Джокер, или заглавие в конце - Марк Харитонов

Выпей, не отворачивайся, ну давай. горькое, ничего, запьешь сладким чаем. ну вот молодец. мамин голос, мамин запах, облако прозрачного жара, блаженство покоя, когда можно никуда не идти, не двигаться, парить в невесомости, не ощущая себя, обводить, не поворачивая головы, возникающее перед взглядом, задерживать, приближать подробности. Голые стены в пятнах, смутно знакомое помещение, распахнувшийся альбом на полу, из него вывалились фотографии, выцветшие отпечатки теней. На ближнем малыш с изумленными распахнутыми глазами, в трусиках, босиком, за спиной стена, серая древесина в занозах, серая земля, подобие серой травки. Чуть подальше он же или другой, себя не сразу узнаешь, волосы топорщатся, сколько ни смачивай перед школой, пиджачок узок в плечах, штаны по щиколотку, донашивал прошлогодние. Надо все же идти… послали за керосином. По ступеньке, по шагу, вместе с угрюмой очередью, в подвал. Ступенькой ниже инвалид — коротышка, лысина в гнойниках видна сверху, на одном засохшая корочка. Сладковатый керосиновый запах, черный халат керосинщика. Десять литров, удельный вес ноль восемь, в жестяном бидоне восемь килограммов, по дороге домой можно отжимать, накачивать бицепсы, правый, левый. Облезлая дворняга опять привязалась, бледно — розовый язык высунут, трусит впереди, оглядывается: мы к тебе? Больные глаза слезятся. Провожает до крыльца, надеется, не пустят ли в дом, но кто ж такую разрешит. Только вынести зачерствелую горбушку, подозвать свистом. Почему-то долго не получалось свистеть, вытягивал трубочкой губы и пищал тоненько, уверял себя, что это свист. Нет, надо вот так, дуть, показывал папа, не горлом. Не получалось, ничего почему-то не получалось. Что значит ничего, откликается насмешливый голос. Получилось что получилось. Я озираюсь: кто это? Где папа? Только что был, и уже нет. Этого я и боялся, всегда боялся его потерять, не успел дослушать самое важное. Звук, похожий на тихий плач, не детский, не женский, подсказывает направление. Я раздвигаю руками белесую ватную мглу, что-то скользко шмякает под подошвой, раздавленное. Вот. вот же больничные носилки, они так и остались на краю осыпающейся ямы, еще не поздно. Незнакомое, оплывшее от болезни лицо, щеки в серой неровной щетине. О чем он только что плакал? Ужасен бессильный плач взрослого большого мужчины. Взгляд с носилок мучительно ищет меня, губы пробуют шевельнуться. Это же папа, все-таки папа, как я мог не узнать. Изменился, конечно же, изменился. давно не видел, забыл. Струйки дыма или тумана сгущаются над лицом, белым, как дым или туман, вот — вот с ним сольются, поглотят, растворят. Успеть, скорей досказать, вспомнить слова, только отвести взгляд, так проще. Ты чего-то ждал от меня, я знаю. не получилось, да. Дело не просто во мне, мир так повернулся. литература стала никому не нужна, жизнь без нее непонятна… Нет, не то. не знаю, как тебе объяснить… Оборачиваюсь: на холмике среди белесых ошметков темно — серый пиджак. Шелковая подкладка под пальцами на ощупь прохладна, омертвелый остывший пот. В ушах звонкая тишина или музыка, не различить, не расслышать. Кто это говорил: мы не умеем настроиться, вникнуть? Вот. притоптывает в сторонке, затычек в ушах не нужно, слышит без них. Магия неслаженного на вид танца, полумрак коридора без окон, запах пыльных горячих батарей. Самцы топчутся перед самкой, дочеловеческий ритуал, оскал, притворяющийся улыбкой, не обязательно понимать. Испорчу жизнь, крупными буквами, предупреждать бесполезно. Так чего-то и не сумел прочесть, не успел. Мятые испачканные листы поглощены серой безрукавкой, удаляются, в них уже не заглянешь. Молния, как всегда, не застегнута, соблазн для карманника. вот так, легко, пальцами правой руки, не взять, положить, напевая. левая рука на руле. Nothings gonna change my world. Рыжий ничего не почувствовал, он таких вещей не понимает, не замечает, немного не от мира сего, отец так о нем и сказал. Догадывается ли он, сознает ли, что за рулем с ним в машине отец?.

