Ночь длиною в жизнь - Тана Френч

Холли унеслась к качелям, а мы с Джеки отыскали скамейку, с которой могли наблюдать за ней. Холли на качелях — лучшее лекарство от стресса. Хотя с виду она совсем пушинка, такое упражнение ей нипочем, и она может качаться без устали часами; а я могу смотреть и смотреть, убаюканный ритмом. Я почувствовал, как расслабляются плечи, и понял, до чего был напряжен. Я сделал несколько глубоких вздохов. Интересно, как держать давление в норме, когда Холли подрастет и на детской площадке ей станет неинтересно?

— Господи, она же еще на целую голову вымахала! Еще чуть-чуть — и меня перерастет.

— Еще чуть-чуть — и я запру ее до восемнадцатилетия, как только она научится без рвотных позывов произносить имя мальчика.

Я вытянул ноги, руки положил на затылок, повернулся лицом к слабенькому солнцу и стал мечтать о том, чтобы так и провести остаток дня. Мои плечи расслабились еще немного.

— Крепись. Они начинают теперь ужасно рано.

— Только не Холли. Я ей объяснил, что мальчики до двадцати лет не умеют пользоваться горшком.

Джеки рассмеялась.

— Тогда она просто примется за взрослых мужчин.

— Ну, взрослые быстро сообразят, что у папочки есть револьвер!

— Фрэнсис, а ты вообще как себя чувствуешь? — озабоченно спросила Джеки.

— Вот похмелье пройдет — и все будет в норме. Есть аспирин?

Джеки порылась в сумочке.

— Нету. Ничего, пусть голова поболит, тебе урок: будешь в следующий раз осторожнее с выпивкой. Но я ведь не об этом, ты же понимаешь. Как ты после вчерашнего? После вчерашнего вечера?

— Я отдыхаю в парке с двумя очаровательными дамами. Это ли не счастье?

— Знаешь, Шай и впрямь вел себя как придурок. Он не имел права на Рози наговаривать.

— Ей теперь от этого ни горячо, ни холодно.

— Да он к ней на пушечный выстрел не подходил! Он тебя позлить хотел, вот и все.

— Потрясающе, Холмс. Это же любимое занятие Шая!

— Он обычно не такой. То есть нет, святым он не стал, но здорово поостыл в последнее время. Он просто… не знает, как отнестись к твоему возвращению, понимаешь?

— Ладно, проехали. Сделай милость: наплюй, радуйся солнышку и смотри, какая у меня восхитительная дочка. Договорились?

— Прекрасно, — засмеялась Джеки. — Давай так.

Холли выглядела великолепно, лучшего я и пожелать не мог: пряди волос выбились из ее хвостиков и вспыхивали огнем на солнце, она довольно напевала что-то себе под нос. Один взгляд на изящный изгиб ее позвоночника, на небрежные взмахи ног постепенно расслаблял мои мышцы получше первоклассного косячка.

— Ну что, уроки мы сделали, — заметил я. — Давай, как поедим, сходим в кино?

— Меня дома ждут.

Эти четверо по-прежнему переживают еженедельный кошмар: воскресный вечер с мамочкой и папочкой, ростбиф и трехцветное мороженое, прочее веселье и игры, пока у кого-нибудь не поедет крыша.

— Так опоздай, — сказал я. — Взбунтуйся наконец.

— Я обещала встретиться с Гэвом — выпьем по кружечке, а потом он пойдет к ребятам. Я с ним и так мало времени провожу, того и гляди, решит, что я хочу завести любовника. Я просто заехала проверить, как ты.

— Давай и его возьмем с собой.

— На мультики?

— Как раз его уровень.

— Заткнись, — миролюбиво сказала Джеки. — Не любишь ты Гэвина.

— Во всяком случае, не так, как ты. Впрочем, сильно сомневаюсь, что ему это нужно.

— Ты мерзавец, вот ты кто. Слушай, а с рукой у тебя что?

— Я спасал рыдающую девственницу от банды нацистов-сатанистов на мотоциклах.

— Да я серьезно. Ты не упал тогда? Ну, когда ушел. Ты был немного… ну, не в стельку, конечно, но…

Тут зазвонил мобильник — тот, которым пользуются мои мальчики и девочки под прикрытием.

— Поглядывай за Холли, — сказал я и достал телефон из кармана. Имени нет, и номер незнакомый. — Алло!

Смущенный голос Кевина произнес:

— Э… Фрэнк?

— Прости, Кев. Ты не вовремя. — Я нажал отбой и спрятал телефон.

— Это Кевин?

— Ага.

— Ты не настроен с ним беседовать?

— Да. Не настроен.

Джеки с огромным сочувствием посмотрела на меня.

— Все будет хорошо, Фрэнсис. Правда.

Я не ответил.

— Послушай, — сказала Джеки с воодушевлением, — пойдем со мной к родителям, когда отвезешь Холли. Шай протрезвеет, захочет перед тобой извиниться, а Кармела приведет детей…

— Вряд ли, — ответил я.

— Ну, Фрэнсис, почему?

— Папа-папа-папа! — Разрумянившаяся Холли, как всегда вовремя, спрыгнула с качелей и поскакала к нам, высоко поднимая колени, как лошадка. — Я просто вспомнила, и пока не забыла: можно мне белые сапожки? Такие с мехом по краю, и две молнии, и мягкие, и вот досюда!

— У тебя есть обувь. Когда я считал в прошлый раз, у тебя было три тысячи двенадцать пар туфель.

— Не-е-е, они не такие! Эти особенные.

— Посмотрим. Чем они особенные? — Если Холли хочется чего-нибудь помимо необходимого и не на крупный праздник, я заставляю ее объяснять причину; я хочу, чтобы она усвоила разницу между необходимостью, желанием и фантазиями. И очень приятно, что, несмотря на это, она обращается ко мне чаще, чем к Лив.

— У Селии Бэйли такие есть.

— И что еще за Селия? Ты с ней танцами занимаешься?

Холли посмотрела на меня как на тупого.

— Селия Бэйли. Она знаменитая.

— Рад за нее. А чем?

Взгляд стал еще безнадежнее.

— Она звезда.

— Охотно верю. Актриса?

— Нет.

— Певица?

— Нет! — Я тупел на глазах. Джеки наблюдала это разоблачение, пряча улыбку.

— Астронавт? Гимнастка? Героиня французского Сопротивления?

— Папа, перестань! Она из телика!

— Точно так же, как и астронавты, и певцы, и те, кто умеет разговаривать подмышками. А эта дама чем занимается?

Холли угрожающе подбоченилась.

— Селия Бэйли — модель, — сообщила мне Джеки, решив спасти нас двоих. — Ты ее наверняка знаешь. Блондинка, пару лет назад — спутница владельца ночных клубов, потом он ей изменил, она раздобыла его переписку с его новой пассией и продала в «Стар». Теперь она знаменитость.

— А, эта… — сказал я. Джеки оказалась права, я действительно знал ее: местная фифа, чьи главные достижения — любовная связь с упакованным выше крыши маменькиным сынком и регулярные выступления в дневных телепрограммах, где она с душещипательной искренностью и со зрачками с булавочную головку рассказывала, как победила в схватке с героином. Вот что сегодня в Ирландии выдают за суперзвезду.

— Холли, милая, это не звезда, это ломтик пустого места в платье не по размеру. Что она вообще сделала стоящего?

Дочь пожала плечами.

— Что она умеет делать хорошо?

Дочь еще раз пожала плечами — с нескрываемым раздражением.

— Тогда за каким чертом она нужна? Почему ты хочешь быть на нее хоть в чем-то похожей?

Холли обессиленно закатила глаза.

— Она красивая.

— Господи! — Это меня действительно поразило. — Да у этой девицы не осталось ничего натурального цвета — уж не говоря о размерах. Она на человека-то не похожа!

У Холли чуть дым не пошел из ушей — от бессилия и краха надежд.

— Она модель! Тетя Джеки сказала же!

— Она даже не модель. Один раз снялась в дурацкой рекламе питьевого йогурта. Это совсем другое.

— Она звезда!

— He-а, не звезда. Кэтрин Хэпберн — звезда. Брюс Спрингстин — звезда. А эта Селия — громадное ничто. Талдычила, что она звезда, вот горстка кретинов в маленьком городишке ей и поверила. Это еще не значит, что ты должна быть среди этих кретинов.

Холли покраснела, упрямо выпятила подбородок, но пока сдерживалась.

— Все равно. Я хочу белые сапожки. Можно?

Я понимал, что распаляюсь сильнее, чем требует ситуация, но на попятный не пошел.

— Нет. Если начнешь восхищаться тем, кто действительно сделал что-то значительное, то я куплю тебе что захочешь. Я вовсе не желаю тратить время и деньги, чтобы превратить тебя в клон тупоголового чучела, которое считает главным достижением продажу своих свадебных фоток гламурному журналу.

— Я тебя ненавижу! — закричала Холли. — Ты тупой и ничегошеньки не понимаешь, и я тебя ненавижу!

Она от души пнула скамейку рядом со мной и бросилась прочь, не обращая внимания на боль в ноге. Какой-то мальчишка уже занял ее качели. Холли, кипя от злости, уселась по-турецки на газон.

— Господи, Фрэнсис, — вмешалась Джеки. — Не мне учить тебя воспитывать ребенка, я ничего в этом не смыслю, но ты полегче не можешь?

— Нет, не могу. Ты что, думаешь, я ради забавы решил испортить ребенку вечер?

— Она только хотела пару сапожек. Какая разница, где она их видела? Ну да, Селия Бэйли — идиотка, спаси ее Господи, но безвредная же!

— Вот уж нет. Селия Бэйли — живое воплощение всего, что неправильно в этом мире. Она так же безобидна, как бутерброд с цианидом.