Для крутых закон не писан - Андрей Бадин

— А, долговязый такой, бригадир, — припомнил Бугров, а потом пристально посмотрел на Воробьева и снова спросил: — Что случилось?

— Давыдов объяснит, — ответил тот и уставился на дорогу.

Через три минуты «Волга» приехала на участок и остановилась возле микроавтобуса спецназа. Воробьев выключил двигатель, открыл дверцу, вышел и, ни слова не говоря, направился в дом. Николай и Алексей вышли вслед за ним и пошли искать полковника Давыдова. Но его на улице не было, а толпящиеся у «Фольксвагенов» бойцы не знали, где он.

Когда Николай и Алексей вошли в дом и зашли в гостиную, то сразу увидели шефа и полковника Воробьева в окружении экспертов-криминалистов. Увидев Бугрова, Давыдов подошел к нему, взял под руку и, как девушку, отвел к большому распахнутому окну.

— Коля, — без обиняков начал он, — мы нашли твою жену.

Бугров повернулся к Давыдову и пристально посмотрел в его лицо.

— Она жива? — спросил он.

— Нет, — медленно проговорил Дмитрий Сергеевич и положил свою крепкую руку на плечо капитану.

— А сын? — тихо спросил Николай.

— Павлика нигде нет, — нахмурился полковник и тяжело вздохнул.

— Где она?

— В бассейне, — ответил шеф.

— В каком бассейне? — не поняв, спросил Бугров.

— В пристройке баня, а в ней бассейн, она там.

— Утопили? — сжав губы, спросил Николай.

— Да, утонула.

— А сына нигде нет?

Давыдов ничего не ответил, а только молча отрицательно покачал головой. Он стоял рядом с Бугровым, держал руку на его плече и пристально смотрел в его усталые, тусклые, наливающиеся слезами карие глаза.

— А чего мы еще ждали, — наконец произнес Николай, тяжело вздохнул и пошел в центр гостиной. — Где пристройка?

Давыдов поспешил следом, догнал его, снова взял под руку и провел в самый дальний уголок дома, к коридору, соединяющему основное здание с пристройкой.

Мужчины вошли в пахнущий смолой и сосновыми вениками, обитый липовыми досками вечно теплый предбанник. На секунду задержались в нем, а оттуда через узенькую дверь перешли в большой, сверкающий голубой глянцевой плиткой бассейн. По центру его размещалась квадратная, пять на пять метров, ванна, а вокруг нее стояли пластиковый стол со стульчиками, лавка для массажа, телевизор и бар. Потолок, пол и стены были облицованы голубым кафелем, а справа располагалось большое, во всю стену, окно.

Бугров остановился, осмотрел помещение и увидел на полу возле окна тело своей жены Люсеньки. Она лежала, накрытая мокрой белой простыней, а рядом стояли полковник Воробьев и двое бойцов спецназа. У них были мокрые рукава и штанины брюк — видимо, они вытаскивали ее из ванны. Неподалеку, подперев плечами стену, тихо разговаривали Алексей Толмачев и судмедэксперт Иванов.

Николай сурово осмотрел всех присутствующих, медленно, нехотя приблизился к телу жены и взглянул на прилипшую к ее лицу мокрую белую простыню.

— Прими мои соболезнования, — тихо произнес полковник Воробьев, дотронулся своей рукой до руки капитана, пожал ее и деликатно отошел в сторону. Бойцы сгрудились возле Толмачева и подошедшего Давыдова.

Бугров присел над телом, приподнял тонкую ткань и взглянул в мертвенно-бледное, с посиневшими губами лицо своей любимой. Его ужаснула эта бледность, потому что такой он ее не видел ни разу в жизни.

Людмила лежала на спине, вытянув руки вдоль туловища, и ее мокрое платье плотно облегало тело. Мокрые волосы комом сплелись на затылке, некогда накрашенные ресницы расплылись и тушь размазалась по щекам.

— Ее утопили? — произнес капитан, но подошедший полковник Давыдов не понял, что тот разговаривает сам с собой и ответил:

— Нашли в бассейне, пристегнутую наручниками к сливной решетке на дне. Видимо, эти гады сначала ее пристегнули, а потом пустили воду.

Николай закрыл глаза и представил себе, какой ужасной смертью погибла Люся. Он представил, как двое парней спускают ее, испуганную и подавленную, в пустой бассейн, просовывают наручники в решетку, а затем сцепляют ими руки Люси. Она сопротивляется, молит о пощаде, но бандиты молча, без лишних слов вылезают из ванны, подходят к пульту и включают насос. Мощные струи воды начинают хлестать из стенок ванны, постепенно заполняя ее.

