За флажками - Дмитрий Красько

Но я решил, что это уж слишком — чтобы из-за меня одного такая прорва народу полегла. Боевики — еще куда ни шло. Но парни, с которыми я столько лет бок о бок проработал и столько соли сожрал, сколько в мировом океане не водится — это уж извините. Тем более что Пистон кучу сил, времени, нервов, человеческих и материальных ресурсов потратил, пытаясь добраться до меня. Ну, из простого чувства справедливости ему нужно было это хоть как-то компенсировать.

Поэтому я шагнул вперед и сказал:

— Стой, Пистон. И вы, пацаны, успокойтесь. Если вас из-за меня сейчас положат, я ж потом ночами спать не смогу.

— А ты не ссы, — усмехнулся Пистон. — У тебя этих ночей — одна, от силы, осталась. Может, даже меньше.

— А я не ссу, — заверил я его. — Ты хотел терку перетереть. Давай перетрем. Или расхотел?

Пистон в который уже раз смерил меня оценивающим взглядом. И в который раз удовлетворенно кивнул. И подытожил:

— Ну, а что? Давай перетрем.

Я постарался представить, что же он видит, глядя на меня. И пришел к весьма неутешительному выводу — вряд ли супермена. Я, в моем нынешнем состоянии, даже на человека-паука — уж на что личность неприглядная, — не тянул. Невыспавшийся, помятый и небритый. Максимум — мистер Бин с дикого бодуна. А мистера Бина при всем желании к героическим персонажам не отнесешь.

Но, пока мы с Пистоном неторопливым шагом отходили от общей группы, я подумал, что во всем этом есть и положительная сторона. Пистон, понятное дело понаслушался про меня. А тут приехал — и оказалось, что внешний вид совсем не соответствует его прежнему представлению. Скорее всего, именно это и означали его частые оценивающие взгляды. И уж совсем сомнительно, чтобы он после увиденного ожидал от меня героических деяний. А на этом можно было и сыграть.

— Тут дело простое, — сказал я, когда мы отошли на порядочное расстояние. — Тебе война не нужна, нам она тоже не нужна. Но ведь тебе, по большому счету, только я нужен. Парни, что со мной были — их-то зачем прицепом пристегивать? Короче, я тебе прямо скажу: я поеду с тобой. И пацанам отмашку дам, чтобы они не дергались по этому поводу. Но при одном условии — я еду один.

— Типа, очень храбрый фраерок? — усмехнулся Пистон. — А если я всех захочу?

— Тогда у тебя хотелка отвалиться, — сообщил я. — У наших тоже немножко огнестрельного имеется. А кое-кто твоих бойцов и на машине протаранить успеет. Короче, море крови и полчаса драки я тебе гарантирую. И менты все равно на уши встанут. Так что выбирай. Я — вот он. А пацаны — они там, за перестрелкой.

Пистон остановился и уставился на меня тяжелым взглядом. Потом выдавил:

— Хорошо. Я выбираю тебя. И скажи своим корешам, чтобы они забыли. И тебя, и сегодняшнюю стрелку. Не было — ни того, ни другого.

— Вот это я понимаю, — кивнул я, — деловой разговор. А ты меня того… В расход — быстро?

Он усмехнулся:

— Быстро. Ты мне за два дня в гланды пробрался. Чем быстрее от тебя избавлюсь, тем спокойнее спать буду. А спать я уже хочу.

— Аналогично, — я кивнул. — Слушай, а так, чтобы отпустить меня — не получиться? Я бы слинял из города, и ты бы обо мне больше никогда не услышал. Понимаешь — жить хочу, натурально.

— Нет, — Пистон отрицательно мотнул головой. — Не получится. Хотя, конечно, ты парняга лихой. Я б такого в свою команду заиметь не отказался. Но ты сейчас уже слишком много знаешь и слишком засвечен. Вот пару бы дней назад — тогда еще можно было договориться. Так что извини.

— Понятно, — я шмыгнул носом. — А умирать-то как не хочется!

Он усмехнулся, изображая сопереживание, и я понял, что пришла пора действовать. Сейчас он испытывал ко мне нечто вроде даже сочувствия — на свой, конечно, лад. И вряд ли удастся расслабить его еще больше.

Поэтому я коротко рубанул пистона ребром ладони по кадыку. И, пока он, вытаращив от усