Русская Вандея - Иван Калинин

В Новочеркасске нашли себе приют смольнянки, эвакуированные сюда в 1917 году. Теперь их питомник превратился в штаб петроградского пролетариата. Бедные тепличные растения невской столицы и без того с жутью на душе переносили нудное прозябание в захудалой столице Дона. А тут еще невоспитанные мужланы-большевики стремились лишить их и этого убежища.

«Народный герой», вместе с Покровским и Богаевским явился в институт утешать благородных девиц. Атаман объявил им, что эвакуация отменяется. Шкуро же, благосклонно выслушивая льстивые приветствия смольнянок душке-генералу, писал им стихи в альбом или оставлял на память свои автографы. И тут же давал слово водворить их в самом непродолжительном времени в насиженное гнездо — Смольный.

Союзники не помогли Деникину живой силой иностранного происхождения. Зато они сформировали из остатков русских частей, посланных в мировую войну во Францию, «легион чести», великолепно одели его, вооружили, снарядили и привезли в Добровольческую армию.

— Сердечный привет вам на русской земле, — сказал легионерам Деникин 21 марта на смотру. — В то время, когда русские солдаты на фронте воткнули свои штыки в землю, когда армия развалилась, из всех русских частей, дравшихся на чужбине, единственно вы до конца остались верными долгу и вместе с союзниками разделили славу и радость победы над нашими врагами. Вы прибыли в край, освобожденный Добровольческой армией от большевиков. Прибыв сюда, вы услышите, вы увидите сами, что сделало с нашей родиной сидящее в сердце России, в Москве, в ее Кремле, собачье правительство. Везде нищета, голод, страшная разруха, озверение. Вы увидите и услышите, что сделала и делает Добровольческая армия. В страшной борьбе с многочисленным врагом армия несет тяжкие жертвы: погиб ее вождь ген. Корнилов, умер от тяжести трудов ген. Алексеев, убит доблестный ген. Марков. Вы войдете в ряды Добровольческой армии, которая борется не за восстановление старых порядков, а за восстановление русской армии, за светлое будущее трудящихся масс, когда будет хорошо житься без различия всем честным людям и когда государственный строй будет соответствовать воле народной.

По странной случайности, в том же номере «Вольной Кубани», где описывался смотр «легиона чести» и приводилась эта речь Деникина,[57] красовалась также телеграмма из Армавира, рисовавшая «новые порядки» того края, где властвовала Добровольческая армия:

«Прожигание жизни, выбрасывание тысяч рублей на кутежи, спекуляция и шантаж приняли в нашем городе грозные размеры. Родственники арестованных открыто говорят, что они вошли в соглашение с судебными властями…»

Рисуя мрачные стороны большевистского царства, вождь не подумал о том, все ли у него самого обстоит благополучно и может ли он убедить легионеров в том, что его порядки лучше большевистских и что он сумеет насадить светлое царство во всей России, в то время как его крохотный удел в данное время страдает тяжкими язвами.

Легионеры, дети трудового народа, понятия не имели о тех разноречиях, какие существовали между красным и белым станами, но инстинкт подсказал им, что их место во всяком случае не на стороне генералов. В бою на реке Маныче они выкинули белый флаг, не желая сражаться с братьями. Заметив это, ген. Покровский приказал своим кубанцам загнать в тыл хотя бы часть легионеров и не допустить перехода к неприятелю. Казаки в точности исполнили это приказание, отбив около семидесяти человек от остальной массы, братавшейся с красными. Загнанные в клуни, несчастные легионеры были живьем сожжены на потеху Покровского.

Наступила весна.

Красные стояли под Новочеркасском, на левом берегу Дона. Станица Богаевская, расположенная как-раз против стольного города, переходила из рук в руки. Широко разлившийся Дон мешал красным захватить «змеиное гнездо». Так, говорят, они звали Новочеркасск.

Почти целый месяц, если не больше, беспрерывная канонада оглашала степь, превратившуюся теперь в море, к востоку от Новочеркасска. Красные летчики каждое утро кружились над городом, сбрасывая бомбы на склады оружия и снарядов.

Но в городе, с переброской Добровольческой армии, словно все оцепенело. Панический элемент давно уже покинул город. Остались те, у кого были крепкие нервы. Молодежь в виде развлечения, отправлялась в Александровский сад на вышку, где стояло орудие для обстреливания аэропланов, и рассматривала в бинокли, далекий теперь, противоположный берег, на котором развевались красные знамена.

