Мила Рудик и Магический Синод - Алека Вольских

Когда Львиный зев уже не было видно за деревьями, Мила наконец замедлила шаг. Пытаясь отдышаться, она подумала, что поступила с подругой не слишком хорошо. Ромка наверняка опять будет упрекать Белку, что та оставила Милу одну, а Белка, как всегда, примет эти упреки слишком близко к сердцу. В конце концов, Мила решила, что сейчас не будет об этом думать — разберется потом, когда вернется в Львиный зев. Может быть, ей повезет вернуться быстро и ее отсутствия Белка даже не заметит. Что касается Ромки… Мила очень надеялась, что он еще раньше убежал на свидание с Яной, когда удостоверился, что доставил Милу в Львиный зев и теперь она в безопасности. В таком случае, даже если Белка узнает, что Мила уходила из Львиного зева, то Ромка останется в неведении и не будет донимать их обеих упреками.

Мила ценила, что друзья волнуются за нее и пытаются оберегать, но ведь и она в свою очередь делала то же самое, стараясь не втягивать их в ее разборки с Лютовым и Вороновым. Правда, сейчас она хотела уйти одна еще и по другой причине.

То, что она собиралась сделать, было очень личным. Когда-то она не спешила говорить друзьям о том, что встречается с Гариком. Потому что это было что-то такое, что принадлежало только им двоим. Любовь нельзя разделить с кем-то третьим, иначе это уже не любовь. То, что Мила чувствовала после смерти Гарика, она тоже не могла ни с кем делить. Ее боль была только ее болью.

Приблизившись к огромной круглой башне, напоминавшей толстый винный бочонок, Мила запрокинула вверх голову: через многочисленные окошки влетали и вылетали Почтовые торбы. Отсюда по округе разносился шум, состоящий из хаотичного хлопанья десятков или даже сотен крыльев.

Мила подошла ближе. На вывеске над дверью большими буквами было написано: «ПОЧТА». И чуть ниже, мелким шрифтом: «Под надежным крылом на скорости ветра».

— Шалопай, у меня просьба, — сказала Мила; пес поднял на нее янтарные глаза, — сделай вид, что ты самый культурный драконий пес в мире и не хватай ничего зубами, ладно?

Ее питомец недовольно фыркнул.

— Пожалуйста, — попросила Мила.

Шалопай тихонечко проскулил, с тоской во взгляде проследив за вылетевшей из ближайшего окна белоснежной торбой, и глухо тявкнул, мол, так уж и быть, сделаю одолжение.

Толкнув одну из створок двустворчатой двери, Мила вместе с Шалопаем вошла внутрь.

Изнутри почта выглядела почти так же, как и снаружи: окна, окна, окна и летающие повсюду Почтовые торбы. Здесь были крылатые почтальонши всех мастей: темно-серые или грязно-желтые с мышастыми крыльями, черные с синим металлическим отливом вороньих перьев, красные и бордовые с крыльями, закругленными, как у ястреба. На широких деревянных перекладинах, вдоль стен, сидели торбы, в чьих крыльях сквозь перья пробивался сероватый или бурый совиный пух. Мила сразу решила, что это ночные торбы — они выглядели так, словно прямо сейчас отдыхают или даже спят. Хотя трудно было себе представить, как возможно спать в таком шуме.

Некоторые дневные торбы со свистом влетали в прямоугольные окошки и усаживались на свободное место на какой-нибудь из перекладин. Другие, наоборот, срывались с перекладин вниз, подлетая к женщине за широкой деревянной стойкой. Она бросала в раскрытое отверстие очередной почтальонши свиток или даже несколько, и торба тут же взмывала вверх. Прижав крылья к толстым кожаным бокам, она ныряла в одно из окон, отправляясь с очередным посланием по нужному адресу.

Услышав, как тихонечко повизгивает рядом Шалопай, Мила опустила глаза вниз. Шевеля приподнятыми ушами, ее питомец жадно следил за крылатыми торбами и неуемно елозил чешуйчатым хвостом по каменному полу помещения почты. Он, конечно, и раньше видел Почтовые торбы, но так много сразу — никогда. Судя по веселой одержимости в янтарных глазах, Шалопай был не прочь погоняться за ними.

— Нет, Шалопай, с ними нельзя играть, они работают, — ответила на молчаливый вопрос своего питомца Мила.

Пес снова неодобрительно фыркнул.

Мила подошла к стойке и прочла на табличке внутри стеклянной подставки: «Главный почтмейстер — госпожа Грация Птах».

