Недотрога - Яна Невинная

придется бороться со Злом и Тьмой этого мира? Бороться самой, без помощи, без подсказки, без возможности выплакаться в жилетку. Наверное, это и называется взрослением. А в моем случае и прозрением.

Все адские пять минут, пока длилось самоудовлетворение Славы, я лежала с зажмуренными глазами, вынужденная слушать шуршание и плохо сдерживаемые стоны, и всё это под аккомпанемент моей же музыки, которая навсегда теперь будет ассоциироваться с негативом. Водитель устроил мне настоящую пытку, невыносимое испытание, и я едва терпела, чтобы с криками не подскочить с кровати и не рвануть к выходу.

Но ведь он не отпустит. Того и гляди, нападает и изнасилует… В таком-то возбужденном состоянии. Похотливое ничтожество…

Надо придумать, как сбежать из его квартиры, а пока сделать единственное, что может меня спасти, — изобразить больную. Собственно, особо не пришлось притворяться. Чувствовала я себя и в самом деле неважно.

Слава вскоре обмяк в кресле, выключил видео и вышел из спальни, чтобы вернуться спустя час. Только тогда я показала, что проснулась. Ответила со слабой сонной улыбкой на его доброе приветствие. Постонала, поохала, поприкладывала ладонь ко лбу и получила заботу и бегающего вокруг меня мужчину с мокрыми тряпками, таблетками и горячим чаем с лимоном. Он мне даже жидкую рисовую кашу сварил, чтобы помочь успокоить желудок. За такими нехитрыми делами прошла половина дня. Я лежала на постели, отчаянно желая принять душ и почистить зубы, при этом понимая, что настолько активная деятельность покажет, что я окончательно пришла в себя.

Да и приставать к чистой девушке наверняка гораздо приятнее, чем к покрытой испариной. Надо как-то добыть сумку с телефоном, кошельком и ключом от квартиры, подумала я поначалу, а потом вспомнила, что прячусь и мне нельзя возвращаться домой.

Суворов настигнет, он явно не оставит меня в покое.

Я уже поняла, что он способен на всё ради своей мести. При одной мысли о нем накрывала волна липкого ужаса и омерзения. А еще страха.

Сумку со всеми моими вещами, брошенными в клубе, привез Альберт по просьбе Славы, они съездили ко мне на квартиру и взяли оттуда все самое необходимое. Так что не было никакой надобности светиться в том месте, где меня могут найти люди Суворова. И я стала вроде бы гостьей, а вроде бы и пленницей водителя с непонятными намерениями…

Находясь в квартире потенциального насильника, я, конечно, понимала, что спаслась от какого-нибудь богатого клиента, который бы выкупил мой лот на аукционе. Кто знает, где сейчас могла бы быть. Что бы со мной творили… От проносившихся в голове образов извращенных грязных оргий затошнило. Снова вспомнила Суворова, мечтающего подложить меня под богатого мерзкого старикашку. И денег поиметь, и любовнице отца с лихвой отомстить. До сих пор в голове не укладывается, что я оказалась втянута во что-то подобное.

И что вообще в нашем мире существуют такие заведения, открываются с пафосом, якобы для элиты, для избранных, а не для какой-то швали подзаборной, а по сути своей — обычный бордель!

От осознания всего этого на душе скапливалось странное чувство, будто окунули в грязь и не могу от нее отмыться, будто весь мир покрыт этой самой грязью, и от нее не избавиться, как ни старайся. Это ощущение не смывается водой, ничем не смывается. И если я думала, что останусь чистенькой после всего случившегося, то я очень-очень наивна, а таким на свете прожить ой как трудно.

За то, что перевернул мой мир, ненавижу Максима Суворова, и за то, что заставил меня испытывать это уничтожающее душу чувство… За этот жуткий переход от состояния робкой влюбленности до презрения и страха не только за свою чистоту, но и за жизнь — свою и близких.

В моей реальности должны быть заботливая мама, умные книги, вдохновляющая музыка, радуга и розовые единороги, а не вот это вот всё… Не эта мерзость, в которую он меня окунул по самую макушку. Гад. Ничтожество. Мстительный поганый урод.

И как только земля таких носит? Это несправедливо.

Всё же правильно сделала, что сбежала. Останься я — и меня бы больше не существовало, я бы просто духовно умерла.

Перекантоваться в квартире Славы — вариант гораздо лучший, если только я смогу избежать поползновений ко мне в постель с его стороны.

Ох, никогда не оказывалась в таких ситуациях и совершенно не знала, как выкручиваться. Обдать холодным презрением не выйдет, нужно налаживать контакт. Но как с ним разговаривать, когда от одной мысли о том, что он этими самыми руками, которыми себя трогал, касается меня, оторопь по телу проходит? Он вызывал одно-единственное чувство — отвращение, и я боялась, что не смогу сдержать эмоции — всё будет видно по лицу.

Но придется сыграть неведение и доверчивость, показать, что я ему благодарна и отвечаю взаимностью.

Проводя с хозяином квартиры длинные однообразные дни, я присматривалась к нему и, к собственному удивлению, не замечала никаких признаков того, что он ко мне неровно дышит. Если бы не то злополучное утро, когда я застала его за мерзким занятием, можно было бы подумать, что мне всё приснилось. Водитель по-прежнему изображал заботливого друга, мы не касались опасных тем, говоря обо всем и ни о чем.

Я, конечно, человек терпеливый, но даже я не выдержала иллюзии домашнего очага.

Мы совершенно чужие друг другу люди, у него своя жизнь, у меня — своя. Скорее всего, ему нужно работать, а не изображать мою няньку. А мне кровь из носу пора разобраться с мамой и учебой, которую совсем позабыла, безбожно прогуливая. Что в моем учебном заведении — преступная беззаботность. Возможно, где-то в другом месте позволяется пропускать занятия без вреда для общей картины, вот только не в моей консерватории. Обязательно заметят и не спустят. Нужно сходить в деканат и придумать вескую причину для пропусков занятий…

К тому же жить в постоянном страхе ожидания расправы Суворова — то еще удовольствие. Жить и бояться, что он найдет меня и притащит в клуб, вытолкнув на сцену голой. Я устала от этого, совершенно измоталась.

И хоть ужасно трусила заводить серьезный разговор, мне надоело ходить вокруг да около. Пора было что-то решать и менять ситуацию.