Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская

Зато имелась любимейшая мама на родине, которая раз в месяц присылала ему большую коробку с едой, вокруг которой закатывались коллективные пиршества. Ничего у него не держалось в собственности, ничего он не хранил. Видимо, имелось что – десяток книг по друзьям, зимняя куртка у подруги. И жил тоже по друзьям и подругам, денег шиш, работа сутки через трое. Зато свободища, счастье передвижений, туча знакомых повсюду, не так как раньше, жена – квартира – диссертация, десять часов в день вынуто, работа плюс доехать туда-назад.

Все это Надюша выведала не сразу, но многое поняла из смешных жизненных примеров, которые Он (с большой уже буквы Он) приводил, а однажды сказал, лежа на раскладушке в тени: «С тобой-то хорошо вон покупать». Дело было после обеда.

Но чем дальше, тем больше Надежда мрачнела: близилась пора отъезда.

Причем она заранее запланировала отвезти ребенка на родину предков. Там теперь жил ближайший родственник покойного мужа, его брат-близнец, чья мятежная душа (с алкогольным, правда, уклоном) позвала его вон из Москвы. Он как будто сбежал от вечных попреков жены и ее родителей, а получилось, что и от своих детей тоже сбежал, и навсегда. Подвернулась работа по специальности далеко от дома, он и уехал. Судьба поманила, но оказалось, что там, куда она поманила, выпить было не с кем, местные научные сотрудники привыкли выпивать дома и пришельца не приглашали, приходилось пить со слесарями. Все друзья остались пить дома, а новых не завелось, местные сторонились столичного алкоголика. И он все звонил в Москву, зазывал Надю: тут у меня юг, жилье будет у вас бесплатно, еда тоже, поездите всюду, интересно же, парень увидит родину предков. И билет обратный вам куплю, и фруктов с собой дам, при институте целый сад, приезжайте.

Брат мужа очень тосковал и ждал вдову брата как манну небесную, все, сказал, приготовил, у вас комната гостиничного типа в институте, с плиткой и раковиной, с двумя кроватями и бельем.

До школы еще было три недели, а тут южные края, горы, дешевые фрукты, овощи, и денег не надо, только самолет в одну сторону, да это и дешевле, чем в Москву. На все дешевое и бесплатное бедняк согласен, так все и произошло.

И поехала пара бескопеечных в гости, и нить судьбы надорвалась, не было продолжения, бородатенький исчез за поворотом жизни.

Но на новом месте у матери с ребенком тоже ничего хорошего не вышло, сынок увидел в засохшем институтском саду чехол змеи, пестрый блестящий чулок как сама змея, и у него началась аллергия.

Человек чихал, как десятилетний Карабас-Барабас, и извергал потоки из носу, всюду теперь его водили с полотенцем на шее, с мокрым полотенцем. Неделя как-то прошла в беспрерывном чихании, что-то ели, куда-то ездили на автобусе, посещали древние храмы, даже пили бесплатную (а как же, Данилка выпил десять стаканов) минеральную воду из источников на горе, чихая и кашляя, а местные джигиты сигналили на шоссе беленькой Наде, останавливали свои тачки, предлагали довезти, она шла на рынок под беспрерывные гудки, хлопали дверцы, звучали приглашения, проходу не было, даже с балкона ей как-то крикнули, там стоял пацан лет девяти и показывал ей средний палец, до того дело дошло.

Все местные, видимо, были убеждены, что русские блондинки на каблуках – доступные шлюхи.

Только присутствие громко и беспрерывно чихающего мальчика, идущего с полотенцем на плече, как-то переводило общее внимание в другую плоскость: почему так чихает, слушай?

Так все и волоклось под палящим солнцем, и наконец дядька достал билет на самолет в Москву и довез чихающих и кашляющих родственников до аэропорта и пошел провожать их прямо в самолет, волоча свой подарок – рюкзак с каменными зелеными персиками из того самого институтского сада. Взгромоздил родню с вещами наверх и плюхнулся на соседнее сиденье, сделав страшные глаза Наде и ребенку: не выдавайте! Опять, видимо, свобода издала свой трубный вопль, и, повинуясь ему, дядька снова дернулся бросить все и вернуться домой (где его, кстати, никто не ждал: ни бывшая жена, ни мать с отцом, давно махнувшие рукой на своего сына).

Однако в самолете началась какая-то свистопляска, посторонние люди стали носить в салон и устанавливать в проходе груды пахучих ящиков (явно для московских рынков), а затем могучие стюарды кинулись шерстить пассажиров, ибо явно возник серьезный перевес, если уж багажное отделение выплеснуло в салон столько груза. И бедного дядьку Данилы высадили. Один нашелся все-таки лишний. Его, несчастного, жалко улыбающегося, усатые стюарды, очень довольные, вывели вон.

Самолет долго не мог взлететь, пилоты не решались, видимо. По всему было понятно, что экипаж и заработать хочет, и гробануться опасается. Наконец деньги перевесили, и брюхатый, дребезжащий транспорт тяжело полетел в Москву поздней ночью.

Надя не могла уснуть, тревожилась, приедет ли Саша встречать их во Внуково. Накануне она позвонила в Москву и передала ему через его почти постоянных хозяев, что они прилетают восемнадцатого.

– Кто конкретно прилетает? – спросил женский голос.

– Надя с Даней, Надежда. В четыре утра. Рейс запишите.

– Какая Надежда?

– Ну Надя, из Еревана. И Даня.

– Из Еревана Надя и Даня? Какой рейс? Так. Погодите. Запишу.

Голос был неприветливый. Передаст или нет?

Данилка заснул. Он перестал чихать, как только вошел в самолет.

Надя пошла в туалет.

Весь воняющий компотом и брагой самолет дрых.

В туалете наверху, над унитазом, оказался иллюминатор. Забравшись на шаткий унитаз, Надя впилась глазами в ночное небо – заглянула вверх и потом вниз. Полная тьмы, глубокая звездная ночь стояла в мире. Звезды были везде: вверху, по сторонам и внизу, а землю почти не было видно, разве что там тоже светились какие-то мелкие туманные созвездия. Лететь среди звезд буквально в космосе было настолько упоительно и прекрасно, что возникало чувство неземной свободы, даже невесомости и все это в вонючем, залитом водой туалете с раковиной без мыла и с грязным полотенцем на крючке! И еще стоя ногами на грязном унитазе.

Надя вдруг подумала, не проснулся ли Даня и не забеспокоился ли, где мать. И она спрыгнула и вернулась на свое место. Даня мирно спал. Закончился этот ночной полет среди звезд, что будет дальше?

Надя возвращалась домой, в свои проблемы, в тяжелый труд, в неизвестность, будет ли работа.

Как хотя бы дотащить этот рюкзак с каменными персиками? Дядька Дани набил его под завязку в бесплатном саду института, килограммов десять. Да еще и чемодан, и сонный Данька.

Саша не придет. Он сова. Он засыпает под утро. Даже если ему сказала та его подруга, принявшая заказ от ереванских жителей. Голос у нее был слегка презрительный, какая Надя? Как она в конце сказала: «Хорошо, если он явится, передам».

Саша приехал во Внуково, радостно хлопотал, схватил чемодан и рюкзак, потом оставил их и взвалил сонного Данилку на спину, после чего подобрал весь багаж, они вышли на площадь. Постояли, сели в ночной автобус и на рассвете ехали через чистую, прекрасную, пустейшую летнюю Москву, какие-то сады мелькали, розовые дома на заре.

Данилка дрых, сопли у него прошли, голова его лежала на Сашиной руке. Надя сидела через проход и плакала без слез, это то продолжалось, тот полет среди звезд, незаконный, без надежды, случайный.

Дома Надя быстро приготовила для своего неземного гостя раскладушку на кухне, быстро приняла душ, легла и быстро проснулась от счастья.

Было девять утра. Тишина стояла в воскресном городе. Мальчики спали как убитые. Саша заливисто храпел.

Надя оделась и выскочила вон. И на все оставшиеся деньги, не думая о завтрашнем дне, накупила в «Диете» еды.

Ночной полет продолжался.

И родились дети.

Сказки

Мешок с лампочками

Однажды в некотором доме лампочки отказались гаснуть.

Пришла ночь, а они все горели и горели и при этом говорили:

– Что же это такое получается! Утром мы не светим, днем мы не светим – ну это еще понятно. Но почему мы ночью не светим! Мы хотим светить и ночью!

Такие горячие оказались души.

И они светились, хотя все в доме было выключено.

Тогда вызвали электромонтера.

Он был человек простой и просто вывинтил первую попавшуюся лампочку.

Но эта лампочка не хотела сдаваться. Она горела в руке электромонтера сама по себе, совершенно одна, без помощи патрона, проводов, столбов и электростанции.

Монтер тогда взял лестницу и вывинтил все остальные горящие лампочки. Он положил их в мешок, подумал и понес к себе домой, мало ли, может, пригодятся!

Он шел домой глубокой ночью, и вот там, где он проходил, начинали петь птицы – они думали, что восходит солнце, такой свет шел из мешка.

Но электромонтер двигался быстро, и птицам приходилось вскоре опять ложиться спать, потому что монтер уносил мешок все дальше, скрывался, допустим, за горой, и постепенно все темнело. Мешок с лампочками удалялся, и получался как бы закат мешка.