Я всей душою с вами, львы ! - Гарет Паттерсон

Недостаточная охрана принадлежащей государству фауны на этих территориях приводила к ежегодной массовой гибели животных. И Рафики тоже была лишена той обеспечиваемой законом защиты, какую имели львы в национальных парках. Собственно, законов, которые обязывали бы владельцев охранять фауну своих земель, как таковых не было. Перемены необходимы - ведь речь идет о спасении одного из национальных богатств страны.

А в сущности, что значит "владение землей"? В частности, "владение дикими землями"? Не есть ли это созданный человеком миф? Как ты можешь "иметь в собственности" землю, которая существовала до твоего рождения и никуда не исчезнет с окончанием твоего жизненного пути? Нет, я не верю, что ты можешь этой землей "владеть", но ты можешь быть ей защитником. Да в общем-то, если разобраться, то это дикие земли владеют нами, а не наоборот. Человек, живущий на них, является их частью - не большей и не меньшей важности, чем лев, зебра или термит. Земля кормила и кормит всех. Дело лишь в том, что благоговение перед дикими землями, как и перед жизнью в целом, имевшее место в прошлом, ныне утрачено. Нужно присмотреться к тем народам и племенам, которые до сих пор сохранили это благоговение - американским индейцам, последним бушменам, последним истинным австралийским аборигенам, - и понять их. Нужно только захотеть этого. Священное не может находиться в чьей-то собственности, а для меня дикие земли священны.

Но ведь автор постоянно пишет "мои львы", скажет читатель. Не стоит ловить меня на слове. Я никогда не считал, что они мне принадлежат. Мне это и в голову не приходило - может быть, потому, что в основе наших отношений лежало уважение. Если мы со вниманием отнесемся к закону Природы, то поймем, что те, у кого дикие сердца, не могут быть ничьей собственностью. Наверное, я повторяюсь, но претензия человека "владеть" чем-то принадлежащим дикому миру оскорбляет меня. Разве крупица песка со дна высохшего русла или опавший лист, гонимый ветром по земле, высокий холм или орел, парящий в небесах, могут находиться "в собственности"? Впрочем, эта точка зрения едва ли могла повлиять на судьбу бедняжки Рафики.

Встреча, призванная решить ее участь, состоялась в начале декабря в Йоханнесбурге. Помимо директора Департамента и нескольких землевладельцев на ней присутствовала также моя сподвижница Розанна Сейвори. Она привезла с собой документы, где излагались факты и гипотезы, связанные со смертью Исаака и заставляющие усомниться в виновности львов в происшедшем. Кроме того, у меня было заявление моего друга Джиппи, смотрителя лагеря, через который не раз проходили мои львы. Джиппи видел их куда чаще, чем любой землевладелец, и его комментарии могли быть очень важны при оценке поведения львов.

На встрече присутствовали не все владельцы земель - это значило, что любое принятое решение не будет полностью демократичным. Но, как выяснилось, это не имело особого значения, так как решение уже было принято теми, кто хотел, чтобы мы с Рафики убрались отсюда.

Перед началом встречи Розанна вручила директору Департамента экземпляр подготовленного ею документа. Увидев это, к ним рванулся председатель Ассоциации землевладельцев и прервал их разговор.

С самого начала лейтмотив встречи был ясен: Рафики надо убрать. Я попросил позволения зачитать заявление Джиппи и объяснил, почему считаю это важным и уместным. (Пока я читал, меня неоднократно пытался прервать все тот же предводитель землевладельцев, крича, что я заболтался, но я продолжал, стараясь не обращать на него внимания.)

Джиппи сообщал, что мои львы, как и другие, приходили к его лагерю, где была водоносная скважина, но ни разу не причинили ему беспокойства. Он также указал, что, пока лагерь, где он жил с женой и двумя детьми, не был обнесен оградой, львы неоднократно крали оттуда мясо, которое он намеревался приготовить себе на обед. "Я доложил об этом начальству, - писал Джиппи, - и мне выделили временную ограду, но только Гарет поставил мне постоянную, и теперь мое жилище в безопасности". Джиппи сообщал также, что мои львы ничем не отличаются от остальных живущих на этих землях и у него ни разу не было повода жаловаться на их поведение.

К сожалению, заявление Джиппи никак не повлияло на общую атмосферу собрания. Возможно, дело повернулось бы иначе, если бы директор заповедника Чартер Брюс Петти присутствовал на встрече или прислал свое заявление. Но владельцы земель, где расположен его заповедник (они же платили ему жалованье), отговорили его.

Брюс мог бы подтвердить, что за годы своей работы на территории, которую чаще всего посещали мои львы, он не заметил в их поведении ничего опасного, что они ни разу не демонстрировали агрессивности по отношению к нему или его работникам, что, с его точки зрения, мой проект доказал свою ценность и возымел успех. Но Брюса на встрече не было, и эти суждения так и остались невысказанными.

Зато прозвучало заявление директора-распорядителя турфирмы, где работал Исаак. Он обещал выделить десять тысяч рэндов для устройства загона, где будет содержаться Рафики перед депортацией из региона. После этого загон можно использовать для содержания других животных, предназначенных для продажи.

Многие землевладельцы зааплодировали в знак одобрения, а председатель Ассоциации отметил, что это очень щедрый жест. Я пришел в ужас. Рафики никогда не знала неволи и к тому же носила в себе детенышей. Какой травмой будет для нее заключение в клетку! Я высказал все это директору-распорядителю, добавив, что лучше бы ему потратить деньги на сооружение оград вокруг жилищ своих же работников. Тем не менее было ясно - участь Рафики предрешена. Мне давалось два месяца, чтобы подыскать для нее другой заповедник, все это время она должна находиться под неусыпным моим наблюдением и как можно ближе к лагерю для этого я должен обеспечивать ее тушами импал. Директор Департамента предлагал просто снабдить ее ошейником с радиопередатчиком, контролируя таким образом ее перемещения, и такой же ошейник надеть еще на какого-нибудь льва, чтобы определить, чаще ли она подходит к человеческому жилью, нежели другой, наугад взятый лев. Но землевладельцы были не согласны с этим и настаивали на ее изгнании. Один из них, чьи владения входили в состав заповедника Чартер, был в отношении меня просто агрессивен.

Тут уж я не утерпел. Вспыхнув, я заявил своим оппонентам, что их намерения не составляют для меня тайны. Им просто хочется от меня избавиться! Черта с два! Я сказал, что, как только подберу новый заповедник для Рафики, снова вернусь сюда.

В зале воцарилась тишина. Этого от меня не ожидал никто. Все думали, что я навсегда удалюсь вместе с Рафики. Наконец председатель Ассоциации спросил:

- А ты согласовал с кем-нибудь свое желание оставаться здесь и дальше?

Его слова повисли в воздухе. У меня не было ответа. Атмосфера накалилась так, что никто уже не скрывал своего стремления отделаться от меня. Им было не понять, что я боролся не за своих львов и даже не за львов Тули, а вообще за эти беззащитные дикие земли и их бессловесных обитателей.

После встречи я подошел к директору Департамента. Вид у него был печальный. Теперь, когда землевладельцы окончательно решили, что Рафики нужно увезти отсюда, изменить ничего было нельзя. "Если бы эти земли были национальным парком! - подумал я. - Тогда моя львица не стала бы жертвой политических интрижек людей - ее просто оставили бы в покое".

Во второй половине того же дня я отправился к прорицательнице. К моему удивлению, она почти дословно повторила все, что рассказывала моей знакомой, и снова предупредила, что наши жизни в опасности:

- Ты же не один. У тебя есть подруга. Уезжай отсюда хоть ради нее. Если все же решишь остаться, будь бдителен и не выпускай из рук оружия.

Дальше она сказала еще более страшные вещи:

- На тебя могут напасть двое. Они подкрадутся к тебе сзади.

Когда я спросил насчет Рафики, она ответила, что бедняжку также следует увезти, ибо и ее жизнь в опасности. Это я знал и без нее.

- А что же все-таки случилось с Исааком?

- Его каким-то образом выманили во тьму два-три человека. Мне известны их инициалы. Они оглушили его ударом по голове и приволокли на песчаное русло реки, а там добили и оттащили туда, где его нашли львы.

Прорицательница сказала, что Исааку было известно о темных делах, творящихся в лагере, и спросила, не случилось ли там в прошлом кражи. Потрясенный, я сообщил ей о ружье.

- Не только. Там было кое-что посерьезнее. Может быть, слоновая кость, драгоценные камни. Может, они занимались контрабандой.

Потом она сказала нечто совершенно неожиданное:

- Они боятся, что ты знаешь обо всех их делишках, хотя на самом деле это не так. Или боятся, что ты о них выведаешь. А что? Ты для них страшнее любого полицейского! Ты же наблюдаешь за всем!

Я покинул прорицательницу, не в силах поверить тому, что она рассказала. Она заявила, что Исаака приволокли на песчаное русло реки. Действительно, там были обнаружены следы крови и остатки его одежды. Потом его еще волокли долго-долго. "Если все остальное, что она рассказала, правда, - думал я про себя, - то дело это гораздо страшнее и сложнее, чем мы себе представляли".