Том 14. М-р Моллой и другие - Пэлем Вудхауз

Тем не менее она попыталась взяться за дело помягче.

— Здравствуйте, Салли.

— Здравствуйте.

— Видите, я сделала массаж.

— Замечательно.

— Вполне прилично. А Виджен уже здесь?

— Здесь.

— Поговорили вы с ним?

— Да.

— Все наладилось?

— Конечно.

— А почему же вид у вас, — продолжила Лейла Йорк, не выдержав щадящего подхода, — словно у мышки, объевшейся химикатами?

Салли колебалась. Помня бурную реакцию, вызванную у ее патронессы еще свежими в памяти котами, она остерегалась сообщать ей о том, что место их досталось рептилиям, к которым та, судя по всему, не питала ни малейшей привязанности. Но бывают в жизни ситуации, когда откровенность уже ничем не заменишь, и она ответила:

— Пришел один человек.

— Где он?

— В гостиной.

— Чего он хочет?

Салли вновь заколебалась.

— Он пришел по объявлению.

Лейла Йорк побагровела. Дыхание ее стало неровным.

— Снова коты?!

— Нет, не коты.

— Собаки?!

— Нет, не собаки…

— Кто же тогда?!

Салли собрала все мужество, уподобляясь посыльному в шекспировских драмах, который, принеся всемогущему монарху дурные вести, начинает думать, что поступил опрометчиво.

— Понимаете, на этот раз нам принесли змей, — промолвила она.

Она не ошибалась, полагая, что эти слова должны произвести тяжкое впечатление на патронессу. Лейла Йорк начала укрупняться в объеме, превращаясь в прекрасно одетый воздушный шар. Нелегким словом поминала она безвестного и зловещего Моллоя, не признававшего преград на пути к своим целям, и с облегчением вспомнила, что в лице Дж. Шерингема Эдера имеет союзника, которому по силам совладать с ним. Оставалось надеяться, что его ассистенты Мередит и Швед — народ мускулистый, и сумеют прибрать к рукам этого паршивца.

— Змеи? — глухо проговорила она. — Я правильно расслышала?

— Да. В корзине.

— Она в гостиной?

— Теперь они расползлись по всему полу.

— Вы не должны были его пускать!

— Он сам вошел.

— Хорошо. Напрягите зрение и увидите, как он сам будет выходить.

Окно гостиной глядело в палисадник. Двигаясь с грацией взявшей след пантеры, Лейла Йорк подошла к окну и заглянула внутрь. Затем остановилась и всмотрелась пристальнее, а в следующее мгновение отпрянула, как будто подоконник, на который она положила пальцы, был раскаленной сковородой. Сделав несколько неровных шагов, она бессильно опустилась на крыльцо, глядя прямо перед собой недвижимыми очами, и Салли подбежала к ней, сгорая от беспокойства.

— Что такое? Что случилось?

Лейла Йорк что-то прошептала. Нелегко было разобрать ее слова, и Салли сумела уловить только, что случившееся — из серии «туши свет».

— Как до меня сразу не дошло? Кто еще мог явиться со змеями?

— Так вы его знаете?

— Я? Его?!

Салли ахнула. Теперь становилось ясно, почему лицо показалось ей знакомым. Ведь в спальной комнате мисс Йорк стояло шесть фотографий.

— Неужели это и есть?..

— Он самый, он самый. Совершенно не переменился. Немедленно дайте мне что-нибудь выпить.

— Неважно себя чувствуете?

— Чувствую себя так, словно меня освежевала чья-то костлявая лапа, а нижние конечности разобрали на хрящики.

— На кухне есть немного хересу.

— Ведите меня на кухню. Ух ты! — провозгласила Лейла Йорк через пару минут, — Это, конечно, крысиная отрава, однако со мной она обошлась благородно! Бальзам на сердце. А ну-ка, за мной!

Распахнув двери в гостиную, она задержалась на пороге.

— Здравствуй, Джо, — сказала она.

В момент ее появления посетитель взял в руки одну из змей, которыми столь щедро наполнилась комната, и теперь играл с ней, словно занятый посторонними мыслями. Услышав обращенные к нему слова, он затрепетал, и выронив из онемевших пальцев змею, уставился, не мигая, на мисс Йорк.

— Бесси!! — возопил он.

Теперь, когда представилась возможность более тесного знакомства, Салли могла убедиться в том, что ее патронесса справедливо заподозрила в муже бесхарактерность. Лицо у него было ласковое и добродушное; такие лица начинаешь любить с первого взгляда. Но сильным оно не было. Бесхарактерность выдавали робкие глаза, вялый подбородок, нерешительные линии рта. Гусь, на которого, по слову Лейлы, человек этот осмелился бы топнуть ногой, должен был оказаться истинным страстотерпцем. И, как бывает при встрече с мужем интересной женщины, Салли подивилась, что ту угораздило выйти за него замуж. Что же это за таинственные чары, которыми он околдовал такую неукротимую натуру?

