Лондонские тайны - Джулия Куинн

– На шее?

– Нет, в носу! Ну конечно, на шее!

Он посмотрел на нее, как бы заново оценивая.

– Вы не такая, как я думал.

– Принимая во внимание ваше первоначальное мнение о моей персоне, это, пожалуй, к лучшему. Так есть у нее этот бриллиант?

– Да.

– Тогда это леди Моттрам, – уверенно заключила она. – Хозяйка дома. А это значит, по крайней мере, несколько минут он будет занят. Игнорировать ее было бы невежливо.

– Я бы не рассчитывал на то, что он ради вежливости изменит свое поведение.

– Не беспокойтесь, он не удерет. У леди М. цепкие щупальца. И две незамужние дочери.

– Может, нам стоит направиться в противоположном направлении?

Брови ее шаловливо приподнялись.

– Пошли.

И она начала мастерски пробираться сквозь толпу. Он следовал за звуками ее смеха и – каждый раз, когда она оборачивалась, чтобы удостовериться, что он не отстал – за опьяняющей вспышкой ее улыбки.

Наконец, они достигли ниши в стене, и она плюхнулась на сиденье, хихикая и задыхаясь. Он встал рядом, храня гораздо большее спокойствие. Ему не хотелось садиться. Не сейчас. Ему следовало следить за принцем.

– Здесь ему нас не найти, – весело заявила она.

И никтому другому тоже, невольно отметил Гарри. Ниша вовсе не была risqué(1), она имела широкий выход в бальный зал. Но угловое расположение и округлые, как утроба, стены – делали ее почти незаметной из зала. Чтобы заглянуть внутрь, нужно было смотреть под определенным углом.

Она совершенно не подходила для соблазнения и прочих дел подобного рода, и все же была удивительно интимна. И еще давала отличное убежище от шума бального зала.

– Это замечательно, – объявила Оливия.

Неожиданно Гарри обнаружил, что совершенно с ней согласен.

– Действительно.

Она легко вздохнула.

– Боюсь, мне все же не удастся избегать его всю ночь.

– Можно попробовать.

Она покачала головой.

– Мама обязательно найдет меня.

– Она что, пытается выдать вас за него замуж? – спросил он, усаживаясь рядом с ней на изогнутую деревянную скамеечку.

– Нет. Она не захочет, чтобы я уезжала так далеко. Но он все–таки принц. – Она обратила на него полный фатализма взгляд. – Это честь. Я имею в виду, его внимание.

Гарри кивнул. Не соглашаясь, просто ободряюще.

– И есть еще кое–что. – Она внезапно замолчала, потом снова открыла рот. Но так ничего и не сказала.

– Что «еще»? – мягко подбодрил он.

– Вам можно доверять?

– Можно, – ответил он. – Но я уверен, что вы уже знаете, джентльмену, уверяющему, что ему можно доверять, верить нельзя ни в коем случае.

Это вызвало на ее губах легкую улыбку.

– Чистая правда, и все такое. И все же…

– Рассказывайте, – тихо произнес он.

– Ну… – Глаза Оливии смотрели куда–то вдаль, будто она искала слова или, возможно, уже нашла их, но они пока не сложились в подходящие предложения. И заговорив, она на него тоже не посмотрела.

Но и намеренно не избегала его взгляда.

– Я уже… отклонила ухаживания многих джентльменов.

Он удивился столь осторожному использованию слова «отклонила», но не стал ее прерывать.

– Я не то чтобы считала себя выше их. Ну… то есть, некоторых из них, наверное, да. – Она повернулась и прямо посмотрела на Гарри. – Некоторые были просто ужасны.

– Понятно.

– Но большинство… С ними не то, чтобы было что–то не так. Просто они были… не те. – Она вздохнула, немного печально, как ему показалось.

Ему это ужасно не понравилось.

– И теперь… Конечно, в лицо мне этого никто не скажет… – продолжила она.

– Но вы заработали репутацию черезчур разборчивой девушки?

Она бросила на него страдальческий взгляд.

– Я слышала определение «привередливая». Одно из них, по–крайней мере. – Глаза ее затуманились. – Другие мне повторять не хочется.

Гарри опустил глаза на свою левую руку. Оказывается, она изогнулась, напряглась и сжалась в кулак. Оливия искренне пыталась все сгладить, но слухи, похоже, больно ранили ее.

Она откинулась назад, прислонилась к стене и задумчиво вздохнула.

– А этот случай… о, он и правда побивает все рекорды, поскольку… – она помотала головой и возвела глаза к небу, словно прося совета или прощения. Или, хотя бы, понимания.

Она оглядела толпу и улыбнулась, но это была грустная, смущенная улыбка. И продолжила:

– Некоторые даже говорили «Кого она думает дождаться? Принца?»

– А!

Она повернулась к нему с предельно открытым выражением лица.

– Теперь вы видите, в чем проблема.

– Пожалуй.

– Если люди заметят, что я отвергла и его, я стану… – Она прикусила губу, подыскивая подходящее слово. – Не посмешищем… Не знаю, кем я стану, но это будет малоприятно.

Выражение его лица, вроде, не изменилось. И все же оно было обжигающе нежным, когда он произнес:

– Уверен, не стоит выходить замуж за принца только чтобы показать обществу, какая вы славная.

– Конечно, нет. Но люди должны видеть, что я, по крайней мере, оказываю ему все возможное почтение. Если я просто отвергну его… – Оливия вздохнула. Она это ненавидела. Просто ненавидела, но никогда ни с кем об этом не говорила, потому что любой просто ответил бы ей что–нибудь ужасное и ехидное, типа «нам бы всем твои проблемы».

Да, она знала, как ей повезло, она понимала, что это благословение, и что у нее в этой жизни нет права жаловаться решительно ни на что, и она вовсе не жаловалась… не вполне.

Правда, иногда она все–таки жаловалась.

И иногда ей просто хотелось, чтобы мужчины прекратили обращать на нее внимание, прекратили называть ее прекрасной, обворожительной и изящной (каковой она вовсе не являлась). Она хотела, чтобы они прекратили наносить ей визиты, просить у ее отца разрешения ухаживать за ней, потому что ни один из них не был правильным, а она, черт бы побрал все на свете, не хотела соглашаться на нечто просто «приемлемое».

– Вы всегда были хорошенькой? – очень тихо спросил он.

Какой странный вопрос. Странный и сильный, и не из тех, на которые она решилась бы отвечать, вот только, неясно почему…

– Да.

Вот только, неясно почему, с ним это казалось естественным.

Он кивнул.

– Я так и думал. У вас тип лица такой.

Она в новом приливе энергии развернулась к нему.

– Я рассказывала вам про Миранду?

– Не думаю.

– Это моя подруга. Она вышла замуж за моего брата.

– Ах, да. Вы как раз сегодня писали ей письмо.

Оливия кивнула.

– Миранда была эдаким гадким утенком. Худющая, и ноги длинные–предлинные. Мы все шутили, что они растут у нее прямо от шеи. Но я никогда этого не замечала. Она была просто моей подругой. Лучшей, любимейшей, веселейшей в мире подругой. Мы учились с ней вместе. Мы вообще все делали вместе.