Королева Ателии (ЛП) - Линг Айя

Айя Линг

Королева Ателии

Серия: Незаконченные сказки — 4

Переводчик: Настя С.

Редактор: Анастасия М., Ксюша Р., Алёна Х.

Обложка: Александра В.

Перевод группы:vk.com/lovelit

Глава 1

Сверкающие огни хрустальной люстры слепят глаза, когда я кружусь в танце, вышитые шелковые слои моих юбок развеваются, покрытые жемчугом туфли стучат по мраморному полу.

Сильная рука обвивает талию, поддерживая меня, и я смотрю в золотисто-карие глаза моего принца и мужа, его королевского высочества принца Ателии — Эдварда. В его глазах тлеет раскаленный жар, как будто я единственная девушка на танцполе.

‒ Кэт, ‒ Эдвард напрягает руку на моей талии, притягивая ближе к себе. Его дыхание, теплое и соблазнительное, обдувает мое лицо, когда он наклоняет голову и шепчет мне на ухо: ‒ Ты прекрасна.

Я смеюсь и краснею.

‒ Большинство мужчин не согласятся, но мне важно только твое мнение.

‒ Они слепые, ‒ говорит Эдвард пренебрежительно. ‒ Не обращают внимания на качества и красоту, которыми ты обладаешь в отличие от любой женщины в этой стране. Тем лучше для меня. Я могу заявить, что ты полностью моя.

Музыка постепенно затихает, скрипачи в унисон натягивают смычки и звучит последняя нота. Я делаю глубокий реверанс, а Эдвард кланяется, танец завершен.

В толпе раздаются аплодисменты. Каждый представитель аристократии смотрит на нас с искренней признательностью, которую я называю чудом. Мало кто осмеливался усомниться в моей пригодности быть принцессой, с тех пор как я вышла замуж за Эдварда под своим настоящим именем и родила сына, но многие все еще возмущаются тем, что я уменьшила их привилегии и власть. Я зародила идею голосования за членов парламента, и короткое, но шокирующее восстание Чарли Куинна осуществило выборы. Парламентарии больше не наследственные. Внешне лорды и леди были как нельзя более вежливы, но сплетни (благодаря Мейбл) донесли до меня, что они предпочли бы, чтобы Эдвард женился на ком-нибудь другом. На ком-то, кто не будет вмешиваться в политику и образование. Кто будет держать голову опущенной и…

‒ В-а-а… В-а-а.

Посреди танцпола материализовывается люлька, где мой сын кричит во все горло.

‒ В-а-а-а-а-а!

Сажусь и моргаю. Я в своей постели, шторы задернуты, значит это был сон.

Но плача нет. Встаю с кровати, зажигаю лампу и иду к кроватке Эдди в углу. Я не знаю, который сейчас час, но обычно, если он плачет по ночам, это значит, что его нужно кормить.

Вынув сына из кроватки, сажусь на низкий диван и расстегиваю ночную рубашку. Как только Эдди наедается и засыпает, я, спотыкаясь, возвращаюсь в постель.

‒ В-а-а! В-а-а!

Утром мне требуется полчаса, чтобы заставить Эдди вздремнуть. По какой-то причине он раздражен и продолжает выказывать недовольство.

К счастью, Эдварда нет во дворце. Пользуясь случаем до начала работы парламента, он отправился в поездку по северным заводским городкам, где сообщения о загрязнении воздуха стали настолько многочисленными, что он решил почувствовать это на себе. Совсем как в старые времена, когда он сопровождал Генри в визитах к больным и бедным.

Я скучаю по нему, но все же радуюсь, что его нет рядом, когда Эдди такой капризный. С тех пор как родила, я спала с Эдди в своей спальне. Педиатр посоветовал, чтобы малыш не спал один, пока ему не исполнится год, а учитывая высокий уровень младенческой смертности в Ателии (даже среди богатых один из пятнадцати младенцев умирает маленьким), я велела поставить кроватку в своей комнате.

Поначалу Эдвард терпел раздельное проживание, но по мере того, как проходили месяцы, начал намекать, что Эдди следует перенести в детскую наверху.

‒ Пусть служанка присмотрит за ним ночью, если ты волнуешься, ‒ сказал он.

