Мужчина в меняющемся мире - Игорь Кон

В свете групповых дискуссий выяснилось, что российскому мужчине легче себя определить или позиционировать через отношения с женщинами, мужчина как таковой – загадочен и архаичен; жизненные миры мужчины и женщины разнятся, «как две Вселенные»; свое предназначение мужчины формулируют как чувство ответственности за близких/семью, что одновременно порождает иерархическую систему, в которой ответственность сопряжена с правом; современные трудности гендерной идентификации мужчины или маскулинного хабитуса сопряжены с неуверенностью, порождаемой проблематизацией роли добытчика-кормильца, а также возросшими ожиданиями со стороны женщины; гендерный контракт не имеет характер незыблемого, он подлежит пересмотру в повседневной практике взаимоотношения полов, что отзывается повышенным напряжением и фрустрациями в случае неоправданности ожиданий; наблюдается определенный кризис маскулинной идеологии, когда классические формулы не выдерживают проверки социальным временем, заставляя мужчин спускаться на грешную землю, «ставить реальные цели».

Представители рабочего класса понимают маскулинность несколько иначе. Образ маскулинности строится у них на индивидуальных умениях и самостоятельности («мужчина – это умелец»), но их приобретение требует гомосоциального воспитания и пребывания в суровых условиях и мужском сообществе. Этот маскулинный хабитус тоже построен на традиционном ролевом каркасе, но его сердцевина меньше зависит от переопределения социальной ситуации, в которую встроен гендерный контракт. У рабочих меньше выражена хабитусная неуверенность в случае неисполнения ими маскулинной роли, они меньше рефлексируют по поводу изменившейся роли женщины, а малый, по сравнению с женой, заработок не вызывает таких фрустраций.

Получается, что представители среднего класса (бывшая техническая интеллигенция) даже консервативнее и больше нагружены патриархатными стереотипами о предназначении женщины, чем представители рабочего класса.

Ту же проблему, но с другой стороны поднимает Ирина Тартаковская. Она констатирует, что, с развалом коммунистической системы советская гегемонная маскулинность, реализовавшаяся через служение государству, не только оказалась идейно ущербной, но и стала практически неосуществимой. В качестве возможных альтернатив ей могла бы выступить традиционная патриархальная маскулинность «домостроевского типа» либо либеральная «западная маскулинность» независимого собственника/профессионала/кормильца семьи, но обе эти модели были практически недостижимы: первая – из-за отсутствия религиозной и/или идеологической легитимации, а также из-за противоречащего ей опыта советских гендерных отношений; вторая – из-за отсутствия реальных экономических условий для преуспеяния семей с одним мужчиной-кормильцем (Тартаковская, 2002). Социально-экономические перемены в 1990-е годы значительно обострили этот кризис: многие традиционно «мужские» отрасли производства, такие как оборонная промышленность и станкостроение, пришли в упадок, профессиональное и экономическое положение многих прежде относительно успешных мужчин резко ухудшилось. Переживаемый ими стресс описан в статье М. Киблицкой «Раньше мы ходили королями…..» (Kiblitskaya, 2000).

Подробный анализ этой «несостоявшейся маскулинности» (термин Д. Плека) как одного из наиболее распространенных в советском и постсоветском обществах сценариев маскулинности дан в лонгитюдном исследовании Ирины Тартаковской «Гендерные стратегии на рынке труда», проведенном в четырех российских городах (в Москве, Самаре, Сыктывкаре и Ульяновске) в 1999–2001 годах (Тартаковская, 2002).

Группы респондентов формировались по разным принципам. В Москве это были работники промышленного предприятия и академических институтов, столкнувшиеся с длительными задержками зарплаты; в Самаре – безработные, официально зарегистрированные на городской бирже труда; в Сыктывкаре – люди, получавшие пособие по бедности через органы соцобеспечения, в Ульяновске – выпускники среднеспециального и высшего учебных заведений. В каждом городе было отобрано по 30 мужчин и 30 женщин; общее число респондентов составило 240 человек. Респонденты опрашивались четыре раза через каждые полгода (первый опрос был проведен в сентябре 1999 г.). В фокусе исследования оказались россияне обоего пола, которые в ходе трансформационных процессов столкнулись с серьезными экономическими, профессиональными и личностными трудностями. Для мужчин это означало не только утрату роли кормильца семьи и удар по профессиональному самолюбию, но и крушение жизненных ценностей. Это порождает ряд специфических стратегий как в сфере занятости, так и в частной жизни.

