Автор тот же - Барщевскнй Михаил

Вадим обомлел. Вот этого он никак не ожидал. Он-то как раз собирался во вступительном слове… А тут ровно наоборот!

— И еще. Не забывайте, вы защищаетесь третьим, последним. Так Самойлов распорядился. Понимаете, что это означает? — Шеф заговорщически улыбнулся.

— Нет! — честно признался Вадим.

— А это означает, молодой человек; что почтенные члены совета, во-первых, подустанут, а во-вторых, многим будет не терпеться продолжить обсуждение за „чашкой чая“. Понимаете?

— Теперь понимаю, — кивнул Вадим. Для него защита была событием, а для них — обыденным ежемесячным мероприятием. Банкет… Вадим о нем вообще не думал. Эту часть вхождения в ряды советских ученых обеспечивала Лена. Тем паче что основные-то отмечания запланированы были дома у ее родителей.

Как ни противилось естество Осипова, но указания шефа он выполнил в точности. Казалось, даже мать с отцом к середине защиты стали позевывать, хотя они-то волновались, как никто другой. Если бы не громкий храп реально уснувшего Наздратенко, инвалида войны, перенесшего сильнейшую контузию и в бодрствующем состоянии постоянно подергивавшего головой, то остальные бы точно уснули. А так, после очередной его рулады остальные члены совета переглядывались, осуждающе качали головами и виновато смотрели на соискателя, продолжавшего как ни в чем не бывало бубнить себе под нос какие-то научные банальности. Шеф специально отобрал в тексте самые скучные, общие моменты, опять-таки, чтобы не привлекать внимание членов совета к предмету, ради которого они, казалось бы, собрались.

Защита тихо подошла к концу, раздали бюллетени, быстро проголосовали и стали ждать официального оглашения результатов. Кто-то Вадима уже поздравлял, тот отнекивался, благодарил, но просил подождать. Когда в зал совета вошла председатель счетной комиссии, Вадим сразу заметил, что на ней лица нет. Она прямиком направилась к Осипову:

— Вадим Михайлович! Вы только не расстраивайтесь, но у нас проблема!

— Что случилось?

— Результат 15 — 0! — с ужасом прошептала ученая дама.

— И что в этом плохого?

— А то, что всего в совете сегодня 14 человек!

— Господи! — успокоился Вадим. — Да возьмите и выбросьте один бюллетень!

Председатель счетной комиссии посмотрела на Осипова с таким ужасом, будто он только что признался ей в прелюбодействе с ее дочерью. Или мамой.

— Да вы что! Это же подлог!

Вадим понимал — только он и никто другой и только сейчас должен найти выход. И он его нашел:

— Я думаю, нет, уверен, что Самойлов посоветовал бы вам ровно то же самое, что я. Хотя решать, конечно, вам, — Вадим постарался изобразить на лице максимальное безразличие. Казалось, женщину сейчас хватит удар. А Вадиму все как-то стало безразлично. Ну, значит, не будет в их семье кандидата наук.

Несчастная дама, тяжело дыша, пробубнила себе под нос: „Посоветуюсь с товарищами“, — и быстро ушла.

Минут через пять счетная комиссия, сияя от счастья, в полном составе появилась в зале. Огласили результат — 15 — 0. Все бросились поздравлять Вадима. Теперь уже вполне официально и радостно. Радостно, потому что больше преград на пути в соседнюю комнату, где жены трех свежих кандидатов накрывали на стол, не существовало. Вадим подошел к сияющей „счетчице“ и спросил, что все это значит.

— Ой, так смешно получилось. Макеев пришел с утра. Посмотрел, кто защищается. Сказал, что работы первых двоих не читал, а вашу читал. Но на защиты не останется. Секретарь его в первые два протокола не включила, там было по 14 членов совета, а в ваш вписала. А я-то не знала! Смотрю: по первым защитам — 14 бюллетеней, а у вас 15. Вот сдуру-то и подняла панику.

Через час, рассадив всех приглашенных на вечернее застолье по такси и машинам друзей, Вадим с Леной отправили их к Лениным родителям и остались в полном одиночестве на пустой от пешеходов улице Фрунзе. Мимо проезжали свободные такси, но они не голосовали. Стояли обнявшись и молчали. Долго молчали.

— Все-таки ты сделал это! — сдавленным голосом произнесла Лена.

— Мы сделали, — нежно целуя жену, ответил Вадим. — Мы! Мы все, и даже Машка с ее карточками. Теперь займемся тобой! — Вадим поднял руку, останавливая очередное проносившееся мимо такси.

Спустя несколько лет, когда Вадим, в очередной раз вспылив по поводу Машкиного разгильдяйства, произнес — „Ты голову-то включи! Соображать надо!“, дочь огрызнулась в ответ: „Если бы я не соображала, ты бы диссертацию не защитил!“

— Знаешь, чтобы карточки перепечатывать, много мозгов не надо!

