Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

Сердце было центром сострадания, умения, способности ценить прекрасное и художественных наклонностей. Раскрытие центра сердца помогало развить в себе творческие способности. Великий Мастер подчеркивал, что именно этот центр раскрывал творческую сторону личности и что у некоторых людей – таких, как Туман В Ущелье, который был необыкновенно одаренным музыкантом, – этот центр был открыт постоянно.

Центр гортани, естественно, улучшал голосовые способности, но вместе с этим отвечал и за ясновидение. Использование этого центра вместе с третьим глазом позволяло проникать в иные реальности, которые находились в поле зрения этого центра. Часто случалось так, что Сайхун не мог понять значение своих духовных ощущений, пока центр гортани не подсказывал ему истинное содержание пережитого.

Верхний центр даньтянь, или третий глаз, воспринимал другие измерения. Как неоднократно утверждал Великий Мастер, большинство людей, и Сайхун в том числе, привыкали видеть мир лишь одним, совершенно определенным образом, называя это «жизненным опытом». Но в действительности это нельзя было назвать реальностью. Реальность заключалась в быстрой смене нескольких иллюзий одновременно, что объяснялось существованием многих измерений одновременно. Благодаря третьему глазу Сайхун мог проницать мир иллюзии, достигая скрытого за ним истинного смысла.

Постепенный переход ко все более высшим центрам символизировал систему обучения, по которой занимался Сайхун. Вначале он занимался развитием своего тела; затем изучил боевые искусства; после этого укрепил здоровье, продлил жизнь и добился увеличения общей жизнеспособности; на следующем этапе сдружился с литературой, живописью, различными науками и искусством прорицания; наконец, ему открылись экстрасенсорные навыки и духовная мудрость.

Теперь осталось открыть последний центр; Сайхун находился на рубеже последнего достижения, которое должно было стать кульминацией его долгого и трудного обучения, а заодно и фундаментом для еще более высоких стадий совершенствования. Речь шла о центре макушки. Наконец Цветок Лотоса с Тысячью Лепестков расцвел. Земные чувства перестали существовать. Не осталось ни внутреннего, ни внешнего мира. Он ничего не чувствовал, ни о чем не думал. Сайхун полностью соединился с великой Пустотой.

Глава пятнадцатая  Война

В 1937 году вместе с ежемесячным запасом провианта даосы Хуашань получили известие о начале войны между Китаем и Японией. Ученики, которые спустились в долину за провизией, поспешно вернувшись обратно, рассказали о том, что японцы преодолели мост Марко Поло неподалеку от Пекина, штурмом взяли богатые углем и железом горы в провинции Шаньси и приготовились ко второму этапу наступления от Тяньцзина в направлении Нанкина. Завоеватели двигались неторопливо, но неуклонно, глубоко проникая внутрь страны и встречая на своем пути лишь плохо организованные, почти невооруженные отряды сопротивления. Разрозненные армии военных правителей и самодеятельные группы бойцов из числа гражданского населения северных провинций были сметены превосходящими силами великолепно вымуштрованных японских войск, действовавших при поддержке танков и авиации. Жуткие рассказы о кровопролитных боях и зверствах японцев тяжело поразили каждого монаха; чувство горечи охватило и Сайхуна. Ярость и боль за страну дали пишу националистическим побуждениям, так что вскоре все храмы Хуашань были объяты жаркими спорами о том, что делать дальше. Даосов раздирали противоречия. Каждый монах, служка или простой ученик имел свое собственное мнение. Некоторые испытывали возбуждение и открыто проявляли свои эмоции; другие казались спокойными и погруженными в себя. Но не было ни одного, кто не обвинял бы войну. Печальные новости сказались даже на распорядке жизни. Вскоре даосы Хуашань не нуждались больше в пересказанных сводках с места боев: до гор доносились жуткие звуки близких сражений. Можно было разобрать разрывы бомб, вой приближающихся истребителей и даже увидеть грязно-красные вспышки разрывов – это японцы атаковали город Сянь, до которого было всего лишь шестьдесят миль.

Большинство даосских монахов высказывалось против участия в боях, мотивируя это тем, что они – «люди, оставившие свои семьи» – не обязаны возвращаться к мирской суете, нарушая ту чистоту уклада, которая вырабатывалась долгими годами. Мир всегда был местом сражений, обмана, нечестности, грязных денег, убийств, политических дрязг и прочих опасностей. Сторонники этого подхода не желали разрушать свой обет аскетизма.

