Посмертие. Второй шанс - Виталий Момотюк

Бежать пришлось долго. Уже почти в сумерках нос зверя наконец, учуял знакомый запах — запах разыскиваемой им человеческой стаи. Двуногие прошли здесь совсем недавно, и их можно было легко догнать. Но он поступил по–другому. Зверь лег, и некоторое время лежал неподвижно, давая отдохнуть уставшим мышцам и прислушиваясь к звукам леса. Потом он поднялся и неспешно потрусил по следу двуногих, часто останавливаясь, прислушиваясь и принюхиваясь. Опустившаяся на лес темнота ему совершенно не мешала. Начал давать знать о себе голод, тем более что рядом бродило достаточно дичи, но что‑то удерживало его от начала охоты.

Постепенно он нагонял стаю двуногих. Но когда до них оставалось уже совсем недалеко, дующий в спину ветерок принёс запах, который заставил зверя остановиться. Это был запах тех самых существ, от которых он совсем недавно спасался бегством. Тогда их было много, но сейчас приближалось только двое. Зверь оглянулся в ту сторону, куда вел след человеческой стаи, словно решая: бежать за ними или нет, ещё раз принюхался, а потом прыжком переместился к зарослям кустарника, лег на землю и стал ждать.

В кустах остро пахло спелыми ягодами, многие из которых уже перезрели, лопнули и сочились соком. Запах существ совсем терялся на этом фоне, лишая возможности следить за их приближением. Но зверь не двигался. Его удерживала несвойственная животным уверенность в том, что его противники преследуют туже самую стаю двуногих, и что они точно появятся именно здесь. Нужно только ждать, оставаясь скрытым кустарником, запах которого не даст врагу учуять его точно так же, как и он не может сейчас ощутить их запах. Нужно только ждать.

И он дождался. В призрачном свете двух лун, одна из которых только что появилась на небесах, среди деревьев скользнули две уродливые тени. Высокие, худые существа, напоминающие скорее даже не смесь человека и волка, а павианов переростков, к телам которых кто‑то могущественный приделал тоже изменённые, но все же волчьи головы. Приближение врага зверь почувствовал заранее, хотя слух и обоняние ничего об этом не сообщали. Он просто чувствовал приближающуюся опасность: смутное ощущение беспокойства где‑то в глубинах души. Существа тоже знали его присутствие. Они осторожно двигались по следу двуногих, тщательно принюхиваясь в запахам и прислушиваясь к звукам. Но густой аромат перезревших, а местами уже и подгнивших ягод надёжно скрыл запах зверя, а сам он лежал совершенно неподвижно, напоминая больше всего сжатую пружину.

Существа остановились в том самом месте, где он покинул след стаи двуногих. До сих пор земля ещё хранила его запах, но здесь он резко обрывался. Оба уродливых монстра принялись обнюхивать землю, прислушиваться и вглядываться в окружающий лес. И в один момент они оказались повёрнуты спиной к смертоносной пружине, неподвижно лежащей в кустах. И притаившаяся смерть нанесла удар.

Первый монстр умер почти сразу. Он не успел среагировать на атаку, и мощные челюсти мертвой хваткой сомкнулись на позвонках согнутой шеи: существо как раз в очередной раз обнюхивало траву. Резкий хруст и обмякшее тело, возвестили о том, что теперь у зверя остался один противник. Зато второй имел в своем распоряжении достаточно времени, чтобы отреагировать. Могучим прыжком он метнул своё тело к ближайшему дереву, оттолкнулся от него и приземлился уже за спиной врага. Правда, зверь успел оставить поверженного противника умирать на окровавленной траве, хрипя и в бессильной злобе хрустя мощными челюстями, что позволило ему встретить атаку. Два тела сшиблись ещё в воздухе, и именно это обстоятельство спасло зверя от неминуемого поражения. Существо атаковало не только челюстями, но и внушающими уважение когтями на передних конечностях. Окажись зверь чуть менее проворным, и это опасное оружие неминуемо вонзилось бы ему в живот, разрывая внутренние органы. А так они только полосовали ему спину и бока: больно, но не смертельно. Удара мощных челюстей монстра ему тоже удалось избежать, но вот вонзиться в глотку врага не получилось: клыки лишь скользнули по нижней челюсти, а по большей части только разорвали в клочья левую скулу врага. Оказавшись на земле, монстр отшвырнул противника от себя и прыгнул на толстую ветку ближайшего дерева. Дикий рев прокатился по лесу, заставляя даже самых свирепых хищников остановиться и замереть. В ответ зверь издал боевой клич своего народа, одновременно похожий и не похожий на вой местных волков. Монстр зарычал и словно огромная обезьяна перепрыгнул на другое дерево. Потом на следующее. Он стремительно перемещался на безопасной высоте вокруг противника, выжидаю удобный момент для решительного броска. Зверь едва успевал следить за его прыжками.

Что‑то изменилось в сознании. Неведомая доселе ненависть к врагу, вызванная предчувствием близкого поражения от более слабого, но лучше приспособленного к таким схваткам противника, словно сломала какие‑то невидимые барьеры в душе. В поисках пути к победе, дух зверя потянулся куда‑то в глубину, откуда ему навстречу по невидимым тропам уже спешил двуногий. К звериным инстинктам будто подключилась логика, присущая человеку, заставляя плоть стремительно изменяться, чтобы соответствовать потребностям схватки. Пока тварь совершала очередной прыжок, зверь словно поплыл. И когда монстр снова посмотрел на землю, то увидел там существо, сильно напоминающее его самого. Но посторонний наблюдатель, случись ему присутствовать при этих событиях, отметил бы в изменённом звере больше сходства с человеком и некое благородство, в то время как рычащая в кроне дерева тварь являлась воплощением звериной силы и дикой злобы.

Звериные инстинкты никуда не делись, но теперь они служили проводником логически выверенным решениям. Могучие руки сомкнулись на ещё вздрагивающем теле, и когда злобная тварь совершила очередной прыжок, запустили в полёт этот весьма необычный снаряд. Оба монстра: живой и мёртвый, столкнулись в воздухе, после чего улетели в пространство между могучими стволами лесных великанов. А следом метнулось мощное тело, покрытое светлым, почти белым мехом, и кровавыми пятнами. Противники сцепились и покатились по ковру из опавших листьев и сухих веток. Яростное рычание вырывалось из двух глоток, щёлкали мощные челюсти и хрустели кости в смертельных объятиях. Наконец противники остановились: светлая фигура сумела прижать своего врага к земле, навалившись всем весом тому на спину и ухватив за лодыжки. Медленно, но неумолимо зверь начал выгибать своего противника в дугу до тех пор, пока его позвоночник не выдержал давления и сломался с противным хрустом. Дикий вой возвестил обитателям ночного леса о поражении второго монстра, но он быстро прервался, когда хрустнули позвонки сворачиваемой шеи.