В отсутствие начальства - Николай Свечин

в одиночестве сидел Грундуль и что-то мучительно сочинял.

– Здравствуйте, Владимир Иваныч. А где все?

– Ткачев разогнал по участкам, – пояснил надзиратель. – Скоро Вознесенская ярмарка, пять дней полиция будет сбиваться с ног. Вся округа приедет, да и соседние губернии тоже. Надо подтянуть торговцев.

– А что Авдеев?

– Вернулся из Можайска несолоно хлебавши. Привез чемодан Зарако-Зараковского, но там ничего нет, я смотрел.

– Совсем ничего? – вскинулся питерец.

– Совсем, если не считать подштанников. Опытный…

– Да…

Лыков сел и уставился в окно. Там привычно маячила Копытенская башня. В висках покалывало, хотелось совершить какой-нибудь подвиг, лишь бы перестало болеть.

– Владимир Иванович, а Мальчик-с-пальчик так и сидит в Шембелевке?

– Надо полагать, а что?

– Давайте поедем и заарестуем его.

Грундуль отстранился и с интересом посмотрел на питерца:

– Вы же хотели из столицы специалистов вызвать.

– Да ну их! Сами справимся.

Надзиратель потер ушибленную грудь:

– Стоит ли? Лучше установить наблюдение за этой бабой, что ходит к атаману в тюрьму. И всех через нее выследить. После чего попросить подмоги у Петербурга.

Но командированный уже загорелся:

– Сколько домов в этой деревне? Десяток?

– Поболее, да еще дачи кругом.

– Полицейский отряд незаметно проникнуть в этот клоповник не сможет. А мы с вами пролезем тихо.

– Пролезем, – согласился коллежский регистратор. – А дальше что? На этого медведя переть? Нас тогда четверо было. Стефан этот, зеваный черт, славно по нам пробежался! У Лягушкина до сих пор фингал не зажил.

– Не путайте хрен с гусиной шеей, – осадил подчиненного начальник. – На этот раз я сам займусь медведем. А вы в случае чего стреляйте ему в ляжку.

Грундулю очень не хотелось арестовывать гиганта, но все же сделалось интересно, как чин пятого класса собирается взять его в одиночку. В результате он извлек из стола «наган», сунул сзади за ремень и сказал:

– Поехали!

Сыщики отправились в рискованную экспедицию. До Сенной площади они добрались за пятачок на трамвае; Лыков впервые воспользовался этим транспортом. На углу Ново-Московской заняли пролетку за два рубля и отправились на восток. Навстречу тянулись возы с сеном, овсом и картофелем. На Московском шоссе сделалось свободнее, гнедая пошла веселее.

Шембелевка притулилась у подошвы невысокой Девичьей горы. В ней было два десятка крестьянских домов и примерно столько же новых дач. Полицейские отыскали старосту, и Лыков сказал начальственным тоном:

– Мы ищем детину тринадцати вершков. Стрижен под польку, угрюмый. Ну?

– Есть такой, – тут же подтвердил староста. – Угрюмый страсть, из дому токмо вечером покурить выходит.

– Веди.

Втроем они дошли до крепкой дачи с аккуратной железной крышей. Новый забор, крашеные наличники – все указывало на достаток хозяина.

– Чья? – тихо поинтересовался Лыков у старосты.

– Владельца кефирного заведения провизора Ханина. Сам он тут не бывает, сдает в наем.

Едва полицейские приблизились к крыльцу, дверь распахнулась – и выскочил Мальчик-с-пальчик.

– Не дури, – приказал ему статский советник. – Здесь не город, не убежишь.

– А-а!!! – заорал бандит и бросился на противника. Он попытался ударить Лыкова кулаком в голову, но не попал. А взамен получил такую банку в грудь, что ноги подкосились – и он рухнул на колени.

Алексей Николаевич глянул через плечо на старосту и буркнул:

– Отвернись.

Тот послушался. Сыщик не спеша примерился и врезал Андролойцу в челюсть. Геркулеса после этого пришлось отливать водой. Когда его усадили в пролетку, надзиратель на всякий случай связал пленнику ноги вожжами. Вдруг опять побежит? Но трепка подействовала так, что всю дорогу головорез молчал и только испуганно косился на статского советника.