Чтобы отобрать случаи «несостоявшейся маскулинности» из общего числа представленных в исследовательском проекте жизненных историй, Тартаковская использовала два основных критерия: во-первых, собственное признание респондентом своей несостоятельности, четкая и недвусмысленная характеристика себя как неудачника, устойчиво сохраняющаяся хотя бы на протяжении двух этапов исследования (чтобы исключить случайные, ситуационные настроения); во-вторых, реальное ухудшение его материального и/или профессионального статуса. Второй критерий был дополнительным, поскольку «несостоявшаяся маскулинность» – по определению состояние субъективное, связанное с отношениями с собственной идентичностью, а понятие личного успеха в любом случае относительно.

Типов «несостоявшейся маскулинности» оказалось несколько:

1. «Смирившиеся неудачники»: «На работу я иду как на каторгу…..»

Главная черта этого типа – открытое признание своего поражения в области профессиональной карьеры: «Теперь счастье будет в детях. В себе вот не получилось… раньше хотел стать известным журналистом, профессионалом, специалистом, но не получилось». Ситуацию поражения, перехода в категорию неудачников сами респонденты чаще всего связывают с изменением экономической ситуации в стране. Вину за свои жизненные обстоятельства возлагают не на себя, а на внешние причины, чаще всего – на государство. В некоторых случаях переход к пассивному поведению при столкновении с жизненными проблемами, вызывающими сбой «маскулинного сценария», происходит достаточно быстро, но чаще ему предшествует период сопротивления.

Иногда (хотя и не обязательно) такой тип поведения приводит впоследствии к маргинализации и алкоголизму. Более распространена своего рода стихийная стратегия «жизнеподдержания»: внутреннее признание непреодолимости внешних по отношению к себе обстоятельств, готовность довольствоваться малым, отсутствие амбиций. Характерно равнодушное приятие своей судьбы, отказ от сознательного управления своей жизнью: «Ну, работать-то где-то надо… Жить надо на что-то. Нравится не нравится, надо, чтобы была работа». Иногда, хотя значительно реже, встречается другая крайность – стремление остаться на нынешней, пусть очень плохо оплачиваемой, работе, что вызвано паническим страхом остаться без работы вообще. Ощущение фиаско при этом, как правило, носит комплексный характер и не компенсируется ни включенностью в семейную жизнь, ни досуговыми интересами. Особую категорию в рамках этой группы составляют мужчины, которые продолжают остро ощущать основную ответственность за материальное обеспечение семьи.

«Смирившиеся неудачники» – в основном рабочие или лица, занятые трудом, не требующим высокой квалификации. Среди них немало людей с высшим образованием, в том числе имевших опыт квалифицированной и даже управленческой работы, но в силу обстоятельств оказавшихся в итоге на рабочей специальности. Так, бывший товаровед работает грузчиком, инженер – охранником, учитель – массажистом и т. п. По возрасту среди них преобладают люди старше 40 лет, но есть и 37-летние. Основу их идентичности можно сформулировать как «мужчина – жертва обстоятельств, остающийся, тем не менее, мужчиной».

2. «Несправедливо обиженные»: «Сами не знают, а мне указывают…..»

«Несправедливо обиженный» видит себя жертвой постоянных интриг, которые не дают ему самореализоваться. Основные силы уходят на борьбу с этими интригами. Так, для одного респондента смыслом жизни становится доказательство незаконности своего увольнения: «У меня сейчас одна задача: решить этот вопрос в суде». В результате никаких позитивных изменений в жизни не происходит, вместо этого имеет место стагнация с постепенным ухудшением положения, что оценивается как очередная несправедливость. Большинство членов этой группы (но не все) имеют высшее образование и стремятся работать если не по специальности, то на «достойной» квалифицированной работе.

3. «Алкоголики»: «Пока пьешь – хорошо, ни о чем не думаешь…..»