Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

В октябре 1840 года Трубецкой получил отпуск для поездки в Петербург на операцию – извлечь пулю, остававшуюся в теле и причинявшую немалые страдания. По дороге он заболел и вынужден был просить о продлении отпуска. Но, узнав о том, что отец его при смерти, поехал, не дождавшись разрешения. Николай I счел это нарушением дисциплины. Князь был посажен под домашний арест и, недолеченный, отправлен опять на Кавказ.

Очередным проступком стал его приезд без разрешения в Пятигорск летом 1841 года, но наказания за это князь сумел избежать – лишь был выслан из города к месту службы. Правда, годом позже его перевели в Апшеронский пехотный полк, что для кавалериста, да еще бывшего лейб-гвардейца, выглядело унизительным. Еще год спустя он был уволен из армии по болезни, и несколько лет о «шалостях» князя ничего не было слышно. А в 1851 году Трубецкой совершил своей последний, и самый страшный, с точки зрения императора, проступок – увез от нелюбимого мужа-деспота молоденькую Лавинию Жадимирскую. Гнев Николая был ужасен – он поднял на ноги всю жандармерию, и беглецов схватили под Тифлисом. Трубецкой был посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, а отсидев срок, отдан в солдаты с лишением титула, чинов, состояния. Трагическая судьба влюбленных послужила материалом для романа Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов». Умер Сергей Трубецкой в 1859 году. Получив, в конце концов, отставку, он провел последние дни жизни в собственном имении, где на правах экономки поселилась и Лавиния Жадимирская.

С Лермонтовым Трубецкой познакомился еще в Петербурге, где пути их могли пересечься несколько раз. Первый раз – в начале 1835 года, когда Лермонтов был уже офицером, а Трубецкой вернулся в Кавалергардский полк после перевода в гродненские гусары. Вторичная возможность встречи появилась в мае 1838 года – теперь Лермонтов появился в Петербурге после кратковременной службы в Гродненском гусарском полку, а Трубецкой еще оставался гвардейским кирасиром. И уж наверняка они сошлись поближе после того, как стали родственниками, – 22 января 1839 года состоялась свадьба А. Г. Столыпина с Машей Трубецкой, сестрой Сергея.

Общаться по-родственному в петербургских гостиных они могли около года, а затем оба оказались на Кавказе. Здесь их встреча произошла уже в походной обстановке, во время экспедиции генерала Галафеева, где дружба переросла в боевое братство благодаря участию в Валерикском сражении. Лермонтов очень переживал за раненого друга. В середине апреля 1841 года, находясь в Петербурге, он рассказывал о нем своему приятелю Ю. Ф. Самарину, который записал в дневнике: «Помню его (Лермонтова) поэтический рассказ о деле с горцами, где ранен Трубецкой… Его голос дрожал, он был готов прослезиться…»

И вот Пятигорск, июнь 1841 года. Лермонтов уже около двух недель лечится, стараясь узаконить свое пребывание здесь. А Трубецкой, верный своей натуре, не заботится об этом, хотя приехал без всякого разрешения. О том, когда это произошло, мы можем судить, опираясь на воспоминания Васильчикова, сообщившего, что он уступил часть своей квартиры Трубецкому, который прибыл позже него. А сам Васильчиков, как мы знаем, появился в Пятигорске и нанял квартиру у Чилаева не ранее 4 или 5 июня.

Теперь они с Лермонтовым живут по соседству. Общаются ежедневно – и в домашней обстановке, и в городе. Скупые свидетельства современников позволяют «выловить» эпизоды их совместного времяпрепровождения. Так, В. И. Чилаев вспоминал о дружеских пирушках и карточных баталиях, в которых участвовали оба его постояльца. Однополчанин Лермонтова по Гродненскому гусарскому полку Арнольди, снимавший квартиру в соседнем доме, писал в своих воспоминаниях: «Я часто забегал к соседу моему Лермонтову. Однажды, войдя неожиданно к нему в комнату, я застал его лежащим на постеле и что-то рассматривающим в сообществе С. Трубецкого… Шалуны товарищи показали мне тогда целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые сообща начертали и раскрасили. Это была целая история в лицах вроде французских карикатур: Criptogram M-r Launisse и проч., где красавец, бывший когда-то кавалергард, Мартынов был изображен в самом смешном виде, то въезжающим в Пятигорск, то рассыпающимся пред какою-нибудь красавицей и проч.».

У того же Арнольди встречаем: «В первых числах июля я получил, кажется от С. Трубецкого, приглашение участвовать в подписке на бал, который пятигорская молодежь желала дать городу; не рассчитывая на то, чтобы этот бал мог стоить очень дорого, я с радостью согласился. В квартире Лермонтова делались все необходимые к тому приготовления…» Наконец, падчерица генерала Верзилина, Э. А. Шан-Гирей, вспоминала о присутствии Трубецкого в их доме на вечере 13 июля. Именно он сидел за роялем во время ее разговора с Лермонтовым. И стал невольным виновником рокового столкновения, прекратив игру в тот самый момент, когда прозвучала фраза «Горец с большим кинжалом», которая возмутила Мартынова.

В одном из материалов о Трубецком есть фраза: «С собой в могилу он унес тайну гибели М. Ю. Лермонтова, к которой волею судьбы он был причастен». Сказано красиво. Но верно ли? Конечно, кое-какие подробности дуэли, скрытые ее участниками от следствия (и от потомства), ему были известны, но «тайну гибели Лермонтова» он вряд ли мог унести с собой в могилу. Тем не менее поклонники поэта ценят его за добрые и теплые чувства, которые они с Михаилом Юрьевичем питали друг к другу.

«Вторая бабушка» Алексей Столыпин

Фигура эта, нужно сказать, очень любопытная! Если, скажем, Михаил Глебов в лермонтоведческой литературе представляется чаще всего «белым и пушистым», а князь Александр Васильчиков выглядит, как правило, чернее черного, то Алексей Аркадьевич предстает перед нами то в белоснежных одеждах безупречного джентльмена и заботливого родственника, то в черном одеянии злодея и тайного врага поэта. Причем поляризация мнений о Монго началась еще при его жизни. К слову сказать, считается, что прозвище «Монго» дал своему дяде сам Лермонтов, увидев у него книгу «Путешествие Мунгопарка», хотя есть и другие версии – не будем тратить на них время. Просто Алексея Аркадьевича удобно именовать так – для отличения от других Столыпиных.

Алексей Аркадьевич Столыпин

В. И. Гау, 1844

Ну а чего все-таки больше выявляют в личности Монго пишущие о нем – плюсов или минусов? Увы! Если положить то и другое на разные чаши весов, то сохранится равновесие, ибо на каждый плюс обязательно находится минус и наоборот. Вот характеристики личности Алексея Аркадьевича, данные его современниками. Дальний родственник Лермонтова, М. Н. Лонгинов, писал: «Это был совершеннейший красавец; красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какою-то нежностию, была бы названа у французов „prover biale“ (легендарной). Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова. Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца. Назвать „Монгу-Столыпина“ значит для людей нашего времени то же, что выразить понятие о воплощенной чести, образце благородства, безграничной доброте, великодушии и беззаветной готовности на услугу словом и делом. Его не избаловали блистательнейшие из светских успехов, и он умер уже не молодым, но тем же добрым, всеми любимым „Монго“, и никто из львов не возненавидел его, несмотря на опасность его соперничества. Вымолвить о нем худое слово не могло бы никому прийти в голову и принято было бы за нечто чудовищное».