Со мной так нельзя!: каким бывает насилие и как его распознать - Светлана Андреевна Морозова

уходу. Попадает в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понева. Более опрятные матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это, однако, бывает реже: «Хорошо, и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли – выросли».31

… Ребёнок по часу и больше ползал в грязи, запачканный, мокрый, кричал, плакал. Чтобы он замолчал, ему иногда давалась в руки печёная картошка, сырое яблоко, огурец и т. п. Иногда он пытался переползти высокий порог избы, падал, ушибался, ссаживал всё лицо и т. п. Свою печёную картошку или огурец он, разумеется, вываливал в грязи и навозе и уже в таком виде ел их, иногда пополам с тем, что текло у него из носу и т. д. Ел отбросы из корыта для свиньи, пил из этого корыта, хватал руками что попало, «нагадит да рукой и хвать». Иногда набивал себе землёю рот, глотал землю.32

Впрочем, даже в крестьянских семьях бесконтрольное произведение на свет потомства не поощрялось:

… Если же баба начинает часто родить, то в семье к этому, конечно, относятся неодобрительно, не стесняясь иногда делать грубые замечания по этому поводу: «Ишь ты, плодливая, обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясёт каждый год, опять щенка ошлепетила…33

В той же книге мы находим описание издевательств над стариками, обыденности матерной брани, лжи и других вещей, которые никак не вяжутся с чистотой и благочестием, приписываемым предкам.

Этой жизни, которой во времена Семёновой-Тян-Шанской жило подавляющее большинство населения России, давно уже нет. Ей подписали приговор не только изменения, произошедшие после революции, но и процессы, связанные с развитием науки и техники. Успехи медицины сделали ненужным рождение большого количества детей (причём это не российская, а общемировая тенденция, так называемый второй демографический переход). О детях теперь принято заботиться, детская смерть – трагедия, а не обыденность; противозачаточные средства обеспечили возможность появления ребёнка тогда, когда он станет желанным, – и это тоже традиция, в том смысле, что для нас это нормально и привычно, у нас здесь так принято. Традиционны для России и женская образованность (тому, кто читал классическую русскую литературу, невозможно не знать слово «курсистка»), и участие женщин в общественной жизни, и их экономическая самостоятельность… Сошлюсь на Стивена Кинга, рассмотревшего проблему домашнего насилия в разных её аспектах: главная героиня романа «Долорес Клейборн» окончательно решается на убийство своего домашнего тирана, когда узнаёт, что он снял все средства для обучения детей и перевёл на свой счёт… Такое не могло быть сделано без её подписи, но банковский служащий пренебрёг этим: ведь это муж! Глава семьи! Действие происходит в 1960 г., и для советской сверстницы Долорес такая ситуация была бы невозможна.

Избирательное право российские женщины получили в 1917 г., чуть раньше, чем женщины Германии и Великобритании (1918 г.), и намного раньше швейцарских (1971 г.).

Напротив, если у кого-то появится желание загнать всех женщин в жёсткие рамки патриархальной семьи и заставить их без конца рожать – это будет воспринято не как традиция, а как новшество, причём неприятное новшество. Традиция – то, что живо, что не только передано от родителей и каких-то дальних предков, но и ощущается своим, полезным, существенным: люди сами вправе решать, какое наследие предков для них традиция, а какое – архаика, которой место в музее. Такое понятие, как семья, претерпевает много изменений, и если противники закона о домашнем насилии воспринимают её как живой организм, то они как никто другой должны понимать, что современного взрослого человека невозможно нарядить как в подгузники и ползунки, так и в армяк и лапти. Люди меняются. Семья меняется. И законы должны отражать изменившуюся реальность, так же как закон о домашнем насилии, который рано или поздно будет принят.

Ложные убеждения

Слово «развод» иногда представлялось Юле окружённым пылающим ореолом, но каждый раз становилось страшно, с колотящимся сердцем приходилось «отодвигать» его от себя. Она же так страдала в детстве от того, что её родители развелись! Мечтала, что вот вырастет и не повторит ошибок своей матери, создаст прочную семью, в которой детям будет хорошо… А получается, что она готова сдаться, отказаться от своей мечты? А Ева? Да, плохо, что дочка присутствует при скандалах родителей, часто плачет, но ведь как же она будет расти без отца? А перед глазами стояла мать, которая обнимает очередного претендента на роль Юлиного отчима. Эти воспоминания до сих пор вызывали слёзы… Но ведь Ева растёт, с каждым днём понимает всё больше; какое у неё сложится представление о матери, с которой так обращается отец, что она с детства будет думать о семейной жизни? Надо что-то делать… И хотя ей было очень стыдно, она решила посоветоваться с матерью и подругами.

– Он тебя бьёт? – перебила Юлю мать, не дослушав историю её злоключений.

– Нет! – на автомате ответила Юля, но сейчас же заставила себя признаться: – Ну, один раз ударил… когда был пьяный. Но он редко бывает пьяным, – тут же по привычке оправдала она мужа.

– Всего один раз? Наплюй! Муж почти не пьёт, зарабатывает отлично, ты сидишь дома с ребёнком, квартира у вас не в ипотеке, а своя… Да ты в раю! А то, что ты рассказала, ерунда: мужики бывают иногда жуткими придурками, но с ними всегда лучше, чем без них. Вот когда твой папочка меня бросил…

Что касается подруг, то возвращаться к общению с ними было приятно, хотя и грустно: вдруг обнаружилось, насколько редко они видятся! Ане Юля не рассказала. Та, конечно, сразу заявит: «Как ты можешь разрешать ему так обращаться с собой? Уходи от него немедленно!» – а этого Юля боялась. Зато другая подруга, Настя, дала иной совет:

– Я прямо вижу, что вы – две души, которые пришли на землю и соединились, чтобы помочь друг другу стать лучше. И ведущая роль здесь – у тебя, потому что женщина рождается, чтобы служить мужчине, но на самом деле сильнее его. Ты должна одолеть всё чёрное в его душе своим терпением, благородством, красотой. Только в тебе слишком много мужского начала: ты всегда была карьеристкой, любила руководить, вечно