Патриоты среди жителей Хуашань гневно возражали им, доказывая, что, если Япония завоюет или разрушит Китай, аскеты лишатся тех мест, где до этого они могли спокойно совершенствовать свои знания. Испытывая законное возмущение и чувствуя свою правоту, члены этой группы настаивали на необходимости каким-то образом помочь своему народу. Какая разница, отшельники они или нет? – Страна нуждалась в них, в своих детях.

Раздоры продолжались до тех пор, пока Великий Мастер не созвал общее собрание. Со всех вершин Хуашань к месту собрания бесконечными ручейками потянулись монахи и ученики. Собираясь во дворике Храма Южного Пика, многие в ожидании Великого Мастера продолжали горячо спорить друг с другом.

Наконец патриарх появился под сводами портика перед главным молельным залом. Его высокая фигура рельефно выделялась на фоне темного провала входа в старый деревянный храм. Великий Мастер поднял к губам видавший виды рупор и властным голосом обратился к присутствующим:

– Все мы являемся даосами-отшельниками. Все мы покинули светский мир, и поэтому нас не должны волновать мелкие треволнения неразумных, оставшихся внизу. Возвратившись в мир, мы пожертвуем той чистотой, которую нам удалось воспитать в себе на этой священной горе: оставаться в том мире и не запятнать себя ничем невозможно.

Но вместе с тем мы китайцы. Чужая держава напала на нашу страну, и каждый должен внести свою лепту в защиту родины. Здесь речь идет не столько о духовности, сколько о самой жизни.

Помогать борьбе своего народа – еще не значит драться с врагом. Каждый должен сделать свой вклад по-своему: каждый должен спросить себя, как он может помочь Китаю. Кто-то отправится вниз, чтобы кормить лишившихся крова; кто-то будет оказывать медицинскую помощь; будут и те, кто сочтет своей обязанностью сохранить ради будущего нашу древнюю традицию. Даже не убивая врага, вы сможете помочь делу освобождения страны. Те же, кто достиг мастерства в боевых искусствах, должны использовать свои умения, защищая страну. Ведь вы воины, а работа воина – это битва-Великий Мастер еще продолжал говорить, а в голове у Сайхуна быстро завертелась чехарда собственных мыслей. Он был молод, и ненависть кипела в нем ключом. Он всей душой стремился защитить свою страну, свой народ; он желал отомстить захватчикам за горе, которое они принесли беззащитным людям. Сайхун хотел драться.

В тот же вечер он и два друга-служки собрались, чтобы обсудить свое будущее.

– Мы прошли весьма необычную подготовку и наше воинское искусство удивит многих, – страстно доказывал Сайхун. – Мы должны предложить все, что умеем, нашей родине.

Оба служки, которые когда-то присматривали за этим мальчуганом, теперь сидели и серьезно слушали. Туман В Ущелье редко выражал вслух свои внутренние ощущения, а Журчание Чистой Воды, всегда шумный и говорливый, становился удивительно скромным, когда от него требовалось высказать свое собственное мнение. Сайхун окончил свою пламенную речь, и наступила долгая тишина. Потом Журчание Чистой Воды как-то просто сообщил, что собирается покинуть горы.

– Мы – знатоки боевых искусств. Мы можем сражаться,-пояснил он. – Когда я думаю о бесчеловечных поступках японцев по отношению к нашим женщинам, детям и старикам, я не в силах сдерживать себя. И я не собираюсь стоять в стороне – я буду убивать этих головорезов.

– Я тоже, – присоединился к нему Сайхун.

Они оба обернулись к Туману В Ущелье: тот не произнес ни слова, но твердо выдержал их взгляды. Он не возражал двум товарищам, и они поняли

– Туман В Ущелье пойдет с ними.

– Сражаться с врагом и одновременно оставаться членом секты невозможно, – не унимался Сайхун. – Точно так же невозможно будет следовать нашим правилам на поле боя. Что ж, пусть мир поглотит меня. Я покидаю секту.

– Сайхун, – возразил Туман В Ущелье, – ты не должен отказываться от своего пути.

– Я стану странствующим даосом, который не принадлежит ни одному монастырю или храму. И потом, иногда мне кажется, что нашу жизнь здесь выдержать просто невозможно. В конце концов, я никогда не ем досыта, а утомительные занятия семь дней в неделю меня просто угнетают. Подумайте только: каждый день нужно просыпаться пораньше и читать эти сутры; потом скудный завтрак и опять сутры; дальше обед и снова сутры; пришло время ужина – после него не забудь про сутры; и даже перед сном прочти хотя бы несколько! Нет, точно вам говорю: лучше я стану аскетом-одиночкой.