Мургаш - Добри Джуров

Кроме того, мне дали задание отыскать всех коммунистов, уволенных из армии в запас, наладить с ними связь, проинструктировать, как они должны будут действовать, если их опять призовут. Наконец, всех прошедших службу товарищей следовало ввести в создавшиеся в городах и районах партийные ячейки запасников.

Я часто думаю, как несправедлива судьба к биографии партийного работника в подполье. Что он делал в течение недель, месяцев, а иногда и целых лет? Встречи, собрания, явки… А еще? Кажется, ничего больше не было. Но сколько времени, энергии и сил тратилось на то, чтобы найти только одного человека, провести только одну встречу и при этом не вызвать подозрения полиции и окружающих!

Однажды меня вызвал Емил Марков:

— Собирайся в дорогу!

Я вопросительно посмотрел на него.

— Поедешь в Плевен. Встретишься с товарищами, которые демобилизовались из двадцать пятого полка, и поставишь перед ними задачу начать работу в четвертом пехотном полку. Там не хватает людей, а в Сливенском — более чем достаточно… Наши связи с Плевенским гарнизоном очень слабые. Все ясно?

— Ясно.

— Деньги на дорогу есть?

— Есть.

«Командировочные» тогда давали самые мизерные, и только в случае если человек не имел собственных денег, чтобы купить билет. Суточных и гостиничных не было. Предполагалось, что по прибытии на место товарищи не оставят тебя спать на улице и ты будешь есть то же самое, что и они.

В Плевене жил мой брат Миле, и я остановился у него. Вечером он неожиданно вошел в комнату и заметил, как я клал под подушку пистолет. Он пришел, видимо, о чем-то меня спросить, но слова у него застряли в горле. Указывая на пистолет, произнес:

— Не опасно ли?

— Не бойтесь. Он поставлен на предохранитель.

— Нет, я спрашиваю о другом. Тебя ищут?

Что можно было ответить на этот вопрос? В тот момент никакой опасности я не замечал, но меня предупредили, чтобы в Плевене я ни в коем случае не попадался на глаза полиции. При малейшей опасности нужно было хорошо укрыться, и поэтому следовало заранее подумать о надежных нелегальных квартирах.

Одной из таких квартир, по крайней мере в тот день, была квартира Миле.

— Тебя ищут? — повторил Миле свой вопрос, и в голосе его прозвучала тревога.

— Нет, но накрытое молоко кошки не вылакают.

— И для этого у тебя пистолет?

— Давайте спать.

— Разве вы не знаете, какое сейчас время?!

О «времени» тогда все были одинакового мнения.

На другой день вечером я устроил собрание в одном доме, на окраине города. Привел меня туда секретарь окружного комитета комсомола Васил Топалов. Там нас ожидало несколько молодых парней. Увидев нас, они тут же все встали.

— Знакомьтесь. Товарищ прибыл «свыше» по военной линии…

Суть дела я изложил коротко. Затем заговорили о войне.

Сейчас, может быть, кому-нибудь покажутся банальными слова: «Товарищи, исход войны зависит и от нас, от наших действий». А могут и сказать, что Советская Армия и без поджогов складов, разрушения телефонной связи, без наших партизанских отрядов и боевых групп разгромила бы гитлеровцев и освободила нашу родину. В таких рассуждениях есть и правда, и огромная ошибка. Если бы во всей Европе, во всех оккупированных областях не поднимался на борьбу народ, если бы десятки немецких дивизий и соединений стран-сателлитов не были заняты введением «нового порядка», какие крупные силы были бы брошены против Советской Армии!

Все мы чувствовали себя тогда красноармейцами, хотя не носили формы. И когда ребята наказали мне передать «наверх», что все поставленные задачи будут выполнены, я понял, что долг перед Красной Армией будет исполнен.

На другой день встретился еще с несколькими товарищами и после этого возвратился в Софию.

…Так чередой шли дни — встречи, собрания и опять явки, боевые задания…

А еще?

Кажется, ничего другого и не было.

2

3 апреля 1942 года. Это был счастливейший день в моей жизни: арестовали меня в шесть часов вечера, а могли бы арестовать на несколько часов раньше…

В два часа я встретился с Желязко Колевым. Перейдя улицу, он спросил меня шепотом:

— Пистолет с тобой?

Я ощупал карман.

— Дай мне.

Вошли в подъезд, я быстро передал ему оружие. Затем мы расстались, так как на половину четвертого была назначена встреча с Тодором Дачевым. Мы с ним «столкнулись» на перекрестке, завернули в первый же переулок, он мне молча передал черную ученическую сумку и сразу же ушел.

Сумка была наполнена взрывчаткой, которую нужно было отнести в швейную мастерскую Шаренволову. В мастерской меня уже ждали.

В шесть часов предстояло встретиться с Петром Вранчевым у него дома. Я шел не спеша, разглядывая витрины, в которых не было ничего интересного, и по привычке незаметно поглядывал назад, чтобы убедиться, не увязался ли кто-нибудь за мной. Я ничего не замечал, пока не дошел до пивного завода Прошека. Улица была безлюдна, и вдруг в пятидесяти шагах от меня появилась группа людей, одетых в серые плащи. Они быстро приближались. «Сыщики», — догадался я и прибавил шагу. До первого переулка оставалось метров двадцать, когда два агента догнали меня. Один из них приставил дуло пистолета к моей груди.

— В чем дело, господа?

— Не валяй дурака. Нам известно, что ты воруешь! Люди давно уже жалуются в участок, а он притворяется тут! Пошли с нами!

Пятый полицейский участок находился рядом, и через несколько минут мы были в дежурной комнате. Меня быстро обыскали и отвели в камеру. Через полчаса вошел агент.

— Где живешь?

— На улице Петрохана.

— Адресная карточка есть?

— Да.

— Только не ври, а то знаешь что будет?!

Агент вышел и через пятнадцать минут снова вернулся. По лицу его было видно, что он чем-то озадачен.

— Как тебя звать?

— Добри Маринов Джуров.

— А кто такой Добри Маринов Добрев?

— Опять же я.

— Почему это так?

Я объяснил, что Джуров — это мое домашнее имя, и, так как в документе нет места, чтобы написать все четыре имени, я сократил третье. Затем добавил:

— Надеюсь, вы поняли, что я не имею никакого отношения к кражам?

— О, мне уже все ясно! — криво усмехнулся он. — Конечно, в участок вы угодили случайно.

Тон его был явно издевательским, и я понял, что допрос далеко не окончен. Мной тут же овладело беспокойство: что нашли при обыске дома? В том, что обыск был, я не сомневался, а у меня хранились пистолет и две гранаты.

Часов в десять в камеру вошел тот же агент и с ухмылкой остановился у двери:

— Пошли, расстаемся с тобой.

«Неужели в самом деле меня освобождают?» — радостно подумал я,