Спецхранилище. Второе пришествие - Олег Синицын

- В тот момент поле было отключено. Не целиком, разумеется, только на определенном участке. Они вытаскивали какой-то груз. Мне удалось незаметно проскользнуть.

- Вам говорили, Григорий Львович, что вы бешеный везунчик?

Он отмахнулся.

- Вопрос не в этом. Нам нужно решить, как пройти сквозь силовое поле повторно! И у меня есть идея…

- Не надо идей. Мы располагаем устройством, которое дырявит силовые поля, как нож масло.

Густые брови Штильмана удивленно приподнялись над оправой очков.

- Да, - отрешенно подтвердил я, разглядывая схему, - боевой трофей. Степан Макарыч! Не подойдешь к нам на минутку?

Дед приблизился, не выпуская топора из рук. Я попросил его дать экспертную оценку плана. Он положил топор на стол (Штильман нервно вздрогнул от тяжелого стука, который издал инструмент), достал из нагрудного кармана очки, склеенные синей изолентой, и оглядел наши художества.

- Вот здесь, - ткнул он сухим пальцем в лист, - хребет и сопка соединяются. На картах вечная ошибка. С этого конца распадок закрыт наглухо.

- Нарисуйте, - попросил я, протягивая карандаш.

Он наклонился и, кряхтя, продолжил линию хребта, соединив его правый конец с сопкой.

- Вот так он идет, - авторитетно изрек Степан Макарыч.

- То есть получается, - сказал я, - что вход в распадок существует только со стороны долины?

- Я бы не назвал это входом. Бурелом, лесоповал - в лучшем случае ноги переломаешь.

- Все веселее и веселее! - Я озабоченно откинулся на спинку стула. - Григорий Львович, каким же путем вы оттуда выбирались?

- Я же говорил - через хребет.

- А в каком месте?

Штильман неуверенно обвел мизинцем середину хребта.

- Приблизительно здесь. Точнее не скажу.

- Здесь есть небольшой перевал, - подтвердил дед.

- Нам таким путем идти нельзя, - задумался я. - Будем видны как на ладони, даже если Степан Макарыч пожертвует простыни на маскхалаты. Наш академик сиганул через открытый участок с перепуга, ему дико повезло, что никто не заметил. Но мы не можем позволить себе рассчитывать на везение.

- Ночь была, - пробурчал Штильман. - И пурга поднималась.

- Есть одна расселина. - Дед указал на кончик хребта, пририсованный к сопке. - Не знаю, в каком она сейчас состоянии, мы туда зимой не ходим, может, снегом полностью засыпало. Но летом по ней ходили насквозь. Вообще распадок золотой - белка и соболь водится. И ягод не меряно…

- Куда выводит расселина? - оборвал я сентенции старика.

- К сопке, куда ж еще.

Я еще раз внимательно изучил карту.

- Уже теплее. Значит, если расселина не завалена снегом, мы можем пройти по ней через хребет и оказаться у подножия сопки. Далее наш путь пересечет одна из раскинутых ног космического корабля. Если мы ее преодолеем, то выйдем к пещере. Что ж, по крайней мере, это лучше, чем ломать ноги в буреломе или в наглую лезть через перевал… Как вы думаете, Степан Макарыч, пришельцы знают о расселине?

- Гамадрилы-то? - Глава клана Прокофьевых пожал плечами. - Со стороны ее не видать. А сейчас еще снегом позанесло. Может, и не знают. Но я не поручусь.

- Ладно! - Я хлопнул ладонями по столешнице. - Значит, с маршрутом я определился. Выступаем завтра в половину четвертого утра. Спать ляжем рано. Григорий Львович, вы идете с нами?

Штильман мелко закивал.

- Снегоход, скорее всего, придется оставить в поселке: он будет привлекать к себе внимание. Пойдем на лыжах. Найдете для нас пару комплектов?

Дед важно кивнул.

- У соседей возьму взаймы.

- И еще нам понадобится проводник, чтобы показал вход в расселину.

- Сам пойду. И Кирюху с собой возьму. Мало ли, пособить чем придется. Не ради забавы идете туда, небось по государственному делу.

- Точно. По государственному.

- Тогда тем более. Все-таки не для себя стараетесь - для людей.

Конечно, дед ошибался, что стараюсь я не для себя, но переубеждать я его не стал. Возле заснеженных круч Тамаринской стрелки опыт и голова Степана Макарыча мне здорово пригодятся.

Вечером, когда Кирюхина жена стала раскатывать для нас на полу матрацы, я подошел к Бульвуму. И застал его жующим. Раздвинув тонкие губы, маленькими укусами, словно обезьянка, пришелец грыз моченое яблоко. Лицо его при этом смешно морщилось, антоновка попалась кислая, по подбородку текли струйки сока. Я не видел, кто подсунул ему фрукт, но от него он морду не воротил, в отличие от моей рисовой каши.

Заметив меня, Бульвум прекратил трапезу и спрятал недоеденное яблоко в рукаве. Я скользнул взглядом по трубе бластера, стоявшей на подоконнике у него за спиной, потом молча, без предисловий (какой в них прок!) показал ему карту. Бульвумчик лениво окинул ее своими теннисными шариками. При виде разложенного космического корабля посреди распадка досадливо щелкнул языком. Жест получился до крайности человеческим - за мной что ли опять подсмотрел? Хотя я не помню, чтобы когда-нибудь цокал языком.

Я ткнул в обозначенную Штильманом точку на склоне Улус-Тайга и протянул карандаш.

- Начерти план пещеры.

Слов он конечно не понял, однако жест был достаточно выразительным, чтобы в нем разобрался даже олигофрен. Я должен был точно знать, в каком месте запрятана капсула на тот случай, если с моим маленьким серым другом что-нибудь случится в пути. Не знаю, застрянет в расселине или сломает ногу, отчего его придется бросить ради выполнения нашей главной цели - высвобождения меня из казенной обители. Если кто-то считает, что у меня другая цель, нечто вроде спасения человечества от космической заразы, то он заблуждается. Спасение человечества является побочным эффектом.

На красноречивый жест в виде протянутого карандаша Бульвум отреагировал красноречивым отворачиванием физиономию. Здрасьте, я ваша тетя! Значит, делаем вид, что не понимаем, о чем идет речь? Изображаем из себя полуграмотного крестьянина с планеты Шелезяка? Ну-ну! Я сунул канцелярские принадлежности ему под самый нос и постучал тупым концом карандаша по схеме. В ответ руки оттолкнула упругая невидимая ладонь. При этом Бульвум скорчил невинный вид, типа он тут был совершенно ни при чем. Я опустил схему. Не хочет показывать точное место, где спрятана "плесень". Ни в какую.

Стоит признать, что подобная скрытность является неплохой страховкой для Бульвума. Когда только ему известен план захоронения, мне придется заботиться о нем, как о собственном брате. Не очень удачное сравнение - я бы не почесался, угоди мой брат в медвежий капкан. Но вы поняли, о чем я.

- Ладно, - сказал я, убирая схему в нагрудный карман. - Не хочешь рисовать, умолять никто не станет.

Бульвум снова принял позу безразличной обезьяны, обосновавшейся на сундуке. Из рукава появилось яблоко. Он поднес его ко рту, собираясь продолжить трапезу, когда четыре набитых костяшки влепили по его маленькой мартышечьей челюсти.