Королева Ателии (ЛП) - Линг Айя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он пристально и серьезно смотрит мне в глаза.
‒ Ты же знаешь, что я никогда, никогда не смогу сбиться с пути истинного. Ни одна женщина в Ателии не похожа на тебя.
‒ Было время, когда я немного ревновала, ‒ признаюсь я. ‒ Когда леди Гвендолин получила эту должность секретаря и часто приходила во дворец повидаться с тобой, я чувствовала себя подавленной. У нее есть красота, мозги…
Эдвард прижимает палец к моим губам.
‒ Я буду честен. До того, как ты появилась, было время, когда я думал, что она может быть рядом. Она умна, но ей не хватает твоего сострадания, твоей изворотливости, твоей честности… что ж, я гораздо счастливее быть с тобой. Ты самый восхитительный компаньон, который у меня когда-либо был. Меня беспокоит только то, что ты можешь разочароваться в Ателии после того, как выросла в другом мире.
Я прижимаюсь лбом к его лбу.
‒ Перестань волноваться, Эдвард. Пока нахожусь в Ателии, я никогда не покину тебя.
Он делает глубокий вдох, а потом целует меня. С готовностью я откликаюсь, обвивая руками его шею и прижимаясь к нему всем телом. Не прерывая поцелуя, Эдвард медленно опускает меня на подоконник, и…
Стук в дверь заставляет нас замереть. Я слышу, как Эдвард бормочет себе под нос проклятия, а потом встает. Я приглаживаю волосы и юбки, стараясь выглядеть так, будто мы просто сидим и болтаем.
‒ Ваше высочество, ‒ Мейбл выглядит испуганной. Эдвард всегда выглядит вдвойне раздраженным, когда нас прерывают. ‒ Мне очень жаль, но для вас письмо. Посыльный сказал, что это срочно.
Раздражение Эдварда быстро исчезает, когда он читает текст на конверте. На самом деле, когда он ловко разрезает конверт ножом с золотой ручкой, в его глазах появляется искорка.
‒ Что там? ‒ с любопытством спрашиваю я.
‒ Завтра вечером Генри собирается читать лекцию в университете, ‒ Эдвард показывает мне приглашение. ‒ Кэт, ты тоже приглашена. Пожалуйста, сходи со мной. Я уверен, что ты не захочешь пропустить его.
Честно говоря, я не в восторге от лекций Генри, возможно, по какой-то медицинской теории, но у меня перехватывает дыхание, когда я читаю название его речи: «Астон: город с самой короткой продолжительностью жизни».
Глава 20
Лекционный зал в университете на удивление переполнен. Когда билетеры показывают нам наши места, я замечаю, что не только скамейки заполнены, но и некоторые люди принесли табуреты. Остальные стоят по углам и у стен. Когда мы идем по центральному проходу, в толпе воцаряется тишина, но вскоре шум и болтовня возобновляются.
Я узнаю несколько знакомых лиц — мисс Кавендиш, лорда Эшфорда, нескольких правительственных чиновников. Даже лорд Сесил сидит там, в третьем ряду. Он одаривает нас добродушной улыбкой, когда мы проходим мимо. Я отвечаю ему улыбкой и кивком, но, увидев, как грязен и опасен Астон, понимаю, что моя улыбка такая же поверхностная, как и его.
Билетеры ведут нас в самый первый ряд, где уже сидит Элли, чопорно сложив руки на коленях. Она сияет, когда я сажусь рядом с ней, а Эдвард с другой стороны рядом со мной.
‒ Ваше высочество, Кэт, ‒ она быстро переводит взгляд на Эдварда, словно желая убедиться, что между нами все в порядке. ‒ Генри будет так рад, что вы приехали.
‒ Он что, в первый раз выступает с речью? ‒ спрашиваю я.
‒ Нет, но его высочество впервые одобрил это предложение. Возможно, именно поэтому сюда пришло так много людей.
Ошеломленная, я протягиваю ему приглашение.
«Директор университета и Его Королевское Высочество Принц Эдвард сердечно приглашают вас на лекцию, которую вам преподнесет герцог Сомерсетский, магистр наук, по следующей теме…».
Я смотрю на Эдварда, который для публики надел на лицо бесстрастную маску.
‒ А почему ты включил свое имя в приглашение?
Он просто похлопывает меня по руке.
‒ Увидишь.
Появляется седовласый профессор и направляется к трибуне. За ним следует высокий молодой человек. Я дважды моргаю — это Генри.
