Сердце звездного дракона (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein"

— Что тебе нужно от нас? — спросил он, так и не найдя подтверждения своим надеждам.

— Всего лишь одна вещь. Энколион. Ты или твоя спутница должны настроить его на одного из нас.

Ровеналь закрыл глаза. То, о чём говорил этот человек, было абсолютно исключено.

Энколион уже привёл его к той, кого Ровеналь так долго искал. Но без амулета он не мог провести обряд, который объединил бы их энергию — и дал ему силу восстановить Кармелон.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — мягко продолжил палач. — Но, если ты не уступишь. И она не уступит. Один из вас умрёт. Никакого ритуала не будет. Если даже после этого тот, кто выживет, не захочет сделать то, что от него требуется, — он тоже умрёт.

Ровеналь молчал. Он знал, что его смерть означает потерю надежды для всего Кармелона. Но, как бы он ни старался рассуждать здраво, сейчас его куда больше волновало то, что происходило на экране.

— Что в шприце? — спросил он.

Ответом стал негромкий смех.

— Ты скоро узнаешь это на себе.

Краем глаза Вартарион увидел в руках палача такой же шприц. Прозрачная жидкость брызнула в потолок, а затем шеи коснулся аккуратный укол. Ровеналь едва-едва его ощутил.

Палач отстранился и отошёл на шаг назад.

— Можешь ещё немного за ней понаблюдать, — разрешил он. — Приятного отдыха.

Палач вышел, и Вартарион остался один. Он пока что не до конца понимал, что произошло. Снова осторожно подёргался в путах, стараясь не привлекать внимания тех, кто мог находиться за стеклом.

А потом, раньше, чем ему надоело это занятие, началось.

Пламя пробежало по венам, и каждое ощущение стало таким острым, как будто нервы превратились в оголённые провода. Ровеналь выгнулся дугой, потому что вес собственного тела и прикосновения ложемента причиняли невыносимую боль спине, — но это, конечно же, не помогло. Боль стала только сильней.

Эллера тоже осталась в одиночестве. Ей не показывали никаких проекций. С того самого момента, когда её вывели из камеры, и до той секунды, когда тело пронзила боль. Единственным человеком, которого она увидела, был палач — и то Олсон довольно быстро поняла, что перед ней не человек. Она и сама не знала, как именно догадалась. Ещё несколько дней назад Эллера вряд ли смогла бы выделить представителя расы драконов среди других.

Теперь, глядя на мужчину в белом одеянии, который вёл допрос, она видела неуловимое сходство с Ровеналем — в яркости глаз, в манере говорить.

— Всё просто, — сообщил тот. — Нам нужно, чтобы ты посмотрела на этот предмет и сказала несколько слов.

Эллера опустила глаза на ладонь палача, в которой лежал знакомый круглый амулет.

Тот произнёс нужную фразу.

— Я не говорю слов, которых не знаю, — честно предупредила Олсон.

— Тебе и не нужно знать. Ты говоришь — и покидаешь это неприятное место навсегда.

Эллера с трудом сдержала усмешку. Она слишком хорошо понимала, что из пыточных камер Инквизиции нет дороги назад.

Эта мысль посетила её ещё до того, как появился палач. Она успела внутренне пережить свою смерть и смириться с ней.

— Где мой спутник? — спросила она.

— Тебе не нужно этого знать, — повторил палач.

— И всё же, пока я этого не узнаю, мы не продолжим разговор.

Наступила тишина. Палач вглядывался в нежное лицо своей жертвы. Голубые глаза Эллеры спокойно и внимательно смотрели на него.

— Ты не боишься смерти, — констатировал палач. — Но у каждого есть свой страх. Может быть, боль?

— Один ноль, — Эллера расслабилась в путах. Что будет больно, она тоже уже поняла. И дракон был прав: Олсон не любила боль. Поэтому старалась лишний раз о ней не думать.

— Вариантов ещё много, — напомнил палач. Он наклонился над гравистоликом, который стоял в полуметре от ложемента, и, взяв шприц, принялся наполнять его препаратом. — Например, я могу испортить тебе лицо.

— Будет жаль, — признала Эллера. Ей стало смешно. Меньше всего её волновало лицо. — Где Ровеналь? От этого зависит ответ и на твой вопрос.

— Он в безопасности. И с ним всё хорошо.

Эллера поджала губы и попыталась перехватить взгляд палача. Всё действительно зависело от того, лжёт он или нет.

— Ты тоже с Кармелона, — будто невзначай отметила она, продолжая наблюдать, как палач готовит шприц.

— Может быть.

— Что за слова я должна произнести?

Продолжая удерживать шприц одной рукой, палач достал из складок одеяния пульт и нажал одну из кнопок. На стене появилась надпись, начертанная буквами общегалактического языка.

— Есть два вида наркотиков. Один причиняет боль, другой лишает воли. С какого начнём?

— Может, сделаем ёрш?

Палач не обратил внимания на её слова. Поправив голову Эллеры так, чтобы удобнее было добраться до шеи, он сделал укол.

— Тогда я выберу сам, — закончил он. — Слова на стене. Ты можешь выучить их, пока будешь здесь.

Палач вышел. Прошло около минуты, прежде чем Эллера ощутила, как обостряется каждое чувство и тело заливает боль. Она стиснула зубы и тут же разжала, потому что прикосновение верхних зубов к нижним оказалось невыносимым. Эллера испустила беззвучный вздох. Она не кричала лишь потому, что знала: это никак не уменьшит боль.

Последующие несколько дней слились в одну бесцветную череду, разделившуюся на две части: допросная комната и камера, куда её относили спать.

Андрэс сидел у дальней стены, зло зыркая на сокамерницу, но ничего не предпринимал.

В те часы, когда действие наркотиков проходило, Эллера корила себя за то, что не пытается ничего предпринять, но сил, чтобы встать, у неё не было. Тело стало ватным и непослушным, мысли путались.

На второй день палач сменился, теперь это был человек. Он использовал другой подход — первый, болевой препарат, Эллере давали прежде, чем отпустить спать. Пока же она находилась в камере, ей вкалывали что-то ещё. От этих уколов Олсон теряла желание делать что бы то ни было. Ей становилось безразлично, кто она и как сюда попала, безразлично, выпустят её или нет.

— Просто произнеси слова, — неизменно мягким голосом раз за разом предлагал палач.

Эллера не имела ничего против того, чтобы их произнести. Но стоило ей увидеть надпись на стене, как сквозь пелену опьянения пробивалась злость.

— Когда ты скажешь, где Ровеналь, — упрямо отвечала она.

Что она будет делать, если получит ответ, Эллера не знала.

Она не знала, сколько времени прошло, когда дверь открылась в очередной раз.

— Олсон! — раздался негромкий голос.

Никто здесь, на корабле, не называл её так.

— Какого чёрта… — пробормотал говоривший и заглянул внутрь.

— Дарен?.. — в недоумении произнесла Эллера, чувствуя, что у неё начинаются галлюцинации.

Дарен Осан, которого Эллера в последний раз видела на Ноктюрне, оглядел камеру.

— Ты, — он ткнул пальцем в Андрэса, — бери её на руки и пошли.

Судя по лицу Андрэса, тот тоже видел непонятного гостя и тоже не верил своим глазам.

— Подъём, я сказал! — рявкнул Дарен полушёпотом. — Пока вся охрана не сбежалась на шум!

И только тут и Андрэса, и Эллеру пробрало. Боль, терзавшая тело, резко перестала её интересовать.

Они разом попытались подняться на ноги. У Андрэса получилось быстрей, и он подхватил Эллеру на плечо.

— Где Ровеналь?! — уже почти привычно потребовала ответа та.

— Готовит корабль. Давайте быстрей.

26

Приходила в себя Эллера медленно. Лежала, понимая, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, и с грустью думала о том, что за последнюю неделю теряла сознание столько же раз, сколько за последние пять лет.

Совсем недавно ей казалось, что она ведёт опасный и динамичный образ жизни. Что она — отлично обученный спецагент организации, которая потенциально могла бы править Галактикой.

«Три раза ха!» — думала она теперь.

«Какой к драконьей бабушке спецагент, если даже от террористов сбежать не смогла…»

Вместе с этой мыслью Эллеру настигли воспоминания о том, что случилось в последние дни. Образы были тусклыми и путанными, края их расплывались и от попытки вспомнить что-то конкретное начинала болеть голова.