Король медвежатников - Евгений Сухов

От ее обиды не осталось и следа, глаза женщины возбужденно вспыхнули:

— Георгий, ты все-таки такой забавный выдумщик! Этакий неугомонный затейник! Я просто никак не ожидала от тебя столь буйных фантазий. Мне очень повезло с любовником. Когда я буду рассказывать в своем салоне о том, как проводила время на корабле, то подруги просто умрут от зависти! Георгий, что ты наденешь? Я могу предложить тебе великолепное бальное платье, я была в нем на балу в Париже.

— Мне нужно что-нибудь попроще, — уже рылся в вещах женщины Чернопятов. Отыскав длинное темное платье безо всяких излишеств, он восторженно воскликнул: — Вот это то, что нужно! Ты не возражаешь?

— У тебя отличный вкус, Георгий. Ты такой умница, что разбираешься даже в женском платье. Одевайся быстрее! — восторженно захлопала женщина в ладоши. — Мне не терпится взглянуть на тебя.

Георгий посмотрел в иллюминатор. Берег стремительно приближался. Через какие-нибудь полчаса корабль пришвартовался.

— Какой шарм! Боже мой, какой шарм! Георгий, тебе лучше не снимать этого платья!

— Знаешь, милая, я так и сделаю! — подошел Георгий к женщине. — Это ведь моя игра?

— Ну, конечно, Георгий, — возликовала Мария, — ты ведь такой выдумщик.

— Тогда давай примерь мою рубашку. О! Она тебе тоже очень к лицу. А теперь штаны.

— Они мне немного тесноваты, — капризно пожаловалась женщина.

— Ничего, придется потерпеть, это ненадолго. Теперь давай я привяжу тебя к кровати.

— А это еще зачем? — забеспокоилась Мария.

— Ты доверяешь мне?

— Ну, конечно, ты ведь такой милый, — коснулась женщина его лица.

— Сначала руки…

— А не слишком ли сильно?

— Я боюсь, что ты можешь меня поцарапать.

— Вижу, что ты все предусмотрел.

— Теперь ноги… Извини меня, крошка, но сейчас я завяжу тебе рот. Так, — удовлетворенно протянул Чернопятов. Посмотрев на связанную женщину, Георгий увидел в ее глазах испуг. — Ну, чего же ты переживаешь? Если бы я хотел причинить тебе неприятность, то сделал бы это намного раньше. Конечно, ты немного старовата, но в постели тебе просто нет равных! Жаль, что мы никогда больше не встретимся, — прикрыл Георгий за собой дверь.

На высокую женщину в черном глухом платье, спускающуюся по трапу, мало кто обратил внимание. В руках она несла небольшой саквояж и сверток. Спрятав лицо под вуалью, дама старалась удержать равновесие. Что поделаешь, легкая качка ощущалась даже на пирсе. Женщина крепко вцепилась в перила. Улыбнулась мужчине, попытавшемуся поддержать ее под локоток, и направилась вдоль пристани.

Матросы пристально всматривались в каждого проходившего мимо мужчину. Напряженное лицо боцмана на секунду расслабилось, он ткнул стоявшего рядом матроса локтем и показал в середину толпы. Нет, почудилось, его лицо разочарованно сморщилось. Значит, «купец» пока еще не вышел.

Напряженным выглядел даже капитан. Сложив руки на груди, он внимательно посматривал с капитанского мостика на проходивших мимо пассажиров. Вот прошла высокая женщина в шляпке с широкими полями — и уверенно направилась к трапу. А рядом с ней, приставучим маленьким псом, следовал невзрачный мужчина. Женщина на секунду оглянулась и, подняв ладошку, слегка помахала кому-то. Вот на берег спустился последний пассажир. Матрос что-то торопливо сказал боцману, тот согласно кивнул, и оба, не сговариваясь, устремились в трюм корабля.

Маскарад подошел к концу.

— Вы моя богиня! — не унимался преследовавший женщину мужичок. — Вы даже не знаете, насколько вы очаровательны. — И уже решительно, обхватив ее за талию, проговорил: — А не отправиться ли нам в номера?

Чернопятов сорвал белокурый парик и, помахав им у распаренного лица, произнес:

— А собственно, почему бы и нет… мой птенчик!

Мужчина испуганным щенком отпрыгнул в сторону, словно кто-то придавил ему лапу.

— Господи, каких только ненормальных не встретишь! — возмущенно пробурчал он.

Глава 9 За ложь я разрубаю на куски!

Холм Монте Ватикано уже лет сто не видел такого наплыва рыцарей. Именитые и безродные, богатые и бедные, честолюбивые и напрочь лишенные всякого тщеславия, они съезжались в Ватикан со всех уголков Европы, чтобы принять участие в Четвертом крестовом походе и освободить наконец Гроб Господень.

