Белая рабыня - Михаил Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда стемнело и заведение закрылось, капитан «Мидлсбро», все еще сохранявший форму, то есть сидевший ровно и с гордо откинутой головой, встать не смог. И вот такого — молчаливого, гордого, но совершенно неспособного передвигаться — адъютант и отнес его на борт корабля.
В первый вечер Логан к Кирк решили: пусть! Может, это и к лучшему, парню надо расслабиться. Назавтра он проснется другим человеком. Они ошиблись. Они плохо знали своего юного капитана. Назавтра Энтони в сопровождении своего неизменного белобрысого шотландца отправился в ту же таверну, потребовал, чтобы ему освободили тот же стол и заказал того же — рому. Кирк и Логан напутствовали Дьюи (так звали адъютанта), чтобы он смотрел в оба. Если с парнем что-нибудь случится, им лучше не возвращаться на Ямайку. Дьюи был не дурак выпить, но при этом совсем не дурак, он и сам это понимал. Он сунул за пояс пару заряженных пистолетов. Да притом успокоил старшего помощника и штурмана заверениями о том, что местные забулдыги не представляют, на его взгляд, особой опасности — это просто списанный с торговых кораблей сброд. Настоящих головорезов не видел. Единственной реальной опасностью был ром.
Когда молодой Фаренгейт и на третий день был доставлен на борт в совершенно мумифицированном состоянии, Логан и Кирк забеспокоились. Им не хотелось возвращаться к отцу, расстроенному пропажей дочери, со спившимся во время поисков сыном. Они попробовали поговорить с юношей, но очень скоро поняли, что это не только бесполезно, но и опасно, у них была только одна возможность сократить сроки этого запоя — ускорить ремонтные работы, и им пришлось это сделать. Плюс к этому они велели двум матросам отправляться вслед за капитаном в эту таверну, усаживаться в отдалении и следить за тем, чтобы сыну губернатора не всадили нож в спину в какой-нибудь случайной драке. Одного охранника им казалось недостаточно. В порту Бриджтауна в последние сутки пришвартовалось сразу несколько судов, и парочка из них носила явно разбойный вид, только что без «Веселого Роджера» на грот-мачте. Несомненно, кто-нибудь из головорезов с этих судов окажется в таверне, облюбованной Энтони.
В этот вечер капитан «Мидлсбро», как обычно, сидел за привычным столом, имея слева от себя мутное вино, справа верного Дьюи, а прямо по курсу бутылку в соломенной оплетке и оловянный стакан. Ром за те пять дней, что молодой человек предавался пьянству, оказал на него заметное действие. Энтони совсем высох, потемнел, от его родовой бледности не осталось и следа.
Складывалось такое впечатление, что он хорошенько загорел, но загар этот возник не обычным путем, а проступил изнутри и происходил от смешения душевного огня и рома.
За его спиной шумела пьяная таверна. В этот вечер состав посетителей заметно обновился. Прибавилось полуголых, полупьяных, полубезумных. Пили, дрались, играли в карты и кости и все, без исключения, без перерыва и одновременно, рассказывали о своих морских подвигах. Разница была лишь в том, что над рассказами одних хохотали открыто и издевательски, а над рассказами других хихикали отвернувшись.
Энтони, казалось, не обращал на все происходящее никакого внимания. И вот в очередной раз он поднес стакан с ромом ко рту, но, против обыкновения, не выпил сразу, а замер в этом положении. И спросил своего адъютанта:
— Кто это?
— О ком вы, сэр?
— У тебя за спиной.
Дьюи оглянулся и посмотрел.
— Какие-то пьяные бродяги, сэр. Вчера их здесь не было.
— Тот, в кожаной безрукавке, поверни его ко мне.
Адъютант неохотно встал — ему не улыбалась перспектива стычки — и похлопал указанного человека по плечу.
— Эй ты, приятель!
Тот, разумеется, выразил неудовольствие.
— Чего тебе?
— Повернись, мой капитан хочет на тебя полюбоваться.
— Да пошел он к дьяволу в глотку, твой капитан, сейчас моя очередь метать. — Он играл в кости.
Дьюи посмотрел на Энтони, взгляд того был жесток и не оставлял сомнений в том, что надо делать. Шотландец, надо сказать, обладавший недюжинной физической силой, взялся за спинку стула, на котором сидел столь увлеченный игрок, и со словами: «Прошу прощения, мистер, но это не отнимет у тебя много времени», — повернул к столу, за которым сидел капитан «Мидлсбро». Человек в безрукавке оскалился, показывая выбитые зубы, и стал размахивать искалеченной рукой, возмущаясь таким беспардонным к себе отношением. Дьюи положил руки на пистолеты.
— Это ты, Биллингхэм? — тихо спросил Энтони.
— Разрази меня… Фаренгейт?! — удивленно воскликнул пират.
Двое матросов с «Мидлсбро», увидев, что рядом со столом капитана что-то происходит, мгновенно подошли и встали за спиной у колчерукого.
— Тебя трудно узнать, Биллингхэм, — сказал лейтенант Фаренгейт.
— Да и вас непросто. Что это с вами?
— Ром. Присаживайся за мой стол, поговорим.
— Приглашение запоздало, я уже пересел, и мы уже говорим.
Биллингхэм затравленно оглянулся, он уже оценил ситуацию. Он был здесь чужой, на поддержку партнеров по игре в кости рассчитывать было смешно, тем более что он сильно у них выигрывал, поэтому они скорее хотели избавиться от него, чем желали бы вернуть к игровому столу.
Энтони велел подать гостю стакан.
— Сначала я подумал, что ты — адское видение.
— В каком смысле? — спросил пират. — Ведь мы в аду, Биллингхэм, да?
— В известном смысле, — согласился гость, продолжая оглядываться в поисках какого-нибудь выхода, но на каждом плече у него лежало по тяжелой руке с красными отворотами на рукаве.
— Насколько я помню, то оставил вас на тонущем корабле, придавленным вдобавок толстым обломком реи или планшира. Вы выглядели мертвее мертвого.
— Было такое, не спорю.
— Как вы выкарабкались?
Бродяга отхлебнул рому.
— Ну, разумеется, мертвым я притворился, да и обломком мне лишь повредило руку. Испанец не рассчитал, корабль мой пошел ко дну намного позже, чем он Думал. В призатопленном состоянии дрейфовал еще несколько часов. Мы успели с Диком — помните этого идиота? — подремонтировать шлюпку…
— Понятно. — Энтони покрутил в пальцах стакан, словно пересчитывал вмятины на нем.
Биллингхэм допил весь ром, который плеснул ему Дьюи и, поставив стакан на стол, отодвинул его ребром ладони.
— Я понимаю, мистер Фаренгейт, я виноват, можно даже сказать, я негодяй…
— То есть вы признаете, что ваше намерение требовать выкупа за спасенного человека — плохой поступок?
— Что хотите делайте со мной, но так поступили бы девять человек из каждых десяти, плавающих по нашим морям. Я готов, пусть меня накажут, если этого недостаточно.. — Он потряс в воздухе искалеченной рукой. — Но тогда поясните мне, благородный из благородных, мистер Фаренгейт, почему вы пьете ром на Барбадосе и не спешите наказать негодяя, который наверняка задумал получить выкуп за жизнь вашей очаровательной сестры?