Точка кипения - Али Найт

— К сожалению, я вас прекрасно понимаю.

— Теперь они обступили меня, и все мои многолетние усилия пошли насмарку.

— Это самое печальное из всего, что мне приходилось слышать, — вырывается у меня прежде, чем я успеваю остановиться, и я не могу судить, уместно ли так говорить. Нервы миссис Грэм на пределе. Я приложила годы усилий, чтобы построить свою семью, и боюсь, что скоро она тоже может разрушиться и сгореть дотла.

— Мы уже пришли.

Не останавливаясь, она открывает дверь одной из спален, и мы входим в самое сокровенное место Мелоди. Стены выкрашены в светло-зеленый цвет, полки шкафа заполнены одеждой, книгами, DVD-дисками и папками. У окна, выходящего в сад, стоит огромный черный стол в стиле семидесятых, на нем одиноко лежит кабель от компьютера: по-видимому, полиция увезла ноутбук с собой. На стене висит неоновый ретрозначок Британской железной дороги, внизу стоит марокканский пуфик. Кровать небольшая, двухместная. Я не могу это долго рассматривать.

— Она была очень аккуратная… — начинаю я.

Миссис Грэм перебивает меня.

— Мелоди? Совсем наоборот, — говорит она, покачивая головой. — У нее частенько по комнате были разбросаны папки и исписанные блокноты. Полиция с трудом погрузила все это в машину. Когда они ушли, я убрала в ее комнате в последний раз. Матери всегда так делают. Это все, что им остается. — Она берет светло-голубую папку и протягивает мне. — Вы можете позвонить в участок, и, может быть, они отдадут то, с чем уже закончили работать.

Я открываю папку и вижу старые квитанции. У меня опускается сердце, и мне сложно выдавить даже «спасибо».

— Дон не может зайти сюда. Бедняжка, он начинает задыхаться. А я люблю здесь находиться. Тут остался ее запах.

— У вас есть какие-то предположения, кто мог убить вашу дочь?

У миссис Грэм такой вид, словно она не расслышала вопрос.

— Хотите посмотреть любимые розы Дона? Ранние сорта только начинают цвести.

Мы спускаемся по лестнице, проходим маленькую столовую и через французские двери выходим в сад. На столе лежит стопка чистых листов бумаги и счета за квартиру, на краю начинает образовываться башня из газет «Гардиан». Я вижу громоздкий старый компьютер, который стоит в центре стола.

— Мелоди когда-нибудь пользовалась этим компьютером?

— Да. Последнее время она вообще им часто пользовалась. Она любила взять кошку на колени и работать здесь, внизу.

— А полиция его осмотрела?

— Они просто скопировали отсюда всю информацию.

Меня вдруг осеняет.

— Только скопировали информацию, не удаляли?

Миссис Грэм пожимает плечами.

— Не могу вам точно сказать. Дон наверняка знает.

— Миссис Грэм, вы не против, если я посмотрю кое-какие файлы? Уверена, это не займет много времени.

Я уже настраиваюсь на отказ, но, похоже, она даже рада помочь.

— Конечно, не против. Хотите пока чашечку чая?

— Было бы просто здорово. Две ложки сахара и молоко, пожалуйста.

Мелоди была настоящим кладезем, потому что в ее папке в семейном компьютере содержатся сотни файлов, но все без названий, просто цифры, как будто они были перемещены целиком из какого-то другого места. Я вставляю флешку в компьютер и копирую всю информацию с жесткого диска. Через несколько минут высвечивается, что скопировано полторы тысячи файлов. Я слышу, как миссис Грэм стучит чашками в кухне, и кладу голову на край стола. Это безнадежно, у меня не хватит времени, чтобы просмотреть все. У полиции целая команда специалистов по обработке компьютерных данных, и я не догоню их, даже если буду работать все следующие выходные. Выглядывает солнце и падает радостным желтым светом на тонкий слой пыли на французском лакированном столе. Я смотрю, как кружатся пылинки, и неожиданно мой взгляд опускается вниз, и я вижу CD-ROM. Внутри оказывается диск, на котором написано «Взгляд изнутри», а чуть ниже «Четкий след!».

Заходит миссис Грэм с двумя чашками чая.

— Я только что нашла это под компьютером, диск принадлежит Мелоди. Похоже, он давно здесь лежит, и о нем забыли.

Миссис Грэм подходит ко мне и читает надпись. Уголки ее рта опускаются.

— Забирайте его. Я не слежу за этой программой.

Я кладу диск в папку Форвуда, где уже лежат разные квитанции, и засовываю вместе с флешкой себе в сумку.

— А теперь давайте посмотрим розы.

Мы выходим на солнечный свет и идем по газону.