Генри выглядит иначе. Он выглядит похудевшим, форма его подбородка стала скорее угловатая, чем круглая, и он постригся. Глядя на него в простом респектабельном костюме, я почему-то понимаю, почему жители Сомерсета не проголосовали за то, чтобы он сохранил свое место в парламенте. Генри — хороший парень, но ему не хватает той харизмы, которая заставляет людей его замечать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})После того, как профессор представляет оратора (не то чтобы он нуждался в представлении), Генри выходит на трибуну с бумагой в руке.
‒ Леди и джентльмены, ‒ Генри смотрит поверх толпы. Кажется, что в его глазах появляется дополнительный блеск, когда он окидывает нас взглядом. ‒ Большое вам спасибо, что пришли. Я полагаю, что вы здесь потому что, либо слышали об Астоне в газетах и хотели узнать о нем побольше, либо вы были в Астоне и хотели узнать мое мнение. Я стою здесь, чтобы сказать вам, что качество воздуха в Астоне, независимо от того, испытывали ли вы его лично или нет, так же плохо, как говорится в отчетах, ‒ Генри кладет обе руки на стол перед собой. Он не хлопнул ладонями о дерево с оглушительным стуком, но глаза у него горят, спина прямая, как шомпол. ‒ Настолько плохо, что люди, живущие в Астоне, имеют самую короткую продолжительность жизни во всей стране.
Наступает тишина. Ничего не слышно, кроме того, что все дышат.
‒ Средняя продолжительность жизни ателийца составляет сорок пять лет, ‒ продолжает Генрих. ‒ Однако средняя продолжительность жизни рабочего в Астоне составляет двадцать восемь лет. Что особенно интересно, так это то, что благодаря закону «Об образовании», ни один ребенок не имеет права работать, а это означает, что среднестатистический ателиец не приступает к работе до двенадцати лет. Это значит, что ему останется жить всего шестнадцать лет. Если он женится и заведет детей, то дети потеряют отца задолго до того, как достигнут совершеннолетия, ‒ Элли подносит платок к лицу, явно переполненная эмоциями. ‒ Я понимаю, что это очень общее утверждение, и есть другие примеры, которые должны быть приняты во внимание. И все же нельзя ошибиться в серьезности этой проблемы. За те месяцы, что провел в Астоне, я обнаружил, что не могу ходить по улицам, не проходя мимо кого-то, кто не кашляет или не носит носовой платок, завязанный на носу. В больницах количество респираторных заболеваний перевешивает другие виды болезней на триста процентов. Второе по величине число больных — это раненые, люди, которых сбивают повозки и экипажи, неспособные видеть в густом смоге.
Генри продолжает, приправляя свою речь статистикой и подробностями, удерживая внимание аудитории на протяжении всего часа. Наблюдая за его оживленным, страстным выражением лица, удивляюсь, как я вообще могла подумать, что ему не хватает харизмы. Это вина Эдварда. Присутствие моего мужа затмевает всех окружающих.
Когда Генри заканчивает речь ему аплодируют стоя. Люди вскакивают на ноги, поднимают руки вверх и выкрикивают вопросы. Седовласый профессор пытается призвать к порядку, но его никто не слышит.
‒ Кэт, пойдем отсюда, ‒ Эдвард кладет руку мне на локоть. ‒ Мы должны уйти, пока есть шанс ускользнуть, не протискиваясь сквозь толпу.
‒ Но Генри…
‒ Он все поймет. Доверься мне. Если после этой речи он скажет что-то важное, он будет держать меня в курсе.
Элли едва замечает нас, когда мы уходим, на ее лице написано восхищение, а глаза сияют, устремленные на мужа. Лорд Сесил выглядит мрачным, его взгляд блуждает по шумной толпе. Человек, похожий на репортера, яростно делает заметки, избегая при этом толчков со стороны окружающих его людей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Как только мы садимся в экипаж, я уже не могу сдерживать свое любопытство.
‒ Откуда Генри так много знает об Астоне? ‒ количество данных, которыми он располагает, просто ошеломляет. И тут меня осеняет одна мысль. ‒ Он выследил Паварда, доктора, который исчез из Астона?
‒ Нет.
‒ Ты же сказал, что найдешь другой способ. Генри — врач, так что он, возможно, знал кого-то в этой профессии, кто также знал Паварда. Но все же… ‒ я помню, как выглядел Генри, когда говорил об Астоне. ‒ Он не мог полагаться на вторичные ресурсы. Генри, должно быть, тоже провел много времени в Астоне.