Афон и его судьба - Владислав Маевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каруля. Келии отшельников над морем
Не забуду я этого разговора, оставившего неизгладимый след в моей душе. Он касался исключительно вопросов моей личной жизни, но как хорошо понимал старец эту мою жизнь, протекавшую от него так далеко среди мирской суеты! Какие простые и в то же время мудрые советы преподал он мне из глубины своего афонского уединения! И тогда понял я, какое великое благо представляет собой для христианского мира подлинное отшельничество и старчество во Христе, каких духовных высот могут достигнуть его истинные и достойные служители.
Затем отец Феодосий повел меня в свой крошечный «храм»-пещерку, и я простоял в нем вечерню. Церковка, прилепившаяся к скале, не превышала нескольких шагов в длину и ширину, гнездилась высоко над крутым скатом. Но чувства благоговения и высокого настроения владели сердцем во время молитвы в этом храме. Тихо мерцали восковые огарочки перед ликом закоптелых икон, проникновенно звучали слова молитв. А за спиной, за выходом из этого скромного дома молитвы простиралось бескрайное море и синели суровые горные склоны, такие далекие и чуждые всему суетному миру. И, выстаивая богослужение в церковке отца Феодосия, я совсем позабыл о своей усталости от тяжелого подъема на карульские высоты, почти валившей меня с ног еще так недавно.
Когда вечерня окончилась, я не мог удержаться, чтобы не побеспокоить старца новой просьбой еще побеседовать, что он и исполнил с прежней охотой и любовью. Мы уселись у входа в келийку старца и, глядя на море и прильнувшие к скалам каливки, стали беседовать как очень давние знакомые и друзья. Я обратился с вопросом: возможно ли спастись, живя в миру? Выслушав мой вопрос, старец немного задумался, а затем ласково сказал:
– В этом случае повторю лишь слова моего учителя, оптинского старца, который на подобный вопрос мудро ответил, что в своих решениях нужно руководствоваться здравым рассуждением, основывающимся на заповедях Господних. Но при этом нужно помнить, конечно, что и все добродетели крайне нужны тем, кто ищут Бога. Но мы знаем и то, что многие измождали свои тела, удалялись в пустыню, усердно ревновали в трудах, любили нищету и, несмотря на все это, падали, склонившись на зло, и делались достойными осуждения. Причина этому, что они не обладали добродетелью рассуждения и благоразумия, ибо эта добродетель направляет человека по прямому пути и удерживает его от уклонения. Рассуждение есть око души и ее светильник. Рассуждение есть поэтому и главная добродетель, по определению святого Антония Великого, а потому нужно руководствоваться здравым рассуждением, основывающимся на заповедях Господних и на любви к ближним. Удалившись от мира и покинув семью, человек далеко не всегда находит покой душе своей. Подвиги нищеты и самоотвержения могут только отдалить от Бога. Помогайте по усердию бедным, соблюдайте уставы Святой Церкви – и получите желанный мир душе, и будете жить во славу Божию.
Таков совет высокой и практической мудрости, преподанный святогорскому паломнику.
* * *Время летело, а я готов был слушать отца Феодосия еще и еще. Но вот он поднялся и с ласковой улыбкой сказал:
– Теперь простите, простите меня, грешного. Вот и солнышко уже заходит…
Огненный его шар действительно уже скрылся за горами, и краски приближающейся ночи быстро покрывали морскую даль. Отец Феодосий удалился в свою келийку и, как я узнал от отца Никодима, далеко не для отдыха и сна.
– Он еще молиться будет часа два, батюшка-то наш, – с любовью сказал его преданный ученик. – Редкий подвижник!.. От него только и учиться нам, грешным монахам.
Стал накрапывать дождик, и я решился дожидаться утра при келии добрейшего отца Феодосия, выбрав себе для ложа доски около отвеса скалы под церковкой старца. Дверь оставалась открытой. Ночь была теплой и тихой, с темным небом, усеянным мириадами звезд. Я улегся, но сон долго не приходил ко мне: слишком необычны были впечатления минувшего дня, из коих самыми сильными были беседы с благостным старцем. Их приходилось не только помнить, но и подлинно переживать впоследствии.
Под конец я все же заснул, убаюканный чуть слышным шумом моря и ласкового ветерка, дувшего со стороны афонских скал. А на рассвете мы уже двигались дальше, направляясь в Кираши.
Кираши
От келийки отца Феодосия на Каруле мы направились к Кирашам, или келлии Св. Георгия, куда нас любезно согласился проводить карульский житель отец Иоиль, знавший туда всю нелегкую дорогу. Правда можно было бы избежать сухопутного движения и отправиться к намеченной цели на лодке, вдоль причудливо извилистых берегов. Но на этот раз наше плавание оказалось невозможным вследствие каприза морских вод: они были покрыты «фортуной», т. е. волнением, которое и заставило нас решиться на путешествие более утомительное, но верное.
