Благодарю за этот миг - Валери Триервейлер

Нет, я не являюсь владелицей замка или другой собственности, как другие первые леди до меня, например Карла Бруни, Бернадетт Ширак или тем более Анн-Эмон Жискар д'Эстен. Но когда я впервые переступила порог нашего домика, он показался мне настоящим дворцом. Мне едва исполнилось четыре года, и мы уже сменили не одно социальное жилье. А здесь был настоящий дом, да еще и с садом. И пусть мы спали вчетвером в одной комнате, все равно это был дворец.

Я по всем статьям решительно не годилась на эту роль: отношения не оформлены, состояния нет, к тому же мне нужно работать. Какая же из меня первая леди? Однако в один прекрасный день я пробила свой стеклянный потолок, ступив на красную дорожку. С такой силой пробила, что разлетевшиеся осколки изранили меня.

С первого дня в Елисейском дворце я хотела многое сделать. Сразу же пригласила к себе прежнюю команду Карлы Бруни и спросила у референта и всех помощниц об их планах. Хотя репутация истерички шла впереди меня, они решили остаться. Все без исключения. Думаю, они об этом не пожалели, совсем наоборот. Мы вместе преодолели немало трудностей.

Едва я приехала, они помогли мне вникнуть в суть дела и подготовить визит президента в Соединенные Штаты. От меня требовалось выбрать подарок Мишель Обаме. Я предложила привезти ей что-нибудь из товаров, которые производятся в Коррезе, — сумочку или продукты косметики, то, что стоит сущие гроши, зато станет знаком внимания к жителям округа, где он был депутатом.

Спустя несколько дней после избрания я вылетела вместе с президентом в Соединенные Штаты. Поднявшись на борт президентского самолета, я увидела то, что пресса называла «Эр-Саркози»: большую спальню, просторную ванную, кабинет президента, зал для совещаний, превращавшийся в столовую. За столом одновременно помещалось одиннадцать человек. Чаще всего это были министры, глава государства и дипломатический советник. Два человека действительно достойных. Но большинство министров, за исключением Лорана Фабиуса, явно не дотягивали до нужного уровня, — не обязательно быть экспертом, чтобы это понять. Послушав их, я расстроилась. Молча наблюдала за ними и думала, как такой-то или такой-то могли получить пост министра. Наверное, чтобы соблюсти баланс представительства: пол, регион, партия. Мало кого назначили исходя из его компетентности. Бывшей политической журналистке, коей я по сути всегда и оставалась, это бросалось в глаза. Пресса всегда критиковала дилетантизм. Интересно, написала бы я то же самое, если бы до сих пор вела политическую рубрику в «Пари-Матч»? Пожалуй, промолчу.

В Вашингтоне меня преследовало странное ощущение, будто я снимаюсь в фильме и в то же время смотрю его, сидя в зрительном зале. Опекать меня взялась супруга нашего посла. Она организовала встречи с американской прессой. Я вызывала любопытство: «француженка, которая продолжает работать» и «жена президента, не состоящая с ним в официальном браке». Они считали меня своей коллегой, и наше знакомство прошло удачно.

В программе президента мое присутствие не предусматривалось: это был не государственный визит, Франсуа Олланд принимал участие работе Совета НАТО. Я сообразила, что так и уеду из США, не увидев Барака Обаму. А мне бы так хотелось с ним встретиться. Я выполняла программу «этих дам». Мне выпала честь быть принятой в Белом доме Мишель Обамой. Она ждала нас в холле и поздоровалась с каждой. Нас, «первых леди», было восемь. Она обняла нас одну за другой, словно близких подруг. По-американски.

Мишель Обама — женщина, которая произвела на меня самое сильное впечатление за последние годы. Прежде всего ее внешность. Даже на высоких каблуках я едва доставала ей до плеча. А что касается опыта и знаний, то я ей и в подметки не гожусь. Она высокая, красивая и еще более изящная, чем на фотографиях. И необычайно притягательна как личность. В ней есть что-то особенное. Движения ее рук плавны, как взмахи крыльев лебедя.

Мишель Обама безупречно исполнила роль хозяйки: показала нам Белый дом, а затем пригласила за стол. Я все повторяла про себя, чтобы ничего не упустить. Твердила себе, что не должна потерять ни единой секунды из этих часов, подаренных судьбой. Первая леди поинтересовалась делами каждой из нас. Мы обменялись несколькими фразами о моих проектах совместно с фондом Даниэль Миттеран. На моем посредственном английском я спросила о ее программе по борьбе с ожирением. Она мне поведала о том, что, когда оказалась в непростой роли первой леди, ей понадобился целый год, чтобы обозначить свою зону влияния. Все уже забыли, как в самом начале она делала скандальные заявления о своем муже и его грязных носках, и это не понравилось американцам, которые и так с трудом смирились с водворением в Белом доме темнокожей четы.

Мишель Обама как опытный профессионал уделила каждой из первых леди равное количество времени. Побеседовали на общие темы. Я за ней внимательно наблюдала. И думала, кто она на самом деле, такая безупречная и такая, в сущности, непостижимая. Ей и вправду приятно нас принимать или она играет заранее написанную роль, не предусматривающую ни малейшей импровизации?

Я вспомнила, что она отказалась от блестящей адвокатской карьеры, чтобы служить своему мужу. Она могла бы зарабатывать миллионы долларов, участвовать в самых крупных процессах. Вместо этого она с идеально выверенной живостью рассказывала о своем огороде, который собиралась нам показать. Искусно приготовленными овощами с этого самого огорода нас угощали на обед, порции были так скромны, что, встав из-за стола, я все еще хотела есть. Впрочем, я хотела всего. Например, побеседовать с ней откровенно. Я бы дорого дала за то, чтобы, заглянув под ее идеальную маску, узнать, что она думает о своей жизни first lady со всеми ее ограничениями, куда более существенными в Штатах, нежели во Франции, но дающей поистине высокий статус.

На следующий день я встретилась с Мишель Обамой в Чикаго. Утром в интернете написали, что отныне у меня есть право на звание first girlfriend: это выражение появилось в одной американской газете, и вся французская пресса принялась радостно его смаковать. Я поморщилась: мне казалось, за семь лет совместной жизни я перестала быть просто подружкой, но у СМИ свои игры.

Мишель Обама повезла нас в пригород, где она выросла. Она хотела показать нам заведение, где помогают обездоленным детям, в том числе организуют для них занятия в кружках и студиях, на которые не хватает средств у их родителей.

После этого Мишель Обама в присутствии первых леди обратилась с приветственным словом к молодежи, собравшейся в зале. Просто поразительно, но эта женщина произнесла настоящую политическую речь:

— Наверное, не все из вас будут президентами, но вы можете быть врачами, адвокатами… Мы с Бараком стали теми, кем стали, потому что много работали, так не лишайте себя такой возможности!

Эти слова запали мне в душу. Впоследствии, во время многочисленных официальных визитов, когда я посещала сиротские приюты в бедных кварталах, например в Южной Африке или Индии, я повторяла эти слова, стараясь вдохнуть в них такую же силу, как она. Не отказываться от мечты только потому, что ты родился в не самом удачном месте, — вот это по мне. Удачу нужно заслужить. А потом ею поделиться.

Вечером мы ужинали в Чикагском музее с двенадцатью дамами, две из которых были подругами первой леди. Помещение украсили великолепно. Мишель Обама организовала все с размахом. Накануне в конце дня Франсуа улетел в Кэмп-Дэвид, где присутствие жен не предусматривалось. Я осталась одна в отеле, в огромном номере из нескольких комнат, под охраной внушительного числа агентов американской службы безопасности.

Одна живущая в США французская журналистка, с которой я была давно знакома, пригласила меня вместе поужинать, и я согласилась. Она сказала, что собирается написать книгу о первых леди. Я уточнила, что не против поужинать с ней, но не ради ее книги. Мы вспоминали нашу жизнь, я рассказывала о своих детях, о некоторых своих переживаниях. В конце ужина она призналась, что хотела бы написать книгу обо мне. Я встревожилась:

— Давай договоримся, этот ужин — не для протокола!

Она заверила меня, что так и будет. Впрочем, она ведь ничего не записывала — ни в блокнот, ни на диктофон. Прошло два месяца, и я на себе испытала, что такое предательство. В ее книге «Бунтарка» мои слова были не только опубликованы, но и полностью искажены. Я тут же подала на нее в суд. На заседании авторша дала понять, что я якобы поведала ей о своих прежних увлечениях. Бессовестная ложь. Еще несколько журналистов, о существовании которых я зачастую даже не догадывалась, настрочили целую кучу книг про меня, записав меня в истерички. Это стало одним из самых тяжких испытаний в моей жизни. На протяжении первого периода президентства Франсуа книги выходили одна за другой. Первая называлась «Фаворитка», на ней значилось имя бывшего заместителя директора газеты «Монд», и она задала тон всем остальным: само ее название звучало как оскорбление. Ее автор нигде со мной не пересекался, я даже имени его не знала. Он что-то приукрасил, что-то извратил, домыслил, оспорил. Словом, стиль письма, именуемый низостью. Когда твою жизнь переиначивают и преподносят в виде романа, возникает довольно странное ощущение. Я присутствовала при рождении персонажа, у которого было мое имя, мое лицо, моя биография, но который не был мной, а лишь моим вымышленным двойником.