Философская драма. Сборник пьес - Валентин Герман

Встает и направляется к внутренней двери.

Подготовь всё что нужно, Марта. Если это проклятое дело вообще стоит нашего труда…

Уходит. Марта смотрит ей вслед, потом уходит в другую дверь.

Старый слуга встает из-за конторки, подходит к окну и смотрит на улицу. Наблюдает там за кем-то. В это время входит Ян, останавливается, оглядывает залу, замечает старика.

ЯН: Есть тут кто-нибудь?

Старик отвлекается от чего-то за окном и идет мимо Яна, но задерживается около него и смотрит.

Я спросил: тут кто-нибудь есть?

Посмотрев на конторку.

Старик слегка разводит руками и уходит. Ян задумчиво поворачивается к входной двери. В этот момент в нее входит Мария. Они смотрят друг на друга.

Ты – что? Следила за мной?

МАРИЯ: Прости, но я не могла по-другому. Может быть, я сразу же и уйду. Но – позволь мне хотя бы увидеть место, где я тебя оставляю.

ЯН: Сюда могут войти, и то, что я хочу сделать, окажется невозможным.

МАРИЯ: Тогда, по крайней мере, мы используем тот шанс, что я сделаю (если кто-то войдёт) так, что тебя наконец узнают. Хоть ты этого и не хочешь.

Он отворачивается. Пауза.

МАРИЯ (оглядывая залу): Это здесь?

ЯН: Да, это здесь. В эту дверь я ушёл двадцать лет назад… Моя сестра была маленькой девочкой. Она играла в этом углу. Моя мать не пришла обнять меня на прощание. Тогда мне казалось, что мне это безразлично.

МАРИЯ: Ян, я не могу поверить, что они тебя сейчас не узнали. Мать всегда узнаёт своего сына.

ЯН: Она не видела меня двадцать лет. Я был подростком, можно сказать – ребёнком… Мать постарела, зрение у неё ослабло. Я сам с трудом её узнал.

МАРИЯ: Всё это я уже знаю: ты вошёл, поздоровался, сел… И – ничего вокруг не узнавал.

ЯН: Моя память оказалась неточной. Женщины не проронили ни слова. Они подали мне пиво, когда я его заказал. Они на меня смотрели, но меня не видели. Всё получилось гораздо сложнее, чем я думал.

МАРИЯ: Ты прекрасно знаешь, что ничего сложного не было и что тебе достаточно было заговорить. В таких случаях говорят: «Это я», и всё становится на свои места.

ЯН: Да, конечно. Но меня подвело воображение. В глубине души я всё время надеялся, что они устроят пир по случаю «возвращения блудного сына», а мне подали пиво за мои же деньги… Я был так потрясён, что ничего не мог сказать.

МАРИЯ: Хватило бы одного только слова.

ЯН: Я его не нашёл. Но всё это пустяки, мне некуда торопиться. Я пришёл сюда, чтобы поделиться с ними своим богатством. А если смогу, дать им счастье… Когда я узнал о смерти отца, я понял, что на мне – ответственность за этих женщин, а поняв это, я делаю то, что должен делать. Но оказалось, возвратиться в свой дом вовсе не просто, и требуется время, чтобы посторонний снова стал сыном.

МАРИЯ: Но почему ты не объявил им о своём возвращении? Бывают обстоятельства, когда мы обязаны поступать, как все люди. Если хочешь, чтобы тебя узнали, ты себя называешь, это же очевидно! А начнёшь выдавать себя за кого-то другого – неизбежно всё испортишь. Как они могут не считать тебя посторонним, если ты ведёшь себя в доме как посторонний? Нет, нет, это всё неправильно, ненормально…

ЯН: Ну, полно, Мария! Ничего ужасного не произошло. К тому же, это на руку моим планам. Я смогу увидеть их со стороны. И мне будет легче понять, как устроить их счастье. А позже я придумаю какой-нибудь способ, чтобы они узнали меня. Главное – найти нужное слово…

МАРИЯ: Есть один только способ: сделать так, как сделал бы каждый на твоём месте, – сказать: «Вот и я!». А дальше пусть говорит твоё сердце.

ЯН: Сердце?.. Сердце – тоже вещь не очень простая.

МАРИЯ: Но – слова у него простые. И было совсем не трудно сказать: «Я – ваш сын, вот моя жена. Я жил с нею в стране, которую мы любили, в краю моря и солнца. Но там я не был полностью счастлив, и для полного счастья нуждаюсь сегодня в вас».

ЯН: Это не так, Мария. Я в них не нуждаюсь. Но я понял, что они, наверно, нуждаются во мне, и что человек не должен жить в отрыве от своих корней.

Пауза. Мария отворачивается.

МАРИЯ: Должно быть, ты прав, прости меня… Но мне повсюду чудится угроза – с первого часа, как я ступила на землю этой страны, где я тщетно пытаюсь найти хотя бы одно счастливое лицо. Европа оказалась такой унылой! С той поры, как мы здесь, я уже не слышу твоего смеха, да и сама начинаю на всё смотреть с подозрением. О, зачем ты заставил меня покинуть мой край? Ян, уедем отсюда, нам не видать здесь счастья.

