Загадка Генри Киссинджера. Почему его слушает Путин? - Виталий Поликарпов

Необходимо отметить фундаментальный вклад в совершенствование Талмуда евреев Вавилонии, который оказал сильнейшее влияние на формирование еврейской жизни на многие сотни лет, ибо придал практически идеальную форму для многих еврейских общин мировой диаспоры. «Если вавилонское еврейство занимает почетное место в нашем историческом сознании, — пишет И. Гафни, — то прежде всего благодаря оставленному ем духовному наследию, которое сформировало облик еврейского народа на многие поколения вперед. Это наследие кристаллизовалось вначале в литературной форме Вавилонского талмуда, а затем совершенствовалось, проходя необходимые шаги до превращения в юридическую систему, работающую в повседневной жизни… Деятельность вавилонских гаонов (академий. — В.П., Е.П.) с течением поколений вышла за узкие рамки Вавилонии и в конце концов определила модели жизни для большинства общин Израиля»[206]. И если в книгах пророков и текстах светской литературы изложена система принципов этического поведения, то в Талмуде перед нами предстает отточенная система юридических законов, которые в совокупности оказывали и оказывают немалое влияние на жизнедеятельность еврейских общин во всем мире.

Однако неправомерно сводить к Талмуду сущность Торы, понимаемой всего лишь как свод законов, что представляет собою юридическое выяснение требований Талмуда. На это обращает внимание М. Лайтман, когда отмечает, что в таком случае, мы «коснулись лишь физического выполнения заповедей и главное — еще далеко от них, потому как даже изучаемого ими нельзя постичь без знания внутреннего содержания Торы»[207]. Ведь большая часть Талмуда оказывается зашифрованной без знания этого внутреннего, тайного содержания Торы. Вот почему в «Вавилонском Талмуде» сказано: «Талмуд — тело Торы без света и осветить его можно только через тайны Торы, о которых сказано Тора — свет». Понятным становится утверждение Гаона ми Вильно: «Нет во всем Талмуде даже одной заповеди, которую можно полностью понять без познания части тайной Торы, на которой эта заповедь построена и пока не понял тайную часть, даже открытая часть заповеди не может быть ясна»[208].

Иными словами, наряду с письменной Торой существовала ее тайная часть в виде «Устной Торы», которая в конце концов была завершена созданием еще одного структурного элемента иудаизма как планировщика — священного эзотерического текста Зогара, или одной из книг Каббалы. Последняя и является «тайной частью Торы»[209], в которой сконцентрировано основные положения Устной Торы.

Зогар (Зоар) представляет собою новое откровение скрывшегося и вновь обретенного смысла, которое находится у истоков становления устной Торы в диаспоре и одновременно есть итог постепенного восхождения традиции устной Торы к глубинам интерпретации Торы Письменной. «Это сопряжение начала с концом, — отмечает М.А. Кравцов, — простого смысла с мистическим, Письменной Торы с устной. Тот, кто удалялся, — приблизился; Слову Бога дан человеческий ответ. Именно на роль такого ответа, завершающего историю устной Торы в изгнании, и претендовал Зогар. Он появился среди евреев в начале шестого тысячелетия по еврейскому летоисчислению — это тысячелетие традиционно считается началом эпохи Машиаха — и содержал в себе бесчисленные указания на то, что его учение является Торой мессианских времен.

К моменту появления этой книги была уже завершена основная работа по систематизации устного Предания, и раввинистический иудаизм достиг периода полноценного расцвета. Просияв в ореоле древней книги, Зогар одновременно оказался и архаическим базисом устной традиции, и самым последним ее приобретением, он как бы объял собой всю историю тысячелетнего развития иудаизма, а сам остался вне пределов этой истории. Наступил какой-то новый этап в развитии еврейского учения: отныне будущее традиции было так или иначе связано с этой загадочной книгой.

Зогар действительно пришел в традицию издалека — если не из дали времен, то из умопостигаемой дали необычного мистического опыта, — и приживление его к телу иудаизма было болезненным. Он был одновременно и родным, и чужим для традиции, одновременно укреплял и отрицал ее, сливался с ней и оставался снаружи — словно живое воплощение изначального света, который объемлет все сущее, но не сопричастен ему»[210].

