Я всей душою с вами, львы ! - Гарет Паттерсон

Возможно, вследствие инцидента в Финде не состоялось и переселение Рафики в Пилансберг. Мне объяснили, что руководство национальных парков решило перевезти к себе целый большой прайд из какого-нибудь другого места. Услышав это, я снова обратился к Найджелу Хантеру. Тот ответил, что, по его мнению, есть только три варианта, как с ней поступить, и ни один из них не показался мне хорошим.

Первый вариант - перевезти ее в отдаленный глухой угол Северной Ботсваны. Но там процветали браконьерство и незаконная охота, а главное, там уже была устоявшаяся львиная популяция, отношения с которой могли оказаться травмирующими для Рафики. Члены тамошних прайдов могли третировать ее как чужачку, неизвестно зачем вторгшуюся в их владения, а то и просто убить.

Второй - просто остаться на наших землях, но Хантер боялся, что здесь ее кто-нибудь наверняка пристрелит.

Третий вариант был худшим из всех - неволя. Я снова завел разговор об оградах. На это Хантер ответил, что не в его власти оказывать давление на землевладельцев. Я выступил еще с одним предложением - в самом сердце владений Рафики, в долине Питсани, имелась старая скважина. Раздобыть бы только мотор, а все остальное я сумею наладить сам. Тогда будет меньше шансов, что звери, в том числе хищники, станут тянуться к скважинам, пробуренным в лагерях. Хантер посоветовал мне поговорить на эту тему с управляющим.

Взяв в спутники Брюса Петти, я пошел к управляющему. Тот стоял на своем: оградами в обозримом будущем заниматься не будем, Рафики с наших земель вон, а если хотите оборудовать скважину - пожалуйста, но без нашей помощи.

В это время Рафики была уже на сносях, и я сказал, что в ее положении она может не выдержать перевозки. Пока детеныши не подрастут, ее трогать тоже нельзя. Иначе она из-за травмы может их бросить. Он скрепя сердце согласился подождать, пока детенышам исполнится полгода. Разве я мог тогда знать, что ситуация к тому времени изменится! А пока я покинул его контору подавленный, но вместе с тем полный решимости запустить скважину в долине Питсани - пусть пьет моя Рафики, а с нею и сотни других животных.

На следующий день, в полпятого пополудни, Рафики снова появилась в лагере. Ей было жарко и до смерти хотелось пить. Она выглядела измученной - и опять похудевшей. После того как она вволю напилась, мы обменялись продолжительными приветствиями. Позже она двинулась вниз, к холмам, время от времени останавливаясь и порыкивая - она явно хотела, чтобы я следовал за нею. Такое уже было дважды: в первый раз - когда она произвела на свет единственного неживого детеныша, во второй когда родила троих, которых теперь тоже не было в живых. И вот моя золотая четвероногая дочка родила в третий раз и зовет меня посмотреть на свое потомство.

Мы пересекли лежавшую на западе равнину, прошли вдоль холмов, затем спустились туда, где сухое русло Таваны делает петлю, и двинулись вдоль русла. Я догадывался, что материнское гнездышко Рафики неподалеку, а потому пропустил львицу вперед. Теперь она ступала осторожно, временами останавливаясь и оглядываясь - нет ли вокруг опасных для беззащитного потомства врагов вроде леопарда или гиены? Она спустилась вниз по берегу песчаного русла, затем тихонько завыла и вот я уже вижу их, спящих в небольшом углублении, прильнув друг к дружке. Этим крохам, с необыкновенно светлыми шкурками, было всего-то часов двенадцать от роду. Я наблюдал, как они проснулись от материнского зова - для них это был сигнал, что родительница рядом.

Рафики снова избрала местом рождения детенышей долину Таваны, на сей раз к югу от старого лагеря, ровно в километре от могилы своего брата. Я сидел на берегу высохшего русла, наблюдая за тем, как она вылизывает малышей. Время от времени она поднимала голову и смотрела на меня своими умными глазами.

Душу мою переполняли смешанные чувства. С одной стороны, я ощущал себя окрыленным при виде появившегося на свет нового прайда - ведь последние члены прежнего погибли от рук человека, и Рафики осталась одна. Но другая половина моей души пребывала в подавленном состоянии из-за неопределенности будущего Рафики, а теперь и детенышей. Когда солнце уже коснулось горизонта, я покинул это благословенное место мне надо было спешить в лагерь. Стали сгущаться сумерки, и я побрел назад по той самой дороге, по которой мы пришли вместе. В последующие дни мы с Рафики выучили на ней каждый камушек, каждую ямку, каждый кустик.

В первые несколько дней после рождения детенышей я каждый вечер приносил Рафики бидон с водой. Она усиленно кормила малышей, а с водой было трудно на много миль вокруг. Обычно, если к моему приходу Рафики находилась с львятами в своем уютном гнездышке, она вылезала из ямки, потягивалась всем своим истощенным телом и подходила ко мне здороваться. Я наливал в миску воды и наблюдал, как она жадно лакает. Иногда же она оставалась с детенышами, приветствовала меня лишь гортанным звуком и вновь принималась кормить или вылизывать их. В таких случаях я, полюбовавшись этой картиной, зарывал до завтрашнего дня бидон с водой и миску в прибрежную гальку - и спешил обратно в лагерь.

В эти блаженные часы, когда я бывал в гостях у Рафики, я наслаждался тем, что никто не мешал мне жить. Никто на всем белом свете не знал, что мы вместе. Ни один человек не забредал в долину Таваны, а немногие дороги, по которым могла проехать машина, были довольно далеко. Как бы хотел я, чтобы мы всю жизнь оставались вот так, вместе, затерянные среди заросших кустарником земель...

Рафики так надежно схоронилась со своими детенышами, словно знала, что замышляется против нас. Вскоре после рождения львят я услышал, что Рафики вместе с потомством собираются перевезти в Габороне, где имеется загон для львов. Я понимал, что для Рафики это будет хуже смерти. Она была дикой и свободной. Ее бесценная свобода (как и свобода ее брата и сестры) дважды находилась под угрозой: в первый раз - когда погибла их мать, во второй - когда не стало Джорджа. И вот теперь ей угрожают в третий! При мысли об этом я стискивал зубы, но выхода из ситуации не видел.

Точнее, мне виделся только один способ избавить Рафики от неминуемого, как мне казалось, заключения - отнять жизнь у нее и детенышей. Но что я буду чувствовать после этого? Смогу ли жить? Как справлюсь с гневом, обращенным против тех, кто толкнул меня на этот шаг? Нет, в таком случае мое место рядом с нею, там, в долинах Небытия, где Батиан, Фьюрейя, Тана и Сала. Я сказал себе, что, если меня вынудят отнять у Рафики и ее детенышей жизнь, я наложу на себя руки.

Глава четырнадцатая

Я ВСЕЙ ДУШОЮ С ВАМИ, ЛЬВЫ!

Минуло полтора года с тех пор, как я, предавшись отчаянию, пришел к мысли о страшном исходе. Судьбе было угодно, чтобы дo этoгo не дошло. Но, как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Я делал все, чтобы отстоять Рафики и ее детенышей. В первую очередь я устроил показ по национальному телевидению документального фильма "Рожденные быть свободными" и дал множество интервью средствам массовой информации.

Общественность отреагировала мгновенно. Ситуация вызвала бурю негодования, предложения помощи хлынули потоком. Я целыми днями просиживал в сарайчике, где телефон раскалялся от звонков. Звонили со всего юга Африки - из Ботсваны и Намибии, Свазиленда и Зимбабве.

Один журналист прислал мне факс: "Ситуация в высшей степени возмутительна. Рафики нужно спасти любой ценой. В случае чего - будьте любезны, обращайтесь ко мне". Женщина-адвокат готова была возбудить дело, чтобы львицу оставили в покое. Новые владельцы охотничьей станции Тули-сафари, как и многие другие, имеющие интересы в диких землях, прислали мне письма с заявлениями, что не согласны с планами перемещения Рафики. Эти письма я передал Найджелу Хантеру в подтверждение того, что мнение о необходимости удаления Рафики со здешних земель поддерживается отнюдь не всеми.

Кроме того, я направил письмо президенту Ботсваны. Я обратился к нему как бы от имени Рафики, напоминая, что она осталась последней из львов, с которыми работал Адамсон, и что в конце концов она является достоянием Ботсваны. Я напомнил ему также, что история трех львов Адамсона - Батиана, Фьюрейи и Рафики - снискала землям Ботсваны международную известность как месту, где еще сохранилась дикая фауна. Министр образования Рай Моломо, который всегда был моим горячим сторонником, не только передал послание президенту, но и сам переговорил с ним по этому вопросу. Рай чувствовал, что Рафики нельзя трогать уже потому, что она, как и другие дикие звери Ботсваны, привлечет средства в казну государства.

Несмотря на такое количество союзников, я тем не менее продолжал поиски заповедника, который стал бы убежищем для Рафики. Среди многочисленных факсов с выражением поддержки я выделил один, где рассказывалось о диких землях на юго-востоке Зимбабве, называемых Долиной спасения.