– Фортуна может помешать нам попасть в Кираши вовремя. Иногда с волнами приходится бороться часами, – пояснил отец Иоиль. – Лучше уж пойдем по скалам. Конечно, трудновато вам будет с непривычки, но Господь поможет!
Отец Иоиль был прав. После выхода из гостеприимной келлии отца Феодосия идти в сторону Кирашей оказалось не легко, в особенности после того как южное солнце сменило свои утренние лучи на дневные. А от них не могли нас защитить нависшие над тропинкой скалы, вследствие чего приходилось идти под палящим зноем, становившемся все ожесточеннее по мере восхождения солнца к полуденной точке. Узкая тропинка вилась вдоль отвеса скал, которые, казалось, так и готовы были ежеминутно опрокинуться в темную бездну, вследствие чего путь наш представлялся не только тяжелым, но и опасным. Между тем виды, открывавшиеся перед нами, с каждой минутой становились все красивее и восхитительнее: зеленели, освещенные ярким солнцем, заросли, покрывавшие горы, светилось за ними бирюзовое море, сказочными исполинами стояли над ними громадные горы.
А мы поднимались, изнемогая, все выше и выше. И вдруг – поворот, а за ним спуск в горное ущелье, полное тишины, прохлады и ласкового журчания еще невидимых вод. Еще несколько шагов – и перед нашими глазами открылась видимая причина этой чудесной музыки: горный ручеек бежит по дну ущелья, насыщая все вокруг приятной свежестью и даря силы совсем новой буйно-зеленой растительности, поднимавшейся на его берегах. Не помню, как долго шли мы этим ущельем, вдыхая в себя его чудный воздух, насыщенный бодрящим запахом каких-то незнакомых трав и цветов.
– Здесь замечательно по холодку-то! – простодушно заметил один из монахов. – А дальше еще и лесок будет.
И действительно, вскоре мы вошли в этот «лесок», на самом же деле оказавшийся громадным вековым лесом, жутким и таинственным, тянувшемся далеко во все стороны. Мы долго шли этим лесом по чуть заметной тропинке, которую скорее угадывал своим пустынническим чутьем, а не видел отец Иоиль. Но удивительно прекрасен был этот лес, как бы самим Богом предназначенный для пустынников и отшельников. Кругом – ни человеческого жилья, ни пастбищ домашнего скота, ни окриков пахарей, ни встречных путников на узкой и извилистой тропинке. И везде только одна жуткая, таинственная тишина, лишь изредка нарушаемая грохотом отвалившегося с соседних скал камня или монотонным журчанием источника.
Не помню, сколько времени мы шли среди этого лесного векового царства, то роскошно-сказочного, то грандиозно-сурового. Помню только, что путешествие это под конец меня утомило до крайности. Дошло до того, что я уже едва передвигал ноги, делая каждый шаг с большим усилием и напряжением. А крупные дорожные камни, покрывавшие тропинку, постоянно выскальзывали из-под ног, приближая меня к падению. Вечер, между тем, уже приближался. Из лесной чащи все сильнее веяло его прохладной сыростью. Но, будучи готов каждую минуту попросту свалиться на землю от усталости, я уже начинал отчаиваться. А келлии Св. Георгия, к которой лежал наш путь, все не было и не было, несмотря на то что шедший впереди отец Иоиль неоднократно утешал меня, говоря, что она находится совсем уже близко.
– Вот, вот перевалик небольшой, а за ним и спуск к келлии. Теперь до нее, право же, рукой подать!
Но вместо этой «рукой подать» я только видел перед собой новые подъемы в густой лес, тянувшийся, казалось, на бесконечное число километров. Наконец тропинка пошла по более ровному месту, сделалась как будто более широкой и утоптанной. И спустя еще немного времени далеко внизу показалась давно желанная келлия, паломничество к которой было совершено с таким трудом.
Мы уже достигали нашей цели. Не прошло и нескольких минут, как я уже находился в обществе гостеприимного, радушного и простого старца отца Дорофея и кирашанских братий, вскоре заставивших меня совсем позабыть о всех трудностях путешествия в эту далекую обитель южного Афона.
* * *После ужина, завершенного вечерней молитвой, я долго еще не ложился спать, любуясь из окна моей келийки чудной ночью, звездным небом и доносившимся шепотом моря. С мягкой звучностью пела ночная птица. И эти звуки в тишине чудесного вечера как-то успокаивали после утомительного дня.