Какой отец?..

Я резко очнулся. Так бывает, когда во сне или уже наяву что-то внезапно замыкается. Миг пробуждения, переход из состояния в состояние. Свет без источника, растворенные тени. Сознание: это еще здесь. Я еще здесь. Кажется, уже было раньше, повторяется. Была первая смутная мысль: еще нет. Видел себя откуда-то сверху, со стороны: бессильное, беззвучное, чужое тело. Ни страха, ни облегчения, ни ярких чувств. Еще нет. Значит, остался. Чье-то дыхание неподалеку, нет ни сил, ни желания повернуть голову, осмотреться. Фигура в светлом призрачном одеянии возникла перед глазами, поправила стеклянный сосуд на штативе, что-то соединила… исчезла беззвучно. Да, я уже был тут, вернулся откуда-то, что-то важное успел там увидеть. высветилось, соединилось. как бы не упустить, задержать, закрепить. Отец за рулем. я ведь будто сам знал. Наташа уловила по фотографии, женский взгляд. Сам почти чувствовал, был близко. Не позволил проявиться догадке, назвать словами. Она была, наверное, чуть под хмельком, не постеснялась ему сказать, он бы сам не признался. И ведь не оспаривал. Может, ему хотелось это услышать, от женщины, ему этого не хватало. Ходил на байдарках. в профиль не опровергнешь. Так явственно, до иллюзии. Двое в машине. темные очки. зачем опять очки? Сбивается мысль… надо еще прояснить. Пробирка или пластиковый флакон в пальцах, нехитрое движение карманника. не вынуть, вложить. Как эта штуковина оказалась опять у него? Нашел дома у рыжего?.. может быть. Наведался туда вместе с другими. ключи, неосторожно оставленные в кармане, позволили сделать слепок, нехитрая технология, гардеробщик из той же команды. Умело, бесшумно, демонстративно. Попутно и позабавиться, попользоваться компьютером недотепы, скачать для себя реферат, как раз оказалось кстати. (И что-то при этом испортить, нечаянно или умышленно?) Джокера ему захотелось, заинтриговал его этот джокер. Показалось, что и девушку он может очаровать. Способ утвердиться в ее глазах. Уже стал чувствовать, что она уходит, уходит от него к другому, действовал от отчаяния. Сперва по мелочам, а там и пилюли подкинул. Рыжий их почему-то у себя не нашел. Так и нечего было искать. да, скорее вот так. В университетском коридоре этот Пушкин лишь сделал вид, что кладет их в карман безрукавки. Тут же вынул, не положив. Знал, с кем имел дело. Чтобы потребовать за них плату, а потом подсунуть их по дороге, перед встречей с милицией. Пусть тут отчасти пока сочинительство, перебор вариантов, как в детективе. Скажем, этот шофер, Мыкола, в машине враждебного конкурента — переметнулся ли он от Тольца к Пашкину? А если внедрился? был внедрен? Чтобы распознать опасные планы? Предупредить былого хозяина, чтобы тот вызвал к себе сына? Дальше разрастается, разветвляется. Другим нужно было свое, нехитрое: подсадить рыжего на наркотики, если не подсадить, так подвести под милицию, дело уже нешуточное. Одним ударом вывести из игры соперника и надавить на его отца.