— Знаете, она продолжала сопротивляться, даже когда веревка обвилась вокруг ее шеи…

— Мне жаль…

— Но она боролась. Это у нее от меня. Я борец. Она всегда хотела избрать свой путь. Но она не была популярной. — Я пытаюсь возразить, но она обрывает меня. — Родители всегда говорят так, словно их дети идеальные, но Мелоди вовсе не была такой. Однако к ней всегда прислушивались, всегда.

— Она много говорила о своей работе в Форвуде?

— О, постоянно! Она говорила, что это одна большая семья, знаете ли.

Я делаю глоток чая.

— Все мы знаем, какая в семьях может быть конкуренция и борьба за власть. Гармония — это миф.

Миссис Грэм сдвигает брови.

— Что ж, возможно. В последнее время она немного поутихла по этому поводу.

— Да?

— Может быть, все усложнилось. Трудно сказать.

— Что усложнилось?

Миссис Грэм опускает глаза на свою чашку.

— Не могу точно сказать. Каждый взгляд и жест говорил, что что-то происходит.

Я вся внимание, но она молчит.

— Я работаю в программе, которую придумала Мелоди, и у нас на нее большие надежды. Кстати, мы посвящаем следующую передачу вашей дочери.

Миссис Грэм вздыхает, словно она разочарована. Мы останавливаемся возле клумбы с цветами, и я меняю тему.

— Я не думала, что розы распускаются так рано.

— Это кто-то, кого она не знала.

— Что, простите?

— Она не знала того, кто ее убил.

— Вы, похоже, уверены в этом.

— Это единственное объяснение, с которым я могу смириться.

Раздается еле слышный звонок в дверь, и миссис Грэм охает.

— Скорее всего, это племянница, сегодня ее очередь охранять меня. Она смотрит слишком много ерунды по телевизору.

— Почему вы думаете, что это кто-то, кого она не знала?

Миссис Грэм не торопится открывать дверь.

— Дон проводит исследования раковых клеток. А у Мелоди даже не было желания, к примеру, найти способ вылечить страдающих заболеванием Альцгеймера. Она была очень умная и могла бы пойти учиться на врача или юриста. По-настоящему помогать людям. Мне не нравились программы, которые она хотела делать, я не разделяла ее мечты. Она отдавала всю себя работе, которая была… несерьезной, даже глупой. — Она делает паузу. — Это незнакомый человек, какой-то сумасшедший. — Ее голос становится жестче и передает те эмоции, что она с трудом пытается контролировать. — Я отказываюсь верить, что она умерла из-за «Взгляда изнутри» или какого-то другого реалити-шоу. Нет, она не могла. Хотя все так непонятно сейчас.

— А как насчет другой стороны ее жизни? Молодые люди…

— У нее никого не было. Она работала. Вот все, чем она занималась.

— Насколько вам известно.

— Полиция постоянно твердила о том же, словно мы все застряли в жуткой пьесе пятидесятых. Я выросла в пятидесятые, тогда у нас и в самом деле были тайны. Она жила дома, потому что ей это нравилось. Она копила на квартиру, потому что не хотела выбрасывать деньги на аренду. Она открыто говорила с нами о наркотиках, сексе и тому подобном. Нас всех уже ничем не удивишь. Какие еще остались секреты?

Я просто восхищаюсь миссис Грэм и ее уверенными рассуждениями, но она неправа. Есть столько секретов! Сомневаюсь, например, что ей бы понравилось, что ее дочь встречалась с женатым мужчиной, но я не затрагиваю эту тему. Она только что потеряла близкого человека, поэтому требует соответствующего отношения к себе, уважительного и бережного. Снова раздается звонок в дверь, на этот раз более громкий. Мое время истекло.

— Хотите, я открою дверь на обратном пути?

— Если вам нетрудно.

— Конечно.

На пороге я встречаюсь с крупной женщиной в светло-коричневых узких ботинках на высоких каблуках. Мы пожимаем друг другу руки, и она представляется двоюродной сестрой Мелоди.

— Она в норме? — шепотом спрашивает она, взглядом показывая на дом.

— Даже не знаю, что сказать.

— Моя мама говорит, что она еще ни разу не плакала. Ни разу. — Тоненькая струйка размазанной туши стекает по ее щеке. — Это же ненормально, правда? — Она аккуратно проводит пальцем вдоль нижнего века и смотрит, не осталось ли на нем черных следов. — Видите, даже я оплакиваю Мелоди, а она не может пролить ни слезинки по собственной дочери.

— У скорби не бывает иерархии.

— А в этой семье очень даже есть, — фыркает она.

Я протягиваю ей свою пачку бумажных салфеток и иду к метро. Повернув за угол, я проверяю телефон и вижу несколько пропущенных звонков, а также сообщение от Ливви: «Ты где?» Я бегу. Мне срочно нужно в офис.