Вода прибывает, а Люся кричит и стонет, пытается порвать наручники и приподнять вмонтированную в пол сливную решетку. Но все усилия тщетны, и вода уже подступает к груди женщины. Убийцы уходят, чтобы не слышать ее жалобных воплей, а вода подступает все ближе и ближе, и вот она уже у горла.

Предчувствие смерти страшнее самой смерти, и женщина в агонии, из последних сил пытается освободить руки, но сил все меньше, а вода неумолимо прибывает. Наконец, устав бороться, она обессиленно садится на кафель и покорно ждет кончины. Только всхлипывает от бессилия, от жалости к самой себе и от чувства вины перед сыном Павликом. Она не знает, оставят ли в живых его.

Когда первые струйки начинают заливаться в рот, она снова бьется в агонии, пытается освободиться, выплевывает воду, но ее все больше и больше, и дышать уже нечем и вместо воздуха во рту и носу вода.

Людмила задерживает дыхание, из последних сил пытается разорвать цепь наручников, но голова уже под водой и до гибели остаются считаные секунды.

И вот сдерживать дыхание нет больше силы, происходит роковой вдох, вода с шумом заполняет легкие, Люся вздрагивает и теряет сознание. Ее тело конвульсивно дрожит, но через мгновение замирает и плавно опускается на дно бассейна…

Бандиты приходят посмотреть на жертву и, убедившись, что она мертва, выключают воду и уходят.

Николай накрыл лицо жены мокрой простыней и встал.

— Ты прости нас, меня прости, я был инициатором операции, — тихо сказал Давыдов и сокрушенно опустил голову. — Мы не смогли уберечь ее от гибели.

— Больше всех виноват я, — уставившись взглядом в пустоту, произнес Николай. — Не надо было вообще связываться с этим Ральфом, будь он проклят, не надо было лезть в это дело, тягаться с сильными мира сего… Доказывать свою крутизну и глупость.

— Наверное, ты прав, но кто тогда будет защищать закон? — вдруг произнес полковник.

— Закон сейчас не на нашей стороне. Мы все заранее знали, что операция кончится провалом, но пошли на нее, и у нас не было другого выхода. Я только поверить не мог, что трагедия коснется меня и моей семьи.

Полковник обреченно замолчал и отошел от капитана.

— Вы говорите, Павлика не нашли? — спросил Бугров.

— Да, его они убить не осмелились.

— Осмелятся, еще как осмелятся, ведь это не их ребенок. Им нужен заложник, и они снова будут требовать диск. И что я им дам?

— Да, его у нас нет.

— Нет, и взять его негде, и значит, мой Павлик тоже погибнет? — Бугров пристально посмотрел на полковника. — Я понес тяжелую потерю потому, что действовал по законам государства, а они — по-своему бандитскому закону, но впредь я буду действовать по-иному — я поступлю, как они.

— Как знаешь, — съежился Давыдов, — теперь я тебе не судья.

Наступила пауза.

— Когда наступила смерть? — наконец спросил Николай.

— Примерно час назад, — сказал полковник. — Судмедэксперт тело уже осмотрел и вынес заключение. Точнее можно будет сказать после вскр… — Давыдов осекся.

— Час назад, значит, час назад. Раз Михалыч сказал час назад, значит, час назад. Ведь наш медик никогда не ошибается. — Бугров уставился в окно, положил на него ладонь и отрешенно стал барабанить пальцами по стеклу.

Во дворе на траве сидели и лежали спецназовцы и ждали, когда их повезут в Москву. На сегодня их героическая работа была закончена.

Николай смотрел на них и думал: «Дома их ждут жены, дети, любовь и тепло семейного очага, а для меня все это в прошлом, у меня этого больше никогда не будет. А что будет?»

— С тобой все нормально? — спросил его Давыдов.

— Все нормально, — буркнул капитан, — если не считать того, что произошло час назад.

Шеф помялся с ноги на ногу, постоял с капитаном еще некоторое время, а потом отошел к сотрудникам.

— Час назад, — вновь повторил Николай, а затем задумался. — Который сейчас час? — вдруг спросил он.

— Восемнадцать часов пятьдесят минут, — посмотрев на часы, ответил Алексей.

— Как час назад? — удивился Бугров. — В восемнадцать ноль-ноль я положил диск в почтовый ящик, и значит, в это время моя жена была уже мертва?!

— Михалыч мог ошибиться, — заинтересовался подошедший Давыдов.

— Он мог ошибиться на пять-десять минут, но не на полчаса, — уточнил Бугров. — Значит, они и не собирались отдавать мою жену, они еще до нашего приезда пристегнули ее к решетке и включили воду. Они все рассчитали так, чтобы смерть наступила до того, как я опущу диск в почтовый ящик.

— Ты ведь разговаривал с ней по телефону за пару минут до того, как отдал диск, — вспомнил Толмачев.