пленка со стола Шимановича. Отпечатки пальцев, снятые с обоих рулончиков, пока идентифицировать не удалось. Плохо, что у нас нет банка, - Скорик вопросительно посмотрел на Щербу.

- Какого банка? - не понял тот.

- Банк памяти у ЭВМ. Заложил искомые "пальцы", нажал кнопку и на дисплее получаешь ответ.

- Будет и у нас, - серьезно ответил Щерба.

- Когда? - обрадованно спросил Скорик.

- Когда я уже уйду на пенсию. А, может, к вашему уходу на заслуженный... Ладно, вернемся к нашим баранам, Виктор Борисович. По тем результатам, которые мы имеем, у меня сложилось впечатление, что действовал тут одиночка. Нет впечатления присутствия вообще кого-либо постороннего. Если бы, конечно, не "пальцы" на рулончиках фотопленки и оставленное почему-то на тумбочке у двери орудие убийства.

На теле Шимановича никаких следов борьбы, сопротивления - ни царапин, ни гематом. Убийство, похоже, не предумышленное. Но мотивы, мотивы?! Проник убийца, по всей вероятности, элементарно: явился через дверь и вышел через нее. Допустим, он пришел вместе с Шимановичем, тот его привел. Зачем? Образ жизни Шимановича? Книжник, скажем, архивариус. Привел, чтоб продать что-то, но не сторговались? Возникла ссора? Вряд ли. Шиманович, как мне думается, ничего не продавал, скорее приобретал. Предположим, убийца пришел, когда Шиманович был дома, сам открыл ему дверь. Значит этим путем и удалился. Допустим, что преступник отпер замок утерянными Шимановичем ключами или похищенными у него, пришел с целью ограбить, но хозяин оказался дома. Убив его и увидев, что грабить тут нечего, он заглянул бы и в комнату соседки. Но там ничего не пропало. И последнее: убийца отпер дверь ключами, которые каким-то образом оказались у него и стал ждать, когда явится хозяин. Скажем, была у него для этого причина. Едва ли Шиманович дал бы так, за здорово живешь, убить себя, какие-то следы борьбы мы бы обнаружили. Не мог он спокойно прореагировать на незванного гостя. И убит был внезапным ударом сзади, то есть жертва отвернулась, ничего не подозревая о намерениях стоявшего сзади человека... Вы внимательно осмотрели весь дом?

- Да. Чердак, подвал. Ничего такого не нашел. Других дверей, кроме парадных, в доме нет.

- Из того, что мы знаем достоверно - это странное исчезновение пары черных туфель, которые, как утверждает соседка, обязательно должны были стоять на подстилочке у двери, когда хозяин дома.

- Может быть убийца переобулся в них, а свои унес в руках, чтоб не наследить?

Щерба пожал плечами.

- Туфли надо искать, Виктор Борисович, необходимо еще раз хорошо осмотреть дворик, он небольшой. И соседние, примыкающие к дому, - сказал Щерба. - Что еще исчезло из комнаты Шимановича? Этого мы не знаем. По утверждению соседки все вещи Шимановича на месте. А вот что пропало из его книг, папок, документов? - Щерба посмотрел на Скорика, будто тот знал об этом и только и ждал вопроса Михаила Михайловича, чтоб ответить.

- Как это установить? Там их столько!.. Михаил Михайлович, - начал осторожно Скорик, - мы все время мыслим об убийце "он". Но почему "он", а может быть "она"? Магия грамматики: слово "убийца" - мужского рода?

- Смотри, куда вас увело! - засмеялся Щерба. - И кого же конкретно вы имеете в виду?..

- Если бы!..

- Тогда давайте уж отработаем один из малообещающих вариантов: соседка Шимановича, Теодозия Петровна. С утра до вечера в ту субботу ее не было дома. Дайте поручение людям Соколянского. Мы должны знать, как и где она провела тот день. Надо установить ее приятельницу, у которой, по ее словам, она была, и затем ходила с нею в церковь Петра и Павла на вечернюю службу. Хорошо бы отыскать отца Михаила, у него приход в селе, где она родилась. Она сказала, что встретила его в церкви в ту субботнюю службу. Ну и не лишне знать, в котором часу кончилась служба.

Скорик внимательно слушал, иногда коротко что-то записывал.

- Теперь вот что... - начал было Щерба и умолк, открыл ящик письменного стола и достал оттуда что-то завернутое в свежий носовой платок. То, что Щерба собирался сейчас поручить Скорику, было если не незаконным, то не очень чистоплотным. Он хорошо понимал это, и ему не хотелось приучать молодого следователя к подобным фокусам. Помимо этих соображений имелось еще одно немаловажное: то, что он намеревался осуществить, являлось непроцессуальным, в случае удачи не имело бы никакой доказательной силы, любой судья утрет ему нос, потому что завернутый в платок предметец, а именно коробочка-футляр от кассеты "Denon", не изъята на месте происшествия, не найдена при обыске, т.е. не приобщена к делу подобающим образом - с оформлением протокола. Ее Щербе вручили в частной беседе, не имевшей никакого отношения к делу Шимановича. Единственное, чем он оправдывался перед собой, была утешавшая мысль: подтвердись то, во что он хоть и слабо, но поверил (потому, что обязан был верить всему), в дальнейшем он найдет иную возможность закрепить версию чистенько, доказательно, процессуально. Щерба развернул платок. - Виктор Борисович, предвижу ваше удивление. Но ничего липовать мы не станем. Просто хочу проверить одну свою мыслишку. Нужно отдать коробочку экспертам. На ней могут быть "пальцы". Их надо снять и сравнить с теми, что на рулончиках фотопленки из квартиры Шимановича. Вполне возможно, что мои предположения полная чушь, это у каждого из нас случалось, и у вас будет... Футлярчик этот в дело не попадет. А успокоиться хочу.