Многочисленные исследования показывают, что, по существу, Каббала (одна из частей которой это Зогар) является изложенной на другом языке Торой, одним из важнейших принципов мировоззрения которой является настолько фундаментальным, что имеет отношение ко всем существенным аспектам еврейского учения, а именно: принцип «гибкости», или «мягкости». Он сформулирован раби Эльазаром следующим образом: «Следует человеку всегда быть гибким, как тростник, а не твердым, как кедр. Потому-то и удостоился тростник того, что делают из него перья, которыми пишут свитки Торы…»[211].

В данном случае принцип «гибкости» выражает глобальную способность Торы, которая коренится в самых вершинах Мироздания и которая гармонизирует буквально все вещи в мире. Этот принцип «гибкости» есть проявление творческой силы, ее диалектического характера самого Абсолюта (Всемогущего), находящегося на такой высоте, где невозможно вычленить ни высокого, ни низкого, ни прекрасного, ни безобразного: «Напоминание об этой «гибкости» — о проявлении творческой силы, способной примирять, сочетать и сводить воедино столь разные понятия, столь разобщенные явления, что, казалось бы, между ними не может быть никакого моста, — содержится во всех важнейших книгах иудаизма»[212]. Здесь речь идет о глубинной, живой сущности иудаизма как планировщика, представляющего собою спонтанное, во многом сокровенное выражение созидательного духа Торы, которое содержит в себе теоретическую установку или явный императив, предписывающий стремиться к «золотой середине», гармонии, дающей эффективные результаты на практике.

В общем плане такая «гибкость», или на языке иудаизма всепричастность божественной Воли, которая выражена в Торе, применима не только в отношении взаимосочетания верхнего с нижним, горнего с дольним, но и в нахождении равнодействующей для двух находящихся в оппозиции сторон по горизонтали. «Комментатор объясняет, что в Писании сила, стоящая за этой «гибкостью», обозначается словом Гадоль (великий), смысл которого принципиально отличается от смысла близкого по значению слова Рам (высокий). Ибо последнее указывает на превознесенность Бога над вселенной и ее обитателями, а слово Гадоль подразумевает способность Создателя в каждое мгновение склоняться над любой частностью Мироздания, сходить с превыспренних высот, чтобы управлять творениями. И тот же комментатор разъясняет, что слова Писания (Тегилим, 34, 15): «Отклоняйся от зла и делай добро, ищи мира и следуй ему», — намекают на ту гармонию, которую заповеди Торы, укорененные в воле Творца, привносят во вселенную, снимая смертельную оппозицию добра и зла. Триста шестьдесят пять запретительных заповедей («отклоняйся от зла») и двести сорок восемь предписывающих («делай добро») — вот шестьсот тринадцать столпов, на которых зиждется мир во вселенной («ищи мира и следуй ему»)»[213]. Тот же принцип «гибкости» проявляется в умиротворении не только враждебных друг другу явлений, но и в согласовании противоречивых мнений и взглядов.

В Зогаре, как и остальных каббалистических книгах, однако наиболее рельефно и концентрировано дано эзотерическое обоснование такого пронизывающего множество миров всеединства, такой сочетающей разногласия «гибкости»[214]. В каком-то смысле речь идет об узловом принципе концепции Каббалы, который является фундаментальным для всего иудаизма. Согласно Зогару, за гранью всего того, что выразимо и невыразимо, над всем тем, что создано Богом, и тем, что само относится к нему, — находится абсолютное Единство, которое не имеет ни частей, ни концов, ни уровней, ни пределов. «Сокрытость сокрытого из тайны Беспредельности, узел в свернутом, замкнувшийся в кольцо»[215].

Именно это абсолютное Единство бесконечно предшествует вселенной, так как любое различение и любая неоднозначность коренится в Высшей Воле, возжелавшей разомкнуть кольцо Беспредельности и создать мир. «Сокрытое сокрытостей, принадлежащее тайне Беспредельного, пробивало и не пробивало свое собственное пространство, не обнаруживаясь вовсе до тех пор, пока изнутри его пульсации не высветилась некая точка»[216]. Как раз таки данная точка (в иудаизме она называется Мудростью Всевышнего) одновременно принадлежит Беспредельному и открытая вовне представляет Начало Мироздания. «Высшая сокрытость. То, что за ней — непостижимо вовсе. И поэтому она называется Началом — изначальным речением, предшествующим всему»[217].