Да, скорей всего, так. Пусть так. Доказать ничего нельзя, и не надо, все уже произошло, как произошло. Nothings gonna change. Считай это беллетристикой, совсем без нее не обойтись, мы все ею занимаемся. Чтобы понять, что было, чего не было, хотя бы предварительно, для себя самого. Расположить во времени, соединить, выстроить в уме, как повествователь выстраивает рассказ — начинают проявляться связи, причины, следствия, смысл. Я это уже пробовал. Выявляются, предлагают себя подробности, их оказывается все больше, больше, хватило бы времени перебрать. Начиная с утреннего звонка. невнятный голос из домофона, кровь на лице студента, и как ты наклонил ему голову под холодную воду. Оказалось, нужно заглянуть подальше, когда возле мусорного бака, в густеющих сумерках увидел замызганный картонный переплет с геометрическим силуэтом птицы, книгу со своей статьей. Хотя и это уже потом, пробуй искать еще раньше. до начала не доберешься, не остановишься. Пробуешь выстроить, связать последовательный сюжет, мысль, память прихотливо виляют. Литературное устройство ума, способ приспособиться, обосноваться в жизни. Упрощать невыразимое, обходить неприятное, досочинять в меру способностей. Линейное мышление, иллюзия ясности. А ведь только что привиделось, приоткрылось. облако прозрачного жара, мамин голос, прохлада мертвого пота. сон, в мгновение которого вмещается жизнь, где все одновременно, пережитое, забытое, не замеченное, упущенное, не понятое. Вынесло помимо желания сюда, в стерильное измерение, где время отсчитывается биением пульса, равномерным движением стрелок… Вернуться бы. вот. вот. полоска света, опять приоткрывается дверь, заглядывает жена. Я замедляю шаг, останавливаюсь с дочкой на руках, трогаю губами лоб. горячий. Девочка захныкала, заворочалась, прижала к себе собачку. Такой жар, а ее не выпускала из рук, мохнатую, белую, уже посеревшую. не увидел ее сразу. Мягкая собачка с добрыми голубыми глазами, Кутя. Можно я тебе скажу одну вещь, только на ухо? Кутя живой, по-настоящему. Нежность и жалость. Нам кажется, будто мы что-то забыли, что-то исчезло из памяти. На самом деле мы ничего не забываем. В нас загружено не меньше, чем в Кассандру, мы только хуже умеем вспоминать. Когда-нибудь кто-нибудь без тебя все это развернет, как компьютерный шифр или генетический код, разберется, запишет. Программа совершенствуется, то есть ретроспективно глупеет. Чем больше начинаешь с возрастом понимать, тем ясней сознаешь, насколько раньше был глуп. Не понимал очевидного. Но это, может, и значит, что еще живешь, еще не затвердели в склерозе сосуды. Красивый безжизненный кристалл. Пожилая оформленность, которая называет себя духовностью. Ленивая, ревнивая заспанность. Почувствовать, понять загадку. Заглавие в конце, Кассандра обещала. Дождаться бы, посмотреть какое. Скорей всего, Незачет. Кому незачет? Естественно, мне, кому же еще? Хочешь, не хочешь, придется признать. А если вдруг Джокер? Еще можно чего-то ожидать. Пока она вибрирует, трепещет. Узнаю в свое время. Если оно у меня осталось. Время на пересдачу. Что вдруг стало понятно этому рыжему, когда он стукнулся виском о стекло? Яблоком по голове. Заглавие в конце. А если конец — уже вот сейчас, в следующее мгновение? Тыкаешься, блуждаешь, держишься рукой за стену — а надо бы ее пробить, вот на что тебя не хватает. Вопрос: зачем? Говорят, через двадцать с чем-то миллиардов лет не только человечество — исчезнет Вселенная. Вот и все. Ищем смысл, думаем, что это мы вносим его в бессмысленный мир. А если мы скорей инструмент для выявления смысла? Вопрос: чей. Сколько вопросов.