ЯН: Мы не за счастьем сюда явились. Счастье у нас есть.

МАРИЯ: Почему же нам не довольствоваться им?

ЯН: Счастье – это не всё: у каждого есть ещё долг. Мой долг состоит в том, чтобы обрести свою мать, свою сестру, свою родину…

Мария делает движение к нему, Ян останавливает её.

Слышатся шаги. Перед окном проходит старый слуга.

ЯН: Сюда идут. Уходи, Мария, прошу тебя.

МАРИЯ: Но – только не так. Так – невозможно…

ЯН (шаги тем временем приближаются): Укройся вот здесь.

Подталкивает её к задней двери. Но в это время задняя дверь открывается, входит Старик, который пересекает залу и выходит в наружную дверь. Марию, оказавшуюся за створкой открывшейся двери, он не замечает.

ЯН: А теперь быстрей уходи…

МАРИЯ: Я хочу остаться. Я буду молча сидеть рядом и ждать, когда тебя узнают.

ЯН: Нет, ты меня выдашь.

МАРИЯ: Пять лет, как мы женаты, Ян…

ЯН: Скоро пять лет.

МАРИЯ: В эту ночь мы впервые будем не вместе. Я всегда в тебе всё любила, даже то, чего я не понимала. И, если говорить честно, мне и не хотелось, чтобы ты был другим. Я не из тех жён, которые перечат мужьям. Но тут мне страшно! Я боюсь одинокой постели, в которую ты выпроваживаешь меня, боюсь, когда ты меня покидаешь.

ЯН: Ты не должна сомневаться в моей любви.

МАРИЯ: О, в ней я не сомневаюсь! Но кроме твоей любви, у тебя ещё есть твои мечты – или твой долг, что – то же самое… С тех пор, как мы здесь, ты так часто от меня ускользаешь… Как будто – тебе надо от меня отдохнуть. А я не хочу от тебя отдыхать. И нынешний вечер (она с плачем бросается к нему)… нынешний вечер… я не вынесу его.

ЯН (прижимая ее к себе): Это ребячество.

МАРИЯ: Конечно, ребячество. Но там мы с тобой были счастливы, и моя ли вина, если в этой стране вечера внушают мне страх. Не хочу, чтобы ты оставлял меня одну.

ЯН: Я оставлю тебя ненадолго. Пойми, Мария, я должен сдержать слово.

МАРИЯ: Какое слово?

ЯН: Которое я дал себе в тот день, когда понял, что мать нуждается во мне.

МАРИЯ: Ты должен сдержать и другое слово.

ЯН: Какое?

МАРИЯ: Которое ты дал мне в тот день, когда обещал жить со мной вместе.

ЯН: Я надеюсь, что смогу всё это примирить. Ведь то, о чём я тебя прошу, – такая малость. Пойми, это не каприз. Дай мне один вечер и одну ночь, чтобы я попытался себе уяснить, на каком я свете, и лучше понял этих двух женщин, которых люблю, и узнал, как мне сделать их счастливыми.

МАРИЯ: Разлука всегда удручает того, кто по-настоящему любит.

ЯН: Дикарка! Ты прекрасно знаешь, что я тебя по-настоящему люблю.

МАРИЯ: Нет, мужчины никогда не знают, как нужно любить. Они ничем не бывают довольны. Единственное, что они умеют, это витать в облаках, придумывать себе всё время новые обязанности и долги, стремиться на поиски новых стран и новых жилищ… Но мы, женщины, знаем, что в любви ничего нельзя откладывать на завтра, нужно делить с любимым ложе, крепко держаться за руки, остерегаться разлук. Когда любишь, ни о чём другом не мечтаешь.

ЯН: Ну чего ты добиваешься? Речь идёт лишь о том, чтобы я встретился с родной своей матерью, помог ей, сделал её счастливой. А что до моих мечтаний или моих обязанностей, нужно принимать их такими, каковы они есть. Без них я ничего бы не стоил, и ты сама бы меня меньше любила, если б у меня их не было.

МАРИЯ: Я знаю, что твои доводы всегда один лучше другого и тебе ничего не стоит меня убедить. Но я тебя больше не слушаю, я затыкаю уши, когда ты начинаешь говорить этим голосом. Я хорошо его знаю. Это голос твоего одиночества, это не голос любви.

ЯН: Довольно об этом, Мария. Я хочу, чтобы ты меня оставила здесь одного. Мне нужно как следует во всём разобраться. В этом нет ничего страшного, не такое уж большое дело – переночевать под одной крышей с собственной матерью. Остальное решит Господь. Но Господу ведомо и то, что за всеми этими заботами я не забываю о тебе. Только не может человек быть счастлив в изгнании или в забвении. Нельзя всегда быть посторонним. Я хочу вновь обрести свою родину, дать счастье всем, кого я люблю. О дальнейшем я пока не задумываюсь.