Госпожа Птах была крупной женщиной — раз в пять крупнее Милы и как минимум на голову выше — с круглыми очками на краешке картофельного носа и кудрявыми каштановыми волосами, из которых, словно иглы из игольной подушки, торчали перья разных цветов и размеров. Серо-синяя почтовая униформа, казалось, вот-вот затрещит по швам на дородной фигуре. Однако женщина двигалась на удивление свободно и ловко, словно ничто не стесняло ее движений. Повернувшись к Миле, она глянула на нее поверх очков и деловитым тоном спросила:

— Хотите отправить письмо? Бандероль? Посылку? По городу? Или по территории Таврики?

— Э-э-э, — растерялась от такого напора Мила, но, собравшись, почти сразу ответила: — Письмо. По Троллинбургу.

Женщина протянула полную руку к Миле.

— Послание.

Мила опять растерялась.

— Я его еще не написала.

Госпожа Птах неодобрительно посмотрела на Милу и указала куда-то в сторону:

— Пергамент, чернила и стол — там.

Обернувшись, Мила увидела не замеченный ею ранее маленький квадратный столик с двумя скамьями по бокам. Женщина-почтмейстер тут же перестала обращать внимание на Милу и вернулась к своей работе: она снимала со стеллажей позади стойки свитки и бросала их в отверстия-рты подлетающих к ней Почтовых торб.

Кивнув Шалопаю, Мила направилась к столику. Сев на краешек скамьи, она взяла из стеклянной урны один из свитков пергамента и развернула его перед собой. Потом вынула из чернильницы хорошо потрепанное перо, с согнутым краешком и словно вырванными в некоторых местах клочьями грязно-коричневой бородки.

Сделав глубокий вздох, Мила посмотрела на Шалопая, словно советуясь. Пес ответил ей растерянным взглядом и склонил голову набок, как будто говорил: «Нетушки, в этом деле я тебе не помощник». Мила снова вздохнула, посмотрела на чистый лист желтоватого пергамента, обдумывая, что она должна написать, потом обмакнула перо в чернила и, закусив нижнюю губу, занесла его над листом. Она старалась писать аккуратно, потому что ее адресат был похож на человека, который ценит во всем аккуратность и порядок, и быть немногословной, потому что, насколько она успела его узнать, он был довольно раздражительным — Мила боялась лишними словами вызвать его недовольство. Его ответ был очень важен для нее.

Закончив письмо, она отложила перо, развернула свиток и перечитала написанное:

«Здравствуйте, господин Суховский.

Скорее всего, вы меня не помните. Ваш сын был моим другом. Мне очень не хватает его. Если бы он был похоронен на Троллинбургском кладбище, я могла бы навещать его каждый день и мне не пришлось бы вас беспокоить. Но я знаю, что его похоронили в вашем фамильном склепе, и прошу вас разрешить мне прийти к нему. Для меня это очень важно. Пожалуйста.

Держа письмо в руках, Мила вспомнила свою последнюю встречу с Сократом Суховским — приемным отцом Гарика. Тогда она сказала ему, что он не любил своего сына. Сейчас она забрала бы свои слова обратно, если бы могла. Она знала, видела, что он любил сына, но в тот момент в ней говорила обида за Гарика. Мила и сейчас не могла понять той холодности, с которой Сократ Суховский ругал Гарика даже после его смерти.

Возможно, как она и написала в письме, он даже не помнит ее. И не помнит тех ее слов. Но если он все же помнит… Мила надеялась, что он не станет отказывать ей в ее просьбе только из-за того, что она сказала ему в их последнюю встречу.

Встав со скамьи, Мила на ходу свернула пергаментный лист трубочкой и подошла к стойке.

— Написали? — Пышное тело госпожи Птах тотчас развернулось на сто восемьдесят градусов; она протягивала к Миле руку.

Мила кивнула и вложила свиток в раскрытую пухлую ладонь. Ловким жестом почтмейстерша перевязала его серо-синей ленточкой.

— Куда отправить?

— Особняк Северные Грифоны, — ответила Мила. — Адрес…

— Этого достаточно, — торопливо перебила ее госпожа Птах и, взяв деревянные счеты, начала перекидывать справа налево косточки. — Лист пергамента — один медный тролль, пользование чернилами — один медный тролль, доставка письма — три медных тролля. Итого, с вас пять медных троллей.

Мила достала из кармана нужное количество монет и положила их на стойку. Сметя их в кассу одним движением руки, госпожа Птах щелкнула пальцами. В то же мгновение с одной из перекладин сорвалась бежевая Торба с пятнистыми светлыми крыльями. На лету открылось отверстие-рот, в которое почтмейстерша проворно забросила пергаментный свиток. Мила не отрывала взгляда от крылатой почтальонши, уносящей ее письмо в своей сумке, пока та не вылетела в одно из окошек.