Дети: границы, границы... - Генри Клауд

Вот, например, сейчас я пишу эту главу. Я очень устал. Только что вернувшись из тяжелой командировки, я сразу сел за стол и начал писать. Сегодня воскресенье, а я не люблю работать по воскресеньям. Кроме того, в последнее время я выбился из графика, и у меня накопилось много срочных дел. Но я сижу и пишу, так как знаю: единственный способ добиться желаемого — приложить усилия. А желание мое заключается в том, чтобы эта книга была напечатана. Я хочу, чтобы вы — родители — всегда имели ее под рукой. Я хочу внести свою лепту в то дело, к которому, как мне кажется, призвал меня Бог. Кроме того, на полученные от продажи книги деньги я смогу купить все необходимое для своей семьи.

Уже стемнело. Я все сижу и пишу. Из моего кабинета раздаются тяжкие вздохи, доносится ворчанье. К счастью, никто этого не слышит. Может, мне позвонить маме и поплакаться, как трудно писать книгу, как тяжело жить на свете, как жестока сама жизнь? А что, если она станет ужасно переживать за меня и даст мне денег? Или, сочувственно выслушав меня, скажет, чтобы я больше не напрягался? (Это не лишит меня жизненной силы. Но если бы я был любителем жаловаться, то это произвело бы впечатление на любую маму, испытывающую зависимость от своего ребенка.) Мои страдания прекратились бы, я бы больше не напрягался и не прилагал усилий к тому, чтобы выполнить поставленную перед собой задачу.

Отлично помню один эпизод, когда, учась в шестом классе, я поделился своими трудностями с мамой. Я тогда болел и месяц не ходил в школу. А когда пришел, то был буквально ошарашен тем количеством материала, который мне полагалось выучить самостоятельно. Помню, как я подошел к маме и сказал: «Сегодня я не хочу идти в школу Это слишком тяжело. Я больше этого не выдержу».

Никогда не забуду то, что она мне ответила. Совершенно отчетливо вижу ее лицо и слышу ее слова, будто это было сегодня: «Иногда мне тоже очень не хочется идти на работу. Но я обязана это делать». Потом она крепко обняла меня и велела собираться в школу.

Мне было обидно, тяжело и больно. Но мама знала, что, заставив меня идти в школу, не причинит мне никакого вреда. Она объективно оценила мою боль, вызванную необходимостью временно соблюдать жесткую дисциплину, и подбодрила меня. Теперь я бесконечно благодарен маме за возведенные тогда границы. Без них моя жизнь состояла бы из завершенных лишь наполовину проектов и не решенных до конца задач. Уже позже я поговорил об этом с мамой, и она рассказала мне историю, которую я раньше не слышал.

Когда мне было четыре года, я тяжело заболел. У меня обнаружили серьезное заболевание костной ткани, и в течение двух лет я не мог наступать на левую ногу. Я передвигался в инвалидном кресле или на костылях со специальными подпорками и не мог бегать по двору вместе с остальными детьми.

Нетрудно представить, что испытывали родители, глядя на больного беспомощного ребенка. Однако, просматривая заснятые в тот момент видеопленки, я вижу на экране вполне жизнерадостного малыша, едущего в инвалидном кресле по зоопарку, сидящего в этом же кресле рядом с друзьями за праздничным столом, ловко скачущего на костылях по двору. Для ребенка-инвалида я немало преуспел.

Я никогда не знал, что пришлось выдержать моим родителям, чтобы помочь мне не чувствовать своей неполноценности. Ортопед сказал, что если они все будут делать за меня, то я никогда не встану на ноги. Он объяснил, что я должен пройти через все страдания — научиться ходить на костылях, передвигаться в инвалидном кресле, ни от кого не скрывать, что происходит со мной.

Родители испытывали сильнейшую душевную боль, видя, какие усилия мне приходится прикладывать. Они ужасно переживали за своего четырехлетнего малыша, лишенного возможности ходить, как его сверстники. Им так хотелось сдаться и помочь мне, когда я плакал, не желая пользоваться подпорками или испытывая боль. Они категорически не позволяли мне наступать на больную ногу, иначе я остался бы калекой на всю жизнь. Как мама позже призналась, почти каждый день она плакала на плече у своей лучшей подруги. Еще мама рассказала мне. как однажды я изо всех сил старался подняться по ступенькам церкви. В тот момент она, услышала сказанные кем-то слова: «И как только родители могут так ужасно обращаться с ребенком? Как можно быть. такими жестокими?». Но мама держалась, несмотря ни на что. В другой раз мой костыль соскользнул со скользких ступенек почтамта; я зашатался, потерял равновесие, упал и сильно поранился. Но мама все равно велела мне самостоятельно ходить по лестницам. Я плакал, жаловался, использовал все имеющиеся в распоряжении четырехлетнего малыша приемы воздействия на родителей, чтобы они не заставляли меня терпеть боль, без которой невозможно научиться побеждать. Но они не переходили установленную границу... и мы победили.

В результате их стойкости я вскоре смог ходить без костылей и вести активный образ жизни — нормальный для любого ребенка. Постепенно моя нога выздоровела окончательно. И теперь я благодарен родителям за то, что они заставили меня пережить те неприятные моменты, которые причиняли мне боль, но не вред.

Родители, руководствующиеся в своих поступках малейшими жалобами или плачем ребенка, никогда не сформируют у него границ и не выработают характер. Представьте: ваш ребенок начинает плакать, когда ему приходится делать уроки, выполнять домашнюю работу или когда его не отпускают с приятелями в кино. Что вы будете делать? Ответ на этот вопрос окажет колоссальное влияние на всю последующую жизнь ребенка.

Четыре правила оценки боли

Первое правило: не позволяйте боли ребенка руководить вашими поступками

Границы в отношениях с детьми могут формироваться лишь родителями, у которых установлены собственные границы. Думающие родители прежде всего следят за собой. Если на принимаемые решения оказывает влияние протестующий ребенок, которому ничего не стоит перейти их границы, то весь процесс воспитания становится бессмысленным.

Терри никак не могла справиться с тринадцатилетним сыном Джошем, не желающим делать уроки. Мы с ней составили план, по которому Джош в назначенное время должен был садиться за стол и делать уроки. Терри при этом не позволялось его контролировать. Она могла лишь проверить, находится ли сын в этот момент в своей комнате. Таков был наш уговор.

В следующий раз Терри появилась у меня в кабинете с виноватой улыбкой: она нарушила уговор. (Запомните раз и навсегда: ребенок никогда не научится самодисциплине, если родителю самому не хватает дисциплины, чтобы соблюдать установленные правила.)

— Что случилось? — спросил я.

— Мы с сыном обо всем договорились. Все было хорошо. Но тут друг пригласил его на футбольный матч. Я сказала сыну «нет», так как в это время он должен был делать уроки. Но он так сильно расстроился, что я никак не могла его успокоить. Мальчик буквально не мог найти себе места — так ему было плохо.

— Но мы же с вами все это уже обсудили. Мы знали, что именно так он и будет себя вести, так как ему не хватает самодисциплины. И что же вы все-таки сделали?

— Неукоснительное соблюдение ваших требований приводит его в такое уныние, что я не могу этого выдержать. Поэтому я разрешила сыну пойти на футбол.

— А что произошло на следующий день? — спросил я, заранее зная ответ.

— Он снова расстроился, так как все ребята из класса собрались пойти в кино и ему очень хотелось пойти с ними.

— Итак, давайте проясним ситуацию. Вы решаете, что для вашего сына правильно и что неправильно, исходя из того, что он при этом чувствует. По-вашему, если он расстроен, значит, к нему предъявляются неподобающие требования. Я прав?

— Я не думала об этом, но скорее всего вы правы. Когда мой сын чем-то расстроен, я не могу этого выдержать.

Тогда вы должны четко усвоить следующие истины, без которых вам не решить проблему с сыном. Во-первых, ваши жизненные ценности определяются эмоциональной реакцией незрелого тринадцатилетнего парня. Наивысший принцип вашей системы ценностей, которым вы руководствуетесь в своих поступках, — расстроится или не расстроится Джош. Во-вторых, вы не придаете значения одному из самых главных аспектов воспитания ребенка: разочарование — наиважнейшая составная часть роста. У ребенка, который никогда ни из-за чего не расстраивается, не развиваются такие качества, как выдержка и выносливость. В-третьих, вы приучаете его к тому, что ему все время должно быть приятно и что другие должны делать то, что хочет он. Неужели ваши ценностные установки действительно таковы?

Женщина молчала. Было ясно, что она начинает осознавать истинный смысл происходящего. При воспитании сына ей следовало придерживаться важнейшего правила: выражаемый ребенком протест появляется объективным отражением реальности, и по нему нельзя судить о том, что хорошо и что плохо. Тот факт, что ребенок испытывает боль, вовсе не означает, что с ним происходит что-то плохое. Скорее всего, происходит хорошее: он впервые по-настоящему сталкивается с действительностью. И это столкновение никогда не бывает приятным. Но если вы разделите с ребенком его боль и будете четко соблюдать проведенные границы, то вскоре они станут неотъемлемой частью его жизни, и ни о каком протесте больше не будет и речи.