Появление троицы в полицейском управлении произвело фурор. Сбежались все свободные чины Первой части, которая сидела в том же здании. Явились Гепнер с Ругой, откуда-то взялись и сыскные надзиратели. Грундуль вел арестованного с таким видом, словно поборол его в одиночку.

Лыков подошел к полицмейстеру и сказал:

– Уведите всех и сами пока удалитесь. Он почти сломался, попробую дожать.

Через минуту в комнате сыскного отделения остались только свои. Андролойца усадили на середину, и Лыков стал для чего-то рыться на столе Ткачева.

– Ага, вот оно!

Он взял бумагу, сел напротив пленника:

– Грамотный?

– Да.

– Тогда читай вслух.

Мальчик-с-пальчик взял документ:

– «Министр внутренних дел в очередной раз напоминает о недопустимости незаконных и позорящих честь полиции насильственных действий по отношению к арестованным. Все исключительные случаи, когда чины полиции могут применять силу, указаны в законе, смотри приложение к статье шестьсот восемьдесят восемь второго тома Свода законов издания тысяча восемьсот девяносто второго года».

– Все понял? Силач Бамбула… поднял четыре стула…

– Так точно…

– Скажи, что именно ты понял?

– Бить будете…

– Правильно. Если не скажешь мне то, что я хочу знать, в муку изотру.

Лыков прошелся по комнате, топая штиблетами. Перед Ткачевым он остановился и приказал грубым голосом:

– Тащите сюда чересседельник и оглобленный тяж потолще. Нет, два тяжа. Вдруг я один сломаю? Об этого бамбулу…

Все в комнате молчали, втянув головы в плечи. Питерец гаркнул:

– Бегом исполнять команду!

На этом месте бандит не выдержал, вскочил и воздел огромные кулачищи:

– Пощадите, ваше благородие, я все скажу!

– Вот это будет умно. А не врешь? Смотри!

– Все честно, только не бейте…

Андролойц выдал сообщников, и в тот же вечер полицейские изловили их по одному. Пашку Мосла захватили на выходе из синематографа «Грезы». Фимка Каторжный отыскался в публичном доме на Базарной площади, именуемом в народе «Чикаго», в объятиях проститутки Жучки. Артемий Ксандров по кличке Мамелюк был единственным, кого не удалось арестовать. Он проживал в «Варшавских номерах». Увидев поднимающихся по лестнице полицейских, есаул забаррикадировался в комнате и выстрелил себе в рот.

Банда с вызывающе дерзким названием «Кишки наружу» перестала существовать.

Руководящая роль командированного была столь очевидна, что полицмейстер Гепнер теперь готов был снимать с него пылинки. В Петербург Маклакову улетела телеграмма за подписью губернатора, в которой сообщалось о ликвидации неуловимой прежде банды. И о заслугах статского советника Лыкова в этом деле.

Глава 9. Прозрение

Алексей Николаевич заперся в номере и уже несколько часов пребывал в странном возбужденном состоянии. Некая мысль крутилась у него в голове. Но он никак не мог ее поймать…

Сыщик разложил на столе найденные им на кухне у Мапететт заявки. Получился странный пасьянс. В нем была какая-то логика. Что-то все это значило, тут имелось одно простое объяснение. Но какое?

Так-так… Так-так… Он взял самую раннюю из заявок. Она была подана в Крестьянский поземельный банк еще год назад. Некий Хоткевич, крестьянин Смоленского уезда, намеревался приобрести выставленное за долги на аукцион земельное владение другого крестьянина, Ватутина, жителя деревни Шеин Острог, иначе именуемой Шейновка. Предлагал за все про все три тысячи четыреста рублей. Дом, дворовые постройки, овин на огороде, баня, свой колодец… Земли общим счетом четыре целых семь десятых десятины. Но это приусадебный надел, пахотной земли нет вовсе. За такое добро три с лишним тысячи сыщику показалось многовато, хотя он не знал цен на землю. Может, оттого что близко к городу?

Алексей Николаевич решил съездить туда и поглядеть. Расторопный парень из обслуги быстро раздобыл ему пролетку. На козлах