Можно было только предполагать, какое огромное количество женщин, застегнув пояс верности, оставалось в замках дожидаться своих мужчин. Казалось, что Рим находится на осадном положении. Рыцари, закованные в доспехи, целыми днями расхаживали по тесным улочкам, задирали друг друга и участвовали в поединках. Уже было выпито все вино в городе, опустошены даже неприкосновенные винные подвалы монахов, перепорчены все девицы на сто верст вокруг, а Крестовый поход все откладывался. Помаявшись без войны, рыцари взялись за свое любимое дело — совращать знатных дам. И по Риму занятными анекдотами стали гулять рассказы о том, как некий рыцарь, не снимая лат, грешил с предметом своего обожания прямо на тесном римском балкончике. И можно было за милю услышать ритмичное бренчание доспехов.

Радость от прибытия рыцарей в Рим испытали и хозяева многочисленных таверн, они мгновенно распродали многолетние запасы вина, избавились даже от самого кислого. А когда винные погреба оскудели совсем, то стали продавать уксус, выдавая его за новый сорт коньяка. Рыцари, не замечая подлога, выпивали эссенцию, смешанную с водой, и, хлопая хитрых хозяев по плечу, благодарили за необыкновенный напиток. Глотки у рыцарей оказались необыкновенно крепкими, а желудки не могли переварить разве что булыжники, а потому никто из них не мучился несварением, и даже просили у хитрых хозяев рецепт напитка.

Итальянское рыцарство прибывших дворян встретило настороженно и ревниво, не проходило дня, чтобы не случались поединки. Бывало, что схватки заканчивались смертоубийством. А несколько дней назад, недалеко от Колизея, две сотни итальянских и французских рыцарей устроили настоящее побоище. На этом турнире особенно отличился белокурый красавец-граф Джулио Мазарин. Сражаясь пешим, он сумел оглушить булавой трех итальянцев, а одному, пробив забрало, размозжил череп. На щите, где был изображен его фамильный герб — лев, держащий в лапах копье, — он укрепил рукав платья своей возлюбленной. Но многие недоброжелатели шутили о том, что это, скорее всего, половина ее панталон. Злые языки поговаривали, что он добился благосклонности у самой маркизы Корнель, а в каждой таверне судачили о том, что он пьет только ту воду, в которой моет руки его возлюбленная. Однако для многих не секретом было, что Корнель не отличается постоянством и одаривает своей благосклонностью всякого рыцаря, проявившего настойчивость. А если дверь в ее опочивальню была заперта, то граф не скучал и переключал свое внимание на многочисленных служанок маркизы.

Граф был одним из многих, прибывших в этом году в Рим, а если чем и отличался от прочих рыцарей, так это чрезмерно задиристым характером да еще вот тем, что даже самую простую девушку возносил не ниже Девы Марии. Может, оттого на его счету кроме несметного числа боевых побед было еще множество разбитых сердец, которые он с легкостью нанизывал на острие своего копья.

Джулио Мазарин был горд тем обстоятельством, что едва ли не в каждом дворце Рима был желанным гостем. Но он и не упускал случая впрыснуть свою благородную кровь в любвеобильных простолюдинок. Графу приятно было сознавать, что по возвращении из Крестового похода его будут встречать несколько десятков белокурых отроков.

Любимым его местом в Риме была небольшая таверна у Пантеона. Вино здесь продавали сладкое и необыкновенно дешевое, а кроме того, особо почетным гостям прислуживала жена хозяина — высокая темноволосая фламандка. И вот однажды, когда она подливала вино в его бокал, он, как бы невзначай, провел ладонью по ее розовым панталонам. Но вместо ожидаемого протеста женщина вдруг припала к нему всем телом и горячо зашептала в самое ухо, поведав о том, что в этот вечер ее муж будет в отъезде и если господин рыцарь будет нетерпелив, то она обязательно откроет ему дверь. Только у нее имеется одна просьба: чтобы он пришел тайно, иначе она навсегда может лишиться репутации честной женщины.

Граф Джулио Мазарин расхохотался, а отсмеявшись, заявил, что привык это делать громко и непременно во всей амуниции.

В родовом замке он оставил скучать молодую белокурую графиню. Уезжая в Крестовый поход, он предусмотрительно надел на нее пояс целомудрия, а единственный ключик всегда держал при себе. Но самое скверное заключалось в том, что, добираясь до Рима, он останавливался точно в таких же замках, где отбывших в дальние страны супругов так же дожидались жены с кованым железом на пикантном месте. И его ключик, выкованный на заказ, частенько служил чем-то вроде отмычки для их поясов целомудрия. Граф буквально впадал в бешенство, думая о том, что в далекой Нормандии может отыскаться молодчик, способный подобрать отмычку к заветному замку его разлюбезной женушки.