Она вовремя опомнилась. Искать ответ на подобные вопросы — затея пустая и бесплодная. Как указал нам один умный человек, любовь слепа,[60] а потому не стоит ничему удивляться. Можно представить, что какой-нибудь Родни, лорд Блистер, голову себе ломает над тем, как она умудрилась полюбить его племянника Фредди. Джо Бишоп все еще не мигал.

— Бесси! — просипел он повторно и провел пальцем по изнанке воротничка, что, по-видимому, проделывал на сцене всякий раз, когда требовалось выразить волнение. — Это ты?!

— Это я. Давай-ка, собери этих гадин, — живо распорядилась Лейла Йорк. Салли иногда приходилось задумываться над тем, что говорят друг другу влюбленные после долгой разлуки; теперь она это знала, — Узнаю родные лица! — промолвила Лейла, без удовольствия разглядывая рептилий. — Вот это, по-моему, Кларисса. Правильно?

— Да, Бесси.

— А это Руперт?

— Да, Бесси.

— Ну, собирай их и складывай в корзину. Они навевают мне воспоминания о твоей мамаше. Как она, кстати, поживает?

— Она год как умерла, Бесси.

— А-а! — сказала Лейла Йорк, и поскольку было очевидно, что лишь с превеликим трудом она не добавила к этому «вот здорово», на несколько мгновений воцарилось неловкое молчание. — Прости, — сказала она наконец. — Тебе, наверное, очень ее не хватает.

— Да.

— Что ж, теперь у тебя буду я.

Джо Бишоп широко раскрыл свои щенячьи глазки.

— Бесси, ты что, хочешь начать сначала?!

— Понятное дело, хочу. Я чахла без тебя, как хворостинка. Наняла осьминога, который обвил своими щупальцами весь Лондон. Почему ты не дал мне знать, что сидишь без денег?

— Да как-то не хотелось.

— Ты — официант на приработке, которому нужно содержать полдесятка змей! Каждая наутро должна съедать по яичку. Ведь эти подлые твари охотней всего жрут яйца вкрутую, верно?

— Да, Бесси.

— Влетает в копеечку, однако. Видно, тратишь на них все свои чаевые. Все-таки ты мог бы найти меня.

— Нет, Бесси, не мог! Мы принадлежали к разным мирам. Я совсем опустился, а ты разбогатела и прославилась.

— Разбогатела — это правда, но прославилась я, скорее, в кавычках. Во всей Англии не сыщешь критика, которого при звуке моего имени не начинает колотить мелкой дрожью.

— А я считаю, что ты пишешь прекрасные книги. Знаешь, что я тебе скажу? По одной твоей вещи я пишу пьесу!

— По какой?

— «Вереск на холмах».

Лейла Йорк сдвинула брови и призадумалась.

— Из «Вереска» пьеса получиться может. Ну и как, дело двигается?

— Да все не могу ей заняться. Времени нет.

— Прекрасно, теперь времени у тебя будет предостаточно. Прямо сейчас ты сядешь в мою машину, и я отвезу тебя в Луз Чиппингс. Пять минут тебе на то, чтобы разобраться со змеями, десять — мне, чтобы собрать сумку, и мы готовы.

Салли в ужасе застонала.

— А как же цесарка?

— Какая такая цесарка?

— Я ее жарю вам на обед. Лейла Йорк проявила стойкость.

— Оставаться в этом лепрозории — подороже цесарки. Скормите ее котам. Их тут, наверное, еще порядком осталось. А если они откажутся, можете съесть сами.

— Мы обедаем с Фредди в Лондоне…

— Вот и чудненько. Тогда прямо сейчас вы мухой летите в «Бухту», говорите Корнелиусу, что я уезжаю, и что ему никто не мешает сдать дом новому постояльцу. Остаетесь на ночь, завтра отдаете ему ключи и являетесь в Клейнз с чемоданами и обозом. Все ясно?

— Так точно, мой генерал!

— Тогда — ноги в руки и вперед. Если Корнелиус начнет спрашивать, почему я решила трубить отбой, скажите ему, что этот Вэлли Филдс, от которого он без ума, — истинная моровая язва, и я бы не согласилась тут жить, даже если бы ко мне пришли депутаты графства и ползали передо мной на коленях. Не исключено, что его хватит удар, и мы будем его хоронить, но это все пустое. Подумаешь, одной могилой больше! Ну, Джо, — продолжала Лейла Йорк, когда Салли ушла, — вот так история, а?

— Да, Бесси.

— Мы нашли друг друга.

— Да, Бесси.

— Мама родная, как же я по тебе тосковала! Помнишь ту квартирку, в Бэттерси? Ну, теперь все в наших руках. Ты ничего не можешь мне дать, кроме любви, милый, но больше ничего и не нужно. Кстати, я не слишком самонадеянна? Ты меня любишь? Прекрасно. И впрямь, лучше спросить. А ты знаешь, чем мы теперь с тобой займемся? Я собираюсь прокатить тебя по Европе. Начнем с Парижа, а продолжим там, где нам заблагорассудится.