Ночь длиною в жизнь - Тана Френч

На фоне красной стены и серого неба возникла Рози, сияющая и смеющаяся, с задранным подбородком и вьющимися на ветру волосами. Сначала я видел только это. Потом разглядел крохотные белые крестики, испещрившие ее лицо, и увидел пустой череп, просвечивающий сзади.

— Как видно по отмеченным точкам, — пояснил Купер, — анатомические особенности найденного черепа — размер, положение и форма глазниц, носа, зубов, челюстей и так далее — точно соответствуют чертам Рози Дейли. Хотя это не гарантирует полной идентификации, но дает достаточную степень определенности, особенно в сочетании с пломбой и обстоятельствами. Я поставил в известность детектива Кеннеди, что он может известить семью: я без проблем покажу под присягой, что, по моему профессиональному мнению, это Рози Дейли.

— От чего она умерла?

— То, что вы видите, детектив Мэки, это все, что у меня есть. — Купер простер руку над костями. — Имея в наличии только скелетизированные останки, мы не можем точно определить причину смерти. Несомненно, имело место нападение, но нельзя полностью исключить, например, возможность смертельного сердечного приступа во время нападения.

— Детектив Кеннеди говорил что-то о переломе черепа.

Купер бросил на меня убийственно презрительный взгляд.

— Если я не заблуждаюсь, — процедил он, — детектив Кеннеди не дипломированный патологоанатом.

Я выдавил улыбку.

— Он и зануда не дипломированный, но дело свое знает.

— Действительно, детектив Кеннеди, совершенно случайно, прав. — Уголок рта Купера дрогнул. — Череп проломлен. — Патологоанатом вытянул палец и повернул череп Рози набок. — Вот.

В тонкой белой перчатке его рука казалась влажной и неживой, с отстающей кожей. Затылок Рози выглядел, как ветровое стекло, пробитое в нескольких местах клюшкой для гольфа: его густо покрывала паутина трещинок, пересекающихся и разбегающихся во все стороны. Волосы лежали рядом тусклой кучей, но на разбитой кости кое-где еще держались пряди.

— Если приглядеться, заметно, что края трещин расщепленные, а не четкие. — Купер аккуратно коснулся трещинок кончиком пальца. — Это позволяет предположить, что в момент нанесения повреждений кость была гибкой и влажной, а не сухой и ломкой. Иными словами, переломы не являются посмертным артефактом, а произошли в момент смерти или сразу после. Переломы вызваны несколькими сильными ударами — предположительно тремя или больше — о ровную поверхность, шириной четыре дюйма или более, без острых выступов и углов.

Я удержался от того, чтобы сглотнуть; Купер заметил бы.

— Ясно, — сказал я. — Я тоже не патологоанатом, но, по-моему, от такого можно умереть.

— Ага, — с самодовольной улыбкой ответил Купер. — Можно, но в данном случае ничего нельзя утверждать с определенностью. Взгляните. — Он пошарил у горла Рози, выудил два хрупких обломка кости и аккуратно соединил их в подковку. — Это подъязычная кость. Она расположена в верхней части горла, прямо под челюстью, поддерживая язык и защищая дыхательные пути. Как видите, один из больших рогов полностью сломан. Перелом подъязычной кости связан — настолько однозначно, что может служить диагностическим признаком — либо с автокатастрофой, либо с удушением.

— Значит, Рози задушили — если только в подвал не заехала невидимая машина.

— Это в значительной степени самый удивительный аспект этого дела, — сообщил Купер, махнув подъязычной костью Рози в мою сторону. — Как мы отметили вначале, нашей жертве было девятнадцать. У подростков очень редко встречается перелом подъязычной кости — благодаря ее гибкости; и все же данный перелом, как и остальные, несомненно, прижизненный. Единственное возможное объяснение — ее душили с огромным усилием, и нападавший обладал значительной физической силой.

— Мужчина, — сказал я.

— Мужчина — наиболее вероятно, но сильную женщину в состоянии эмоционального возбуждения тоже не стоит исключать. Всю совокупность повреждений можно объяснить одним предположением: нападавший схватил жертву за горло и несколько раз ударил об стену. Два противоположно направленных усилия — удар об стену и толчок нападавшего — привели к перелому подъязычной кости и сдавливанию дыхательных путей.

— Она задохнулась.

— Асфиксия, — сказал Купер, глядя на меня. — Так считаю я. Детектив Купер действительно прав, что повреждения головы привели бы к смерти в любом случае — из-за внутричерепного кровоизлияния и повреждения мозга, но это заняло бы несколько часов. Задолго до этого жертва почти наверняка умерла из-за гипоксии, вызванной или самим удушением, или вагальным торможением из-за удушения, либо перекрытием дыхательных путей из-за перелома подъязычной кости.

Я изо всех сил давил на мозговой выключатель. Перед глазами мелькнула шея смеющейся Рози.

Чтобы уж наверняка проесть мне мозг, Купер добавил:

— На скелете не обнаружено больше никаких прижизненных повреждений, но степень разложения не позволяет определить, имелись ли повреждения мягких тканей. Например, подверглась ли жертва сексуальному насилию.

— Вроде бы детектив Кеннеди говорил, что одежда была на ней. Если это что-то значит.

Купер поджал губы.

— Материи сохранилось очень мало. Эксперты действительно обнаружили ряд артефактов, относящихся к одежде, на скелете или рядом: застежку-молнию, металлические пуговицы, застежки — видимо, от бюстгальтера — и так далее; можно предположить, что она была закопана вместе с полным или почти полным комплектом одежды. Однако это не позволяет судить о том, что вся одежда находилась на месте в момент захоронения. Из-за естественного разложения и активности грызунов фрагменты оказались сдвинуты настолько, что невозможно установить, была ли одежда на жертве или просто рядом с ней.

— Молния застегнута или расстегнута?

— Застегнута. И бюстгальтер тоже. Это еще ничего не доказывает — погибшая могла заново одеться после нападения, — но, полагаю, в определенной степени это показатель.

— Ногти, — вспомнил я. — Ногти целы?

Рози должна была сопротивляться; бешено сопротивляться.

Купер вздохнул — ему наскучили эти стандартные вопросы, которые уже задавал Снайпер; нужно было его чем-то заинтересовать или убираться вон.

— Ногти разлагаются. — Он небрежно кивнул в сторону нескольких коричневых обрезков у кистей Рози. — В данном случае они, как и волосы, частично сохранились благодаря щелочной среде, но сильно деформированы. Я не волшебник и не могу угадать, в каком состоянии они находились изначально.

— Если не торопитесь, еще пара вопросов — и я убираюсь. Не знаете ли вы — эксперты нашли при ней еще что-то, кроме частей одежды? Например, ключи?

— Полагаю, в экспертном отделе об этом знают больше меня, — строго заметил Купер и положил руку на ящик, собираясь задвинуть его на место.

Если у Рози были ключи — может, сам папаша вернул, может, стащила, — то она могла выйти в ту ночь через парадную дверь, но не пошла. Единственное объяснение этому — она все-таки меня кинула.

— Разумеется, доктор, это не ваша забота, но половина работников убойного отдела не умнее дрессированной мартышки; они не сообразят даже, о каком деле я толкую, так что пользы от них не дождешься. Сами понимаете, в этом деле мне совсем не хочется полагаться на удачу.

Купер чуть приподнял бровь — он догадался, куда я клоню, но не возражал.

— В предварительном отчете указаны два серебряных кольца и три серебряные сережки-гвоздика, — ответил он. — Все опознано семьей Дейли как соответствующее украшениям, принадлежащим их дочери. Вдобавок обнаружен один ключик для обычного замка, который однозначно подходит к замкам чемоданчика, найденного ранее на месте преступления. В отчете больше нет упоминания еще о каких-либо ключах, аксессуарах или иных предметах.

Я снова вернулся к тому, с чего начал, впервые взглянув на этот чемоданчик: без ориентиров, словно запущенный в беспросветную невесомость — и ровным счетом не за что ухватиться. До меня вдруг дошло, что, возможно, я ничего не узнаю.

— Все? — спросил Купер.

Где-то в тишине морга урчал датчик температуры. Я не часто испытываю сожаление — не чаще, чем напиваюсь; но эти выходные были из ряда вон. Я смотрел на коричневые кости, разложенные под куперовскими лампами дневного света, и всей душой жалел, что не ушел и не оставил в покое спящую девочку. Не ради себя; ради нее. Теперь она принадлежала всем: Купер, Снайпер, жители Фейтфул-плейс могли глазеть на нее, показывать пальцем и использовать по своему разумению. Фейтфул-плейс уже наверняка начала не спеша, с удовольствием перемалывать ее в еще одну местную достопримечательность — смесь сказки о привидении с поучительной пьесой, городского мифа с жизненной историей. Пережуют всю память о Рози — как земля Фейтфул-плейс сжевала ее тело. Лучше было оставить ее в подвале. Тогда по крайней мере ее памяти касались бы только те, кто любил ее.