— А я не про карточки! — Машку понесло. — Я про статью этого, твоего одноклассника!

Вадим замер:

— Ну-ка, рассказывай!

То ли Маша не так боялась остаться без телевизора, то ли полагала, что „срок давности“ распространяется не только на папиных клиентов, но и на нее… Как помнила, она рассказала о своем визите к Самойлову. В конце расплакалась и убежала к себе в комнату. Лена пошла ее успокаивать, хотя и сама носом хлюпала не по-взрослому. А когда вернулась к Вадиму, нашла его в кабинете, с красными, опухшими и абсолютно счастливыми глазами.

Канкан

В день, когда открытка из ВАКа сообщила своим синим прямоугольным штампом со вписанным от руки номером протокола и фамилией Вадима о присвоении ему степени кандидата юридических наук, выяснилось, что больше всех этой вести ждала Илона. Для всех остальных Вадим стал кандидатом сразу после успешной защиты, а вот мама боялась, что диссертацию могут направить „черному рецензенту“, отклонить по формальным основаниям, да мало ли что можно найти, если человека решат „утопить“! В семье к ее страхам (по тогдашним временам — обоснованным) привыкли, посмеивались по-доброму и особого внимания не обращали. Однако открытка из ВАКа реально ставила точку в Вадимовой эпопее с кандидатской.

Точку для Вадима, но не для Лены, И получаса не прошло после доставки Машкой, в кипе остальной почты, драгоценной открытки, как Вадим объявил о новом старте:

— Твой черед, жена!

— Что такое черед? — поинтересовалась Машка, которой до всего было дело.

— Черед — синоним слова „очередь“. А имел я в виду, что теперь мамина очередь защищать кандидатскую. — Предвидя сопротивление жены, Вадим специально разговор завел при дочери. Выведенную на работе формулу — „не важно, что сказать, важно — как и когда“, он применял не задумываясь везде, — и дома, и в компании с друзьями. А вот адвокатский афоризм „не задавай вопрос, на который не знаешь ответа“ родился задолго до Вадима, но он его и осмыслил, и на практике применял на свой лад. В разных ситуациях, в различном состоянии души и психики, в присутствии разных людей ответ на один и тот же вопрос мог, а как правило, и бывал разным.

Судя по Лениному раздосадованному виду, Вадим угадал — в Машкином присутствии обсуждать эту тему она не хотела.

— Потом поговорим. Голубцы будешь на обед? — Лена бросила на Вадима выразительный взгляд.

— Ты мне зубы не заговаривай! Ты когда в аспирантуру поступать будешь? Обещала же, если я защищусь, ты тоже сядешь за кандидатскую. — Вадим находился в прекрасном расположении духа, и подразнить жену было просто „в кайф“.

— А мне опять за карточки садиться? Мне сейчас знаешь сколько уроков на дом задают? — Выяснилось, что Маша союзник мамы, а не папы. Этого Вадим не просчитал.

— Нет, с карточками мама и сама справится. — Вадим сдаваться не собирался. — У нее не так много работы, как у меня было, так что твоему свободному времени ничто не угрожает.

— Это у меня мало работы?! — Ленка вскипела. — Преподавать в двух институтах — мало? Готовиться к лекциям, проверять курсовые, да еще бегать по трем частным урокам! А хозяйство на ком? Ты пришел — все готово. Само, что ли?!

— Бросай работу! Теперь, слава богу, твоя зарплата погоды не делает. — Вадим уже начинал жалеть, что затеял этот разговор. Но признать свое поражение не мог. Принципиально. Машка же, почувствовав тон разговора, сидела тихо, наблюдая за родителями с нескрываемым интересом и некоторым испугом.

Лена перестала расставлять посуду, повернулась к Вадиму и медленно, чеканно проговорила:

— Запомни! Я никогда не буду домохозяйкой! Я никогда не буду сидеть дома, как твоя мама, и ждать, когда ты соизволишь прийти с работы! Я никогда не буду зависеть от тебя! Пусть я зарабатываю гроши, но их зарабатываю я! — И вдруг уже мягче, поняв, что завелась-то без особого повода, добавила: — Вадик! Я не хочу, чтобы тебе стало со мной неинтересно. Ведь если я засяду дома, то… Сам понимаешь. Бытие определяет сознание…

Такой промах жены адвокатский инстинкт Вадима пропустить не мог.

— Так я потому и уговариваю — защищайся! Знаешь, как нам всем, и тебе в первую очередь, интересно будет! Представляешь, в каком окружении вырастет Машка: и отец, и мать — кандидаты наук!