Полюс вечного холода - Александр Руж

Вадим мало переживал за свою репутацию. Его больше напрягало, что в скором времени вынырнет из Лабынкыра помянутая Федором Федоровичем куколка в резиновом костюме. К встрече с ней он был готов, но только при других обстоятельствах. И, разумеется, не в присутствии хохмача Забодяжного с его скабрезными шуточками.

Застегнувшись на все пуговицы, чтобы поскорее отогреться, он вышел из тальника, но уже в следующее мгновение отпрыгнул назад. Забодяжный сидел на камне и накручивал на ногу портянку. Вадим притянул его к себе и негромко просопел:

– Гранатками, говоришь, р-разжиться? Р-рискни здоровьем. Наши добры молодцы на подходе…

Глава VII,

в которой плохих парней становится меньше, а загадок больше

А что же позабытый нами Арбель? Уцелел ли после аудиенции у Повелителя?

Уцелел. Произошло это по той простой причине, что никакой аудиенции не было. Но, может быть, эти два факта между собой и не связаны.

Короче говоря, случилось вот что. После памятной перестрелки на берегу Лабынкыра его посадили в челнок и куда-то повезли. С ним был Толуман и двое гребцов, прочие осаждали пещеру с укрывшимися в ней беглецами, которым Арбель от всего сердца желал спасения.

– Будете? – Толуман протянул ему завернутую в ветошь бутыль. – Судя по вашему виду, вам надо подлечить нервы и взбодриться.

Арбель развернул тряпку и увидел наклейку на английском.

– Сотерн?

– Пейте-пейте. У нас все лучшее, не смотрите, что в тундре живем.

«Кто же вам присылает это лучшее?» – спросил бы он, если бы имелась надежда на правдивый ответ. Но поддельный шаман не станет откровенничать, если над ним стоит кто-то более властный.

Арбель приложился к бутыли. Такого напитка он никогда не пробовал, хоть и бывал неоднократно за границей – еще до войны путешествовал по Италии. Сотерн? Звучит изысканно. На вкус – сладко, крепость – градусов сорок. Пьется в удовольствие, особенно с устатку. Но увлекаться нельзя. Не являться же к Повелителю пьяным в зюзю! Разговор предстоит сложный, надо держать себя в тонусе и сохранять ясность ума.

– Спасибо. – Отпив два глотка, Арбель возвратил бутыль Толуману. – Полегчало.

Однако вместо того чтобы взбодриться, он начал клевать носом. Сон одолевал так неукротимо, будто перед тем было несколько бессонных ночей. Арбель перегнулся через борт, зачерпнул ладонью воды из озера, плеснул в лицо. Это освежило, но не долее чем на минуту. Мозг опять оплела паутина дурманной дремы.

Да что же это! И почему Толуман замолчал, испытующе поглядывая из-под хохлатой шапки?

– Что вы мне подсыпали?.. – шевельнул Арбель непослушным языком и, не дождавшись ответа, уснул.

…Пробуждение наступило уже не в лодке средь озерного раздолья, а в непроницаемо темном и, судя по спертому воздуху, замкнутом пространстве. Арбель не обладал умениями Вадима, поэтому не видел ничего. Он лежал на тюфяке, набитом колким прелым сеном. Череп изнутри жгло, словно там горел светильник.

А кстати, неплохо бы найти какой-нибудь источник освещения. Арбель встал, вытянул перед собой руки и пошел на ощупь. Уже через три шага он уперся в противоположную стену. Пространство было катастрофически ограниченным. Поводил руками слева, справа, нашарил полочку, а на ней – ура! – картонный коробок и связку стеариновых свечей.

Арбель поскорее зажег спичку, обвел ею вокруг себя. Лишенная окон комнатенка была обшита сосновыми досками. Из обстановки помимо матраса – табурет, а в уголку – параша. Служа инспектором уголовного розыска, он бывал в тюрьмах и имел представление об интерьере арестантских камер. В ялтинских каталажках подобные сосуды для отправления естественных надобностей называли парахами или вонючими кадками, что нисколько не меняло сути.

Арбель зажег от спички две свечи и расставил их на полочке, прилепив покрепче на расплавленный стеарин. Подошел к двери, сделанной из тех же досок и почти сливавшейся со стеной. Ручки не было. Он толкнулся плечом – дверь дрогнула, только и всего. Наружный засов держал ее крепко.

Что из этого следует? Отныне он узник. Не сказать, чтобы это стало для него неожиданностью. Толуман – не лопух, непродуманным враньем его не проведешь. Арбель осознавал, что весьма скоро обман вскроется, однако рассчитывал прежде увидеться с Повелителем.

Коротко пискнула смазанная задвижка, дверь со слабым шорохом отворилась, в проем вписался Толуман. Он был в шаманской одежде и в гриме, точно сросся с ними. А ведь, скорее всего, более привычен к партикулярным пиджакам и брюкам, как всякий образованный человек. Это однозначно: с таким речевым строем не по лесам бегать и в бубен стучать, а совещания в советских учреждениях проводить. Вот только сомнительно, чтобы этот умник в несуразном вретище испытывал уважение к власти трудящихся и имел намерение поучаствовать в строительстве коммунизма. По нему видно – осколок старого мира, отщепенец в народной семье. И Повелитель, который им руководит, – того же замеса.

– Как устроились? – обходительно спросил Толуман тоном лакея в дорогом отеле. – Прошу прощения, номеров для гостей у нас не предполагалось, поэтому придется довольствоваться подсобкой.

– Где я? Куда вы меня засадили?

– Так уж и «засадили»… Временно поместили.

– Насколько временно? На день, на год?

– Все зависит от вас. К слову, благодарность вам за золото – мы откопали его под тем камнем, на который вы указали. Считайте, что этим вы частично искупили свою вину… но только частично.

Арбелю надоело играть в кошки-мышки. Он надвинулся на лжеоюна и наткнулся на выставленный ствол автоматического пистолета.

– Потише, гражданин… как вас?.. Вы так и не назвали свое настоящее имя.

– Равно как и вы свое. Ведь вы не шаман и, если не ошибаюсь, даже не якут. Снять с вас эту бутафорию – и обнаружится какой-нибудь деникинский или врангелевский прихвостень… уф!..

– Обижаете… В Гражданскую я не воевал, у меня были другие заботы. Но довольно обо мне… Вы тоже подставное лицо. Я это определил еще там, на берегу. Откуда у вас медальон с монограммой? Забрали у нашего гонца, которого убили и зарыли в лесу? Собирались проникнуть к нам под чужой личиной? Почему же тогда не продумали легенду? Сочиняете вы совсем неумело…

– Вот сейчас оскорбил так оскорбил… – Арбель по-наполеоновски скрестил руки на груди, показывая, что брошенные обвинения не вывели его из равновесия. – Если догадались, то почему не пристрелили?

– Хотел показать вас Повелителю. Он – непревзойденный физиогномист, любит на досуге поупражняться.

– И как? Получилось?

– Да. Пока почивали, он приходил сюда. Должен сказать, что вы привлекли его внимание… Он предположил, что вы – не сотрудник большевистских карательных органов, несмотря на то, что пришли сюда вместе с чекистами. Либо примкнули к ним случайно, либо они вас завербовали силой.

«В сообразительности им не откажешь», – подумалось