Чёрная вьюга - Валерий Иващенко

Эх, дядечка, твоим бы хлебалом да медок наворачивать…

– Ну, я своим гоблинам за дурость рыла всё равно начищу, и не вздумайте сунуться, – с лёгким сердцем пообещал Лёха. – Отвинчивать колёса, не поставив под днище упоры, это ж какими…

Но тут оказалось, что и блюст кое-что нужное вынюхал, и что даже от этих мерзотников польза иногда бывает. Расследовавший происшествие полицай сообщил, что чурбачки гоблины как раз подставили – да вот, не учли, что от тепла земля в сарае оттаяла. И упоры под весом машины просто ушли в мягкий грунт, как в тесто.

– Ладно, тогда примем меры по части техники безопасности, – Лёха в знак mea culpa поднял руки вверх в шутливом жесте капитуляции.

А затем, словно сам бес так и подталкивал к некой каверзе, поинтересовался – каким же ветром одного вроде и неплохого человека в блюсты занесло? И тут же внутренне похолодел, заметив, как закаменело лицо собеседника, а потом на скулах того дрогнули желваки.

– Однажды я совершил проступок. Ошибку. Страшную ошибку, парень. И меня прокляли не просто люди – сама земля отказывалась принять меня, когда я решил свести счёты с жизнью. И тогда бессмертные определили мне наказание. Вот уже почти сто пятьдесят лет…

Вовсе не малость обалдевший Лёха некстати ляпнул, что люди столько и не живут-то.

– Всерьёз уверены, сэр рыцарь, что дарованное бессмертие это благо, а не наказание? – желчно усмехнулся блюст как-то так, что парня обдало жаром.

– Ладно, извини…те. Я и вправду многого ещё не знаю, – негромко, с чувством произнёс он, не отводя на этот раз взгляда, и на прощание уже вполне искренне пожал ладонь стойко несущему свою ношу человеку.

Оттого и становилось понятным, что к родному сараю ноги принесли своего обладателя сами, как-то не особенно-то и информируя, как и каким маршрутом они двигались. Погружённый в свои невесёлые раздумья парень опомнился лишь, уже отворяя створку ворот и вваливаясь в помещение, по которому он, оказывается, успел даже и соскучиться.

– Привет, архаровцы! Что носы повесили? – весело, вполне командным голосом гаркнул ввалившийся в клубах пара, разрумянившийся с мороза сэр рыцарь.

Бран с хмурым видом корпел у чего-то на верстаке. Выписанные ещё утром гоблины хором зубрили здоровенный фолиант «Магической механики», и на приветствие отца-командира ответили только тяжким, вполне замогильным вздохом. А бездельничающая эльфка в ледяном молчании метала в нарисованный на бревенчатой стене сарая круг свои волшебные палочки – причём с такой силой, что те летели и впивались не хуже арбалетных болтов, роняя разноцветные искорки.

– А где Стелла? – Лёха огляделся, мимоходом пнул сложенные в стопку здоровенные чёрные колёса, и с удовольствием потянулся. Чёрт, как же здесь хорошо, среди своих!

И всё же, всеобщая, охватившая команду меланхолия – это если не сказать уныние – настолько бросалась в восприятие, что парень даже поёжился. Он осмотрел бок уже поднятой на дубовые колоды машины, где на бортовой балке виднелись две отчётливо покрытые окалиной и побежалостью вмятины, что-то уж очень напоминающие формой человеческие ладони. Хотел было примериться своими, но всё же из какого-то суеверия отдёрнул руки – и без того видно, что подходят, да и как раз на том же самом месте.

– Так где рыжая? – с наигранной весёлостью осведомился парень.

И отчётливо заметил, как покачнулся мир, когда гном мрачно повернулся от своих чертежей – и с такою рожей, будто у него заныли разом все зубы, нехотя сообщил:

– Она ушла из команды, сэр рыцарь. Велела кланяться, и просила чтоб вы не серчали…

Едва Бран успел вымолвить эти слова, как зубы его громко лязгнули. Однако вовсе не от страха или мороза, да и не от доброго удара в челюсть. Рыжая и тоже унылой мочалкой обвисшая борода гнома оказалась в Лёхином кулаке, а сам гном вдруг взлетевшим в воздух – да так, что обиженно-испуганне лицо того вдруг приблизилось к глазам.

– Что? А ну говори, Бран, не гневи бога – ты ведь меня получше других знаешь…

Кто там их ведает, этих подгорных рудокопов и кузнецов, чего там они боятся, а чего нет – но этот гном оказался впечатлён, и весьма.

– Мы хоть и не бессмертные как елфы, но всё ж отмерено нам больше гоблинов или вас, людей, – медленно начал Бран, которого видом разъярённого сэра рыцаря проняло, похоже, до самых печёнок. – Ну, иногда мы просто устаём жить…

Лёха снова встряхнул упрямого бородача, из которого слова признания приходилось вытаскивать словно клещами – да так, что зубы того снова лязгнули, как сработавший вхолостую капкан.

– Куда она ушла?

Угрюмое, еле слышное ворчание под нос Нуф-нуфа, что есть тут за северной рощей овражек, где клубится Туман Забвения как раз для выбравших этот путь, швырнуло Лёху в двери с такой силой, что глухо завыл воздух. Этот вихрь выл и бился раненым зверем, рычал и стонал, когда смазанные дома мелькали по сторонам – и взревел, когда буря человеческой ярости вырвалась на простор…

Жители посёлка и по сей день гадают, какая же это сила проложила хорошую такую просеку наискось через уснувшую зимнюю рощу. Может, смерч диковинный или здоровенный змей-вражина какой прополз – а может, гоблинский колдун чего начудил со своей вонючей магией. На всякий случай хотели определить последнего в петлю, но потом сообразили, что без магика опчеству просто никак. Потому вместо того решили линчевать найденного у крыльца кабака пьянчужку. Но примчавшийся главполицай всерьёз пообещал громы-молнии на дурные головы – а разгневанный целитель страшенные чирьи на все задницы – и обыватели, и без того развлёкшиеся представлением вкупе с созерцанием перепуганной физиономии колдуна, с довольным хохотом принялись расходиться…

Он мчался по непаханой целине, парой фонтанов взмётывая по сторонам искрящиеся под солнцем сугробы. И уже когда местность пошла под уклон, заметил впереди маленькую, одиноко и неловко ковылявшую фигурку. Сам не знал, откуда и силы взялись – наддал. И так, что под конец, тормозя, на раздираемых о наст коленях проехал добрый десяток метров, прежде чем, задыхаясь и с усилием заталкивая в себя обжигающий воздух, выдохнул наконец:

– Не дури, Стелла!..

Если бы в тот зимний полдень там оказался посторонний наблюдатель, он здорово удивился бы. На краю клубящегося неопадающим туманом оврага отчуждённо стояла маленькая, горделиво выпрямившаяся и отчаянно рыжая гномелла в роскошных бантах и с серьёзной до бледности смазливой мордашкой. А перед нею на коленях стоял крепкий парень несомненно благородного происхождения – и всё что-то шептал, шептал, шептал, неловко обнимая малышку и глотая слёзы…