Но я не могу каждую ночь подниматься наверх, чтобы кормить грудью. Могла бы нанять кормилицу, как это делают большинство аристократок, но хочу сама заботиться о своем ребенке. Меня всегда переполняют нежность и радость, когда Эдди протягивает ко мне ручки с очаровательным умоляющим выражением на личике, прижимается маленькой головкой к моей груди или выглядит умиротворенным и счастливым после того, как наестся досыта. Он наполняет мою жизнь глубоким, особым смыслом.

Я располагаюсь в кабинете с раздвинутыми шторами. Солнечный свет льется через огромные окна, из которых открывается великолепный вид на сад. Много раз мы с Эдвардом сидели на подоконнике, он обнимал меня и клал голову на плечо, и мы оба наслаждались приятным теплом.

Губы невольно приоткрываются, когда я думаю об Эдварде. Он не безупречен — другим он кажется грубым и безразличным, а со мной он может быть собственником и сильным — но большую часть времени Эдвард просто мечта. Жизнь в этой стране, где все напоминает девятнадцатый век, расстраивает, будь то отсутствие современных технологий или устаревшее мышление (особенно в отношении женщин), но Эдвард никогда не позволяет мне чувствовать себя неполноценной. Скорее всего из-за образования двадцать первого века он ставит меня на пьедестал, заставляя чувствовать себя какой-то богиней. Иногда, когда скучаю по маме и сестре, говорю себе, что у меня здесь новая семья.

Мейбл спешит сообщить радостную весть.

‒ Его высочество вернулся!

Я вскакиваю на ноги. Он вернулся!

Я проверяю Эдди, он все еще крепко спит, его длинные ресницы покоятся на щечках, крошечные ручки подняты по обе стороны головы. Это наш с Эдвардом драгоценный и очень милый малыш.

‒ Позвони миссис Браун, если он заплачет. Я скоро вернусь.

Пробегая по коридору, останавливаюсь на верхней площадке и смотрю вниз. Нет, Эдвард видимо пошел другим путем. Я отступаю и сворачиваю налево, спускаюсь по лестнице и спешу через гостиную и портретную галерею. Планировка дворца представляет собой огромный лабиринт. Временами мне все еще нужно дважды подумать, куда свернуть, когда иду в менее посещаемое место, такое как конюшня или кабинет лорда-камергера.

И затем я вижу его, шагающего мне на встречу со знакомым блеском в глазах.

‒ Эдвард! ‒ я подбегаю к мужу и бросаюсь в его объятия. Он наклоняет голову и крепко целует меня в губы. Хотя правила дворца диктуют, что мы не должны обниматься и тем более целоваться, Эдвард их игнорирует. Когда другие спрашивают о его «ужасном» поведение, он отвечает, что раз среди знати разрешены тайные связи, так почему бы супружеской паре не обниматься на публике? Насколько он мог судить, он не нарушал никаких законов. Некоторые, как мадам Дюбуа, ворчали о «декадентском поведении молодого поколения», но большинство людей смирились с тем фактом, что его королевское высочество — упрямый мул.

Я прижимаюсь головой к его груди, наслаждаясь его теплом и ароматом…а?

‒ Что это за запах? ‒ от его тела исходит странный, неприятный запах, и это определенно не запах пота.

‒ Наверное, это от дыма северных городов, ‒ хмурится Эдвард. ‒ Качество воздуха там действительно столь же плачевно, как и говорится в отчетах. С сожалением должен сказать, что там предстоит проделать большую работу.

Будучи в Ателии уже несколько лет, я знаю, что в связи с быстрым развитием индустриализации качество воздуха значительно ухудшилось, особенно в промышленных городах. Нет ничего необычного в том, что на улицах висит смог.

Эдвард неохотно отпускает меня, когда я делаю шаг назад и мы оба замечаем пятно картофельного пюре, прилипшее к его нагрудному карману.

‒ Извини, ‒ смеюсь я. ‒ Ты же знаешь какой Эдди неряха. Восьмимесячный ребенок обязательно прольет еду себе на грудь.

Его взгляд скользит по мне, замечаю, что моя грудь забрызгана кусочками картофельного пюре, юбки помяты, а пряди волос выбились из пучка и вьются по подбородку. Но все, что делает Эдвард, это проводит пальцем по коже под моими глазами.