В «змеином гнезде» царило спокойствие могилы.

В многолюдном Ростове волновались более, приходя в неописуемый трепет при всякой нерадостной вести с ближайшего фронта. Разлившийся Маныч, левый приток Дона, преграждал красным путь к Ростову.

Чем теплее становилась погода, тем более ободрялись добровольцы и казаки. Весной ведь наша берет!

Шкуро перешел в наступление в каменноугольном районе. Тут же действовали «цветные войска» ген. Кутепова, — лучшая добровольческая пехота. Всеми операциями на украинском фронте начал руководить генерал генерального штаба Май-Маевский. Его войска составляли просто Добровольческую армию.

В направлении Царицына двигались кубанцы Покровского, горские и терские отряды, астраханские калмыки и бригада ген. Тимановского, прибывшая из Одессы, занятой большевиками. Эти войска составили Кавказскую Добровольческую армию, которой командовал ген. барон П. Н. Врангель.

Красные, выдохшись за время зимнего наступления, не получая подкреплений и очутившись среди неустойчивого казачества, которое с большим трудом свыкалось с советскими порядками, поневоле начали отступать. Антисоветские элементы в станицах подняли голову. Казачество «выздоравливало» от большевизма.

В мае состоялся поместный собор южно-русского духовенства, под председательством донского архиепископа Митрофания.[58]

— В эти страшные дни, — приветствовал архипастырей Деникин, — одновременно под напором большевизма, разрушающего государство и культуру, идет планомерная борьба извне и изнутри против христовой церкви. Храмы осквернены, рушатся устои веры, расстроена церковная жизнь, погасли светильники паствы. Во тьме бродит русская душа, опустошенная, оплеванная, охваченная смертельной тоской или тупым равнодушием. Раньше церковь была в плену у приказных, теперь — у большевиков, и тихий голос ее тонет в дикой свистопляске вокруг еле живого тела нашей родины. Необходима борьба. Поэтому я от души приветствую поместный собор юга России, поднимающий духовный меч против врагов родины и церкви.

Смиренные владыки, забыв проповедь Христа о любви и милосердии и хорошо помня свои доходы, которых их хотят лишить большевики, разразились рядом воинственных призывов.

Казалось, ожили времена средневековья. Казалось, это папский легат отправляет крестоносное ополчение уничтожать огнем и мечом ересь альбигойцев.

Вот, например, послание поместного собора донскому казачеству:

«Все воинства, сражающиеся с большевиками, в частности войско Донское, — орудие в руках божиих. Вспомните, донские казаки, как безоружные и малые числом вы одолевали многочисленного и прекрасно вооруженного врага. Ведь это явный знак божественной вам помощи. Запомните, донские казаки, на веки вечные, что ваше победоносное продвижение вперед на север Дона для освобождения его от ига насильников началось со дня всенародного моления в городе Новочеркасске перед чудотворной аксайской иконой божией матери, покровительницы и заступницы славного войска Донского. Мужайтесь, христолюбивые воины! Да укрепит же и да ниспошлет господь вседержитель доблестному войску Донскому силы на предстоящий бранный подвиг по освобождению не только родного края, но и московских кремлевских святынь, где безбожные правители, слуги антихриста, на месте святе создали сейчас мерзость и запустение».

Против большевиков, насевших зимою на Дон, теперь ополчились все, — донские партизаны, «волки» Шкуро, вся Добровольческая армия, «легион чести», английские танки, аксайская богородица. Вдобавок в тылу у них началось страшное восстание. Восстали те самые верхнедонские станицы, которые в январе помирились с Советской властью. Мигулинцы, вешенцы, казанцы и ряд соседних станиц, предав белую армию Краснова, теперь нанесли предательский удар в спину красной.

Донские летчики Бессонов и Веселовский слетали к инсургентам и забрали с собой в Новочеркасск одного повстанческого делегата.

Восстание в тылу у красных окрылило тех, кто в станицах до конца оставался верен донскому правительству. Отважный донской генерал Александр Степанович Секретев[59] двинулся на соединение с восставшими.

Мамонтов, кое-как пополнив свой корпус, пошел вдоль левого берега Дона. Легкая донская флотилия облегчала его операции. Имя этого генерала теперь начало греметь. Счастье неизменно сопутствовало ему в эти веселые майские дни. Казаки освобожденных станиц охотно становились под его знамена. К лету у него образовалась недурная конница, с которой он под осень совершил свой знаменитый рейд.