Сборники стихотворений - Владимир Маяковский

белый,

штыками блестя. А нынче

Советы и партия

здравствуют в союзе

с сотней миллионов крестьян. "Впервые

перед толпой обалделой, здесь же,

перед тобою,

близ встало,

как простое

делаемое дело, недосягаемое слово

- "социализм". А нынче

в упряжку

взяты частники. Коопов

стосортных

сети вьем, показываем

ежедневно

в новом участке социализм

живьем. "Здесь же,

из-за заводов гудящих, сияя горизонтом

во весь свод, встала

завтрашняя

коммуна трудящихся без буржуев,

без пролетариев,

без рабов и господ". Коммуна

еще

не дело дней, и мы

еще

в окружении врагов, но мы

прошли

по дороге к ней десять

самых трудных шагов.

1927

ВЕСНА

В газетах

пишут

какие-то дяди, что начал

любовно

постукивать дятел. Скоро

вид Москвы

скопируют с Ниццы, цветы создадут

по весенним велениям. Пишут,

что уже

синицы оглядывают гнезда

с любовным вожделением, Газеты пишут:

дни горячей, налетели

отряды

передовых грачей. И замечает

естествоиспытательское око, что в березах

какая-то

циркуляция соков. А по-моему

дело мрачное: начинается

горячка дачная. Плюнь,

если рассказывает

какой-нибудь шут, как дачные вечера

милы,

тихи. Опишу хотя б,

как на даче

выделываю стихи. Не растрачивая энергию

средь ерундовых трат, решаю твердо

писать с утра. Но две девицы,

и тощи

и рябы, заставили идти

искать грибы. Хожу в лесу-с, на каждой колючке

распинаюсь, как Иисус. Устав до того,

что не ступишь на ноги, принес сыроежку

и две поганки. Принесши трофей, еле отделываюсь

от упомянутых фей. С бумажкой

лежу на траве я, и строфы

спускаются,

рифмами вея. Только

над рифмами стал сопеть,

и меня переезжает

кто-то

на велосипеде. С балкона,

куда уселся, мыча, сбежал

вовнутрь

от футбольного мяча. Полторы строки намарал и пошел

ловить комара. Опрокинув чернильницу,

задув свечу, подымаюсь,

прыгаю,

чуть не лечу. Поймал,

и при свете

мерцающих планет рассматриваю

хвост малярийный

или нет? Уселся,

но слово

замерло в горле. На кухне крик:

- Самовар сперли! Адамом,

во всей первородной красе, бегу

за жуликами

по василькам и росе. Отступаю

от пары

бродячих дворняжек, заинтересованных

видом

юных ляжек. Сел

в меланхолии. В голову

ни строчки

не лезет более. Два, Ложусь в идиллии. К трем часам

уснул едва, а четверть четвертого

уже разбудили. На луже,

зажатой

берегам в бока, орет

целуемая

лодочникова дочка... "Славное море

свяшенный Байкал, Славный корабль

омулевая бочка".

1927

ОСТОРОЖНЫЙ МАРШ

Гляди,товарищ, в оба! Вовсю раскрой глаза! Британцы

твердолобые республике грозят. Не будь,

товарищ, слепым

и глухим! Держи,

товарищ, порох

сухим! Стучат в бюро Аркосовы, со всех сторон насев: как ломом,

лбом кокосовым ломают мирный сейф. С такими,

товарищ, не сваришь

ухи. Держи,

товарищ, порох

сухим! Знакомы эти хари нам, не нов для них подлог: подпишут

под Бухарина любой бумажки клок. Не жаль им,

товарищи, бумажной

трухи. Держите,

товарищи, порох

сухим! За барыней,

за Англией и шавок лай летит,уже

у новых Врангелей взыгрался аппетит. Следи,

товарищ, за лаем

лихим. Держи,

товарищ, порох

сухим! Мы строим,

жнем

и сеем. Наш лозунг:

"Мир и гладь". Но мы

себя

сумеем винтовкой отстоять. Нас тянут,

товарищ, к войне

от сохи. Держи,

товарищ, порох

сухим!

1927

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ

И ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОНСКИЙ

Сегодня я,

поэт,

боец за будущее, оделся, как дурак.

В одной руке венок

огромный

из огромных незабудищей, в другой

из чайных

розовый букет. Иду

сквозь моторно-бензннную мглу в Лувр. Складку

на брюке

выправил нервно; не помню,

платил ли я за билет; и вот

зала,

и в ней

Венерино дезабилье. Первое смущенье.

Рассеялось когда, я говорю:

- Мадам! По доброй воле,

несмотря на блеск, сюда

ни в жизнь не навострил бы лыж. Но я

поэт СССР

ноблес оближ! (*) У нас

в республике

не меркнет ваша слава. Эстеты

мрут от мраморного лоска. Короче:

я

от Вячеслава Полонского. Носастей грека он.

Он в вас души не чает. Он

поэлладистей Лициниев и Люциев, хоть редактирует

и "Мир",

и "Ниву",

и "Печать и революцию". Он просит передать,

что нет ему житья. Союз наш

грубоват для тонкого мужчины. Он много терпит там

от мужичья, от лефов и мастеровщины. Он просит передать,

что, "леф" и "праф" костя, в Элладу он плывет

надклассовым сознаньем. Мечтает он

об эллинских гостях, о тогах,

о сандалиях в Рязани, чтобы гекзаметром

сменилась

лефовца строфа, чтобы Радимовы

скакали по дорожке, и чтоб Радимов

был

не человек, а фавн,чтобы свирель,

набедренник

и рожки. Конечно,

следует иметь в виду,у нас, мадам,

не все такие там. Но эту я

передаю белиберду. На ней

почти официальный штамп. Велено

у ваших ног положить

букеты и венок. Венера,

окажите честь и счастье, катите

в сны его

элладских дней ладью... Ну,

будет!

Кончено с официальной частью. Мадам,

адью! Ни улыбки,

ни привета с уст ее, И пока

толпу очередную

загоняет Кук, расстаемся

без рукопожатий

по причине полного отсутствия рук. Иду

авто дудит в дуду. Танцую - не иду. Домой!

Внимателен

и нем стою в моем окне. Напротив окон

гладкий дом горит стекольным льдом. Горит над домом

букв жара гараж. Не гараж

сам бог! "Миль вуатюр,

де сан бокс". В переводе на простой: "Тысяча вагонов,

двести стойл". Товарищи!

Вы

видали Ройльса? Ройльса,

который с ветром сросся? А когда стоит кит. И вот этого

автомобильного кита ж подымают

на шестой этаж! Ставши

уменьшеннее мышей, тысяча машинных малышей спит в объятиях

гаража-колосса. Ждут рули

дорваться до руки. И сияют алюминием колеса, круглые,

как дураки. И когда

опять

вдыхают на заре воздух

миллионом

радиаторных ноздрей, кто заставит

и какую дуру нос вертеть

на Лувры и скульптуру?! Автомобиль и Венера - старо-с? Пускай!

Поновее и АХРРов и роз. Мещанская жизнь

не стала иной, Тряхнем и мы футурстариной. Товарищ Полонский!

Мы не позволим любителям старых

дворянских манер в лицо строителям

тыкать мозоли, веками

натертые

у Венер.

* Положение обязывает (фр. noblesse oblige).

1927

ГОСПОДИН "НАРОДНЫЙ АРТИСТ"

Парижские "Последние новости" пишут:

"Шаляпин пожертвовал священнику

Георгию Спасскому на русских

безработных в Париже 5000 франков.

1000 отдана бывшему морскому агенту,

капитану 1-го ранга Дмитриеву,

1000 роздана Спасским лицам, ему

знакомым, по его усмотрению, и

3000 - владыке митрополиту

Евлогию".

Вынув бумажник из-под хвостика фрака, добрейший

Федор Иваныч Шаляпин на русских безработных

пять тысяч франков бросил

на дно

поповской шляпы. Ишь сердобольный,

как заботится! Конешно,

плохо, если жмет безработица. Но...

удивляют получающие пропитанье. Почему

у безработных званье капитанье? Ведь не станет

лезть

морское капитанство на завод труда

и в шахты пота. Так чего же ждет

Евлогиева паства, и какая

ей

нужна работа? Вот если

за нынешней грозою нотною пойдет война

в орудийном аду шаляпинские безработные живо

себе

работу найдут. Впервые

тогда

комсомольская масса, раскрыв

пробитые пулями уши, сведет

знакомство

с шаляпинским басом через бас

белогвардейских пушек. Когда ж

полями,

кровью политыми, рабочие

бросят руки и ноги,вспомним тогда

безработных митрополита Евлогия. Говорят,

артист

большой ребенок. Не знаю,

есть ли

у Шаляпина бонна. Но если

бонны

нету с ним, мы вместо бонны

ему объясним. Есть класс пролетариев

миллиононногорбый и те,

кто покорен фаустовскому тельцу. На бой

последний

класса оба сегодня

сошлись

лицом к лицу. И песня,

и стих

это бомба и знамя, и голос певца

подымает класс, и тот,

кто сегодня

поет не с нами, тот

против нас. А тех,

кто под ноги атакующим бросится, с дороги

уберет

рабочий пинок. С барина

с белого

сорвите, наркомпросцы, народного артиста

красный венок!

1927

НУ, ЧТО Ж!

Раскрыл я

с тихим шорохом глаза страниц... И потянуло

порохом от всех границ.

Не вновь,