Время тяжелых ботинок - Владимир Король

Как сказать Осе, что срочно нужно профинансировать военный проект?

Даже те четыреста пятьдесят тысяч, что бандиты загнали в один из банков Сингапура и считали принадлежностью Кинжала, были под колпаком чеченцев, корешей Желвака. Снять Оса их мог, только об этом бы тут же узнали, и за гонораром руководителя бандитского холдинга пустили бы финансового «хвоста».

На какой это проект Бруту понадобились деньги?

А не собирается ли он залечь где-нибудь на уютном островке в Тихом океане – с какой-нибудь семиклассницей с шоссе Энтузиастов?

Он попросил Шкипера принести гитару, сдул с неё пыль и стал настраивать:

– Это ж сколько на ней не играли?

Полковник Волохов простому вопросу удивился, – ответа не было.

Он смотрел на свою семиструнную, как на предмет какой-то другой жизни.

Действительно, он сейчас небось ни одного аккорда взять не сможет. На баяне поигрывал, гитара забылась.

Куда всё ушло?

А Оса гитару всё-таки настроил.

«Совсем нервы ни к чёрту стали», – подумал полковник, когда начисто лишённый музыкального слуха сын его кореша-моряка безголосо запел и тут же подёрнулся мутью наплывших на глаза Шкипера слёз.

Толе Чекашкину было от силы лет пять, когда он развлекал подвыпивших офицеров-моряков.

Друзья просили устроить представление, и отец ставил маленького сына на стул.

Публика смеялась до упаду, пока не выговаривавший букву «р» малец старательно растягивал под музыку аргентинского танго: «Услышал реплику маркёр известный Моня, / Об чей хребет сломали кий в кафе «Фалькони», / Побочный сын мадам Алешкер, тёти Песи, / Известной бандерши в красавице Одессе».

Помидорно красный от водки Роберт Волохов аж заходился: мальчик ни слова не понимал из того, о чём пел. Поначалу Толя вообще произносил: «мадам Алёшка тёти писи», – пришлось специально тренировать.

Любимая песня отца – «На Дерибасовской открылася пивная». Сколько восхитительных минут его неоднозначного детства связано с ней!

И вот сейчас Оса вдруг обнаружил в хорошо знакомых куплетах явный автобиографический мотив:

Три полудевочки, один роскошный мальчик,Который ездил побираться в город НальчикИ возвращался на машине марки ФордаИ шил костюмы элегантней, чем у лорда.

– А ты СВОИМ пел? – Шкипер промокнул платком глаза.

– Да куда мне! Там такие тюремные завывания в профессиональном исполнении, что у меня и мысли не было демонстрировать своё безголосие. Там я – слушатель.

– Только поют, а может, что и рассказывают?

– Много чего… Ну, вот например.

И дальше отставной полковник Волохов – из тех, что в отставку не уходят никогда – сидел и в который раз удивлялся справедливости любимой поговорки спецназа: никогда не знаешь – где найдёшь, где потеряешь.

7

Когда-то разбойник Быков по кличке Желвак специализировался на отъёме бриллиантов у лиц, отъезжающих на постоянное жительство за рубеж. Он возглавлял обширную криминальную структуру, куда входили и информаторы из МВД, и боевики, и «мозговики» вроде Толстого. Работал и канал перегона добытых «кирпичей» в Бельгию – судами торгового флота.

Но главным звеном в этой сложной системе была разведка.

Не было ни одного случая, чтобы кому-то из отъезжающих вставляли в прямую кишку паяльник или прохаживались по голой спине раскалённым утюгом – с вопросом «где бриллианты, гад?» Соискатель красивой заграничной жизни всё отдавал сам – добровольно и до последнего камня. Точное количество огранённых алмазов и место их хранения к началу операции по отъёму было известно, и информация перепроверена.

А убедить того, кто сам всего боится, – отдать и не грешить, – оказалось делом не таким уж сложным, особенно, если за это брался лично Желвак.

Возглавлял разведку криминальной корпорации уволенный из рядов МВД оперативник, погоняло Бреус, потом оказалось, что это такая фамилия.

В лицо его знал только Желвак.

Как работал Бреус – до сих пор загадка. Куда он потом исчез – одному Богу и известно.

Только был в его работе один прокол, который запомнился участникам разбойного сообщества более рельефно, чем все ошеломительные успехи.

В начале восьмидесятых разрабатывали крупного пушного цеховика по фамилии Гельфонд.

Этот размахнулся во всю ширь необъятного Советского Союза. Его нелегальный «холдинг» охватывал все стадии – от заготовки пушнины на сибирских и дальневосточных заимках до пошива и розничной торговли шубами, шапками и шкурками в крупнейших городах страны.

У него было много дальних родственников – почему-то все престарелые. На их имя он и покупал кооперативные квартиры в разных городах страны, отдавая предпочтение, конечно, Москве и Ленинграду. Меховых дел мастер вкладывал капитал грамотно, понимая, что недвижимость всегда в цене. (Этот принцип был поколеблен гораздо позже, а то, что враз и до нуля обесценится сам СССР, не мог предвидеть даже талантливый пушной миллионер.)

Бреус и принёс информацию, что тот Гельфонд собирается изменить родине – путём выезда из неё в весьма недружественную маленькую страну, чтобы там смачно тратить всё то, что родина дала ему заработать. К этому бандитский разведчик присовокупил трёхзначное число, указывающее на количество бриллиантов, которое их подопечный приобрёл в Якутии, через своих людей.

Цифра была настолько нереальная, что Желвак тут же усомнился: как такое возможно?

Явная туфта!

Бреус сначала оскорбился.

Он долго сморкался в свой давно не стиранный платок, что-то бормотал себе под нос, но наконец успокоился. И прочитал пахану небольшую лекцию.

Желвак был вынужден прослушать всё – от начала до конца.

Оказывается, ещё 30 января 1919 года Высший Совет народного хозяйства постановил, что вся пушнина в сыром, выделанном и окрашенном виде, в шкурах и мехах продаётся и заготавливается по твёрдым ценам исключительно государством. Однако в настоящее время заготовку пушно-мехового сырья осуществляет широкая сеть заготовительных пунктов потребкооперации. Заранее составляются договоры на приём пушнины с госпромхозами, колхозами, совхозами – здесь Бреус сделал многозначительную паузу – и отдельными промысловиками!

Сюда и внедрился цеховик Гельфонд, в эти – отдельные.

Какой тут может быть государственный контроль?

А никакого!

Лучшие охотники Сибири и Дальнего Востока теперь работали не на потребкооперацию – там они просто создавали видимость – а на Гельфонда. Потому что платил он не по унизительным государственным расценкам, а как и положено: за хороший товар соответствующую цену.

Он не разменивался на белку, выхухоля или хорька, не занимался отстрелом зайцев, выращиванием кроликов или отловом кротов. Гельфонд принимал только шкурки соболя, рыси, чёрной и серебристой лисицы, куницы, норки и песца. У него – лучшие скорняки и правщики, работавшие с импортными мездрильными машинами. Самые опытные конструкторы и портные по меху входили в его всесоюзный подпольный цех. На его «закрытых» производствах была освоена новейшая технология вязаного меха соболя и норки. На ручное производство одной такой шубы уходит два месяца и стоит она минимум – десять автомобилей «Волга»!

«Откуда информация?» – коротко спросил Желвак.

Бреус назвал источник – КГБ.

Желвак хотел его прогнать.

Но тот показал пахану такую бумагу, что Палыч оторопел.

Это была репринтная копия донесения секретного агента в Якутске, написанная от руки каким-то полуграмотным вохровцем – с подробнейшим описанием сделки.

Бриллианты Гельфонд оплатил советскими деньгами. Те полновесные рубли были доставлены в Якутск специальным самолётом местных авиалиний. Откуда – выяснить не удалось.

Сумма – шесть миллионов рублей.

Таких денег разбойник Желвак не только никогда не видел, он о таких суммах даже никогда не слышал.

Поговаривали, что, например, у Сергея Михалкова в сберкассе лежит восемь миллионов рублей. Но это – знаменитый поэт, Герой Труда и сто раз лауреат, неоднократно пил чай с самим Сталиным, написал гимн Советского Союза, басен – больше, чем дедушка Крылов, байку про дядю Стёпу и редактирует самый популярный у советского народа сатирический киножурнал «Фитиль».

Здесь же – цеховик, пусть и весьма небедный.

Откуда столько?

«Где он хранит “кирпичи”?» – поинтересовался Желвак.

И впервые за несколько лет их работы без проколов Бреус, потупившись, ответил: «Установить не удалось».

А за этими словами стояли и негласные обыски всех квартир и дач Гельфонда, и прослушивания его телефонных разговоров, и работа внедрённых в его семью агентов.

Не остался в стороне и арсенал спецслужб, который был задействован для отыскания почти четырёхсот бриллиантов, каждый из которых по классификации ювелиров был КРУПНЫМ, весом более одного карата. А 23 бриллианта, весом в шесть карат и более, представляли объективный интерес для аукционов Сотбис (США) и Кристи (Швейцария).