Недотрога в моей постели - Яна Невинная

заставляю тебя так сильно нервничать, я уйду, — проговорил он тихо и проникновенно, глядя на меня своими штормовыми глазами, по радужке которых расходились океаны эмоций.

— Не надо. Ты… Наверное, ты прав. Нам стоит привыкать к присутствию друг друга, чтобы вести себя адекватно на общих встречах. Будет глупо дергаться каждый раз рядом с тобой.

Мне нужно было отдернуть руку, но, ввиду сказанных слов, это выглядело бы глупым. Насколько близко должны общаться названные брат и сестра, чтобы держаться в рамках приличий и не вызывать подозрений? Должна ли я проводить время с его женой, ходить с ней по магазинам и вместе нянчиться с детьми?

В моем случае речь идет о гипотетическом ребенке, но у Максима с Илоной в самом деле он скоро появится… Появится, если я вмешаюсь.

— Ты не будешь дергаться, обещаю. Я докажу тебе, что меня не стоит бояться. Да и вообще, сложно представить, что жена избегает собственного мужа, — сказал он с улыбкой после небольшой паузы.

Он снова шутил, играючи отбрасывая мои страхи, как ненужную шелуху, и так запросто рассуждал о будущем, в которым мы женаты.

В самом деле? Женаты? У меня даже не нашлось слов, чтобы среагировать на эту шутку. И обидеться тоже не получалось, потому что, по сути, Максим своей ненавязчивой веселостью разбавлял мою непоколебимую серьезность. И за это я была ему благодарна.

— Думаешь, это смешно? — вскинула я бровь, пригубив коктейль. Вкусно, пикантно, опасно. Обманчиво сладко, но ударяет в голову. Прямо как Суворов.

— Для меня — нисколько, — решительно мотнул он головой. — А для тебя?

— Но Илона… — попробовала я напомнить об очевидном, но Максим не позволил.

— Хватит о ней, Тая, — попросил мягко, но настойчиво. — Никак не можешь успокоиться.

— А должна? Хочешь диктовать мне, как думать и чувствовать?

— Нет… Не на так поняла, милая. Я никогда не буду давить на тебя.

— Не разбрасывайся пустыми обещаниями, Максим.

— Но они для меня не пустые. А вообще, ты права. Не буду обещать — буду делать.

И на этих загадочных словах он замолчал, осушив свой бокал, а потом подал мне руку.

— Ну что, вернемся на праздник?

— Пожалуй, — согласилась я с заминкой, ловя себя на робкой мысли о том, что наше уединение было слишком коротким. Представить такие уютные вечера на кухне с ним, а потом горячие ночи в постели было легко, но так опасно.

Мысленно отругав себя за то, что поддаюсь шарму этого мужчины в очередной раз, я последовала за ним на праздник. Большая часть гостей была мне незнакома, но я видела, что Николай Дмитриевич искренне рад видеть всех своих друзей, даже несмотря на то, что ни один из них не был готов приехать на юбилей к нему в Италию.

Я не могла назвать отчима злопамятным человеком. В отличие от моей мамы, он легко отпускал обиды и не любил зацикливаться на негативе. Мне еще не приходилось видеть таких шумных застолий, да и вообще праздников, когда в одном помещении собралось столько народу, что приходится потрудиться, чтобы найти кого-то конкретного.

Максим исчез из виду, затерявшись среди гостей, и я вздохнула с облегчением, почувствовав, однако, и долю грусти вперемешку с ревностью. Не имела права ее испытывать, но и отрицать, что она отправила кровь почище любого яда, не было смысла.

Чтобы отвлечься от тяжелых дум, я решила предвосхитить еще одну проблему. Плотно пообщавшись с психологом долгое время, я поняла, что у каждого страха есть подоплека, у каждого навязчивого состояния — причина. Надо признать, беспокойство мамы об юбилее отца переходило всякие границы.

Слишком она переживала из-за мелочей, на которые другие люди и внимания не обратили бы. Но, чувствуя тревогу и ответственность за мамино душевное равновесие, я знала, что успокаивать ее придется мне, как и убеждать в том, что блюда удались на славу.

И хотя кусок не особенно лез в горло, я нашла свободное местечко без шумных соседей рядом и поставила перед собой большое блюдо, а потом устроила из него подобие кулинарного натюрморта, выложив цветные кружочки разнообразной снеди. Пробуя одно блюдо за другим, я запоминала вкусы и названия, придумывая хвалебные эпитеты, чтобы потом озвучить маме, убеждая, что всё, что она приготовила, чуть ли не шедевр кулинарного искусства.

Но лучше так, чем теряться, когда она устроит истерику, и беспредметно рассуждать о том, что было представлено на столе.

За этим нехитрым занятием меня застал человек, встречи с которым хотелось избежать любой ценой. Александр подсел ко мне так тихо, что я не услышала, а ощутила его присутствие, постаравшись не вздрогнуть, чтобы не показать своего страха.

Вкрадчивым шепотом он поинтересовался:

— Чем занимаешься?

— Кажется, это очевидно, — ответила я равнодушным тоном, натянуто улыбаясь, чтобы со стороны казаться приветливой.

— Ковыряешься в тарелке. Так это называется, — строго и назидательно дал оценку моим действиям мужчина, брезгливо морщась. — Так мои дочки делали, вытаскивая из супа вареный лук. Но я быстро пресек…

— Представляю ваши методы… — процедила я сквозь зубы, чувствуя, как внутри поднимает голову неприязнь к этому человеку.

— А что тебе не нравится в моих методах? — как будто бы искренне удивился он, и мне пришлось взглянуть в стальные глаза.

— Вы серьезно?

— Да. Серьезно. Давно пора было поговорить. Я и пытался, но вот только ты вошкалась с этим щенком, тогда как я с таким трудом вытащил тебя из его лап.

— Щенком? — удивилась я. — Максим, похоже, не в курсе, как вы к нему относитесь, — покачала я головой, поражаясь злости в голосе Александра.

— А как я к нему отношусь? Мальчишка признал свою вину и приполз к отцу, поджав хвост, — пожав плечами, как будто говорит о чем-то незначительном, Александр чинно взял в руку канапе с красной икрой и медленно положил себе в рот, начав размеренно жевать.

Я представила, как он точно так же спокойно и хладнокровно планирует, как будет распоряжаться чужими жизнями и без малейших сомнений и тем более сожалений перемалывает людей, как этот несчастный кусок булки. Представила и сглотнула, ощущая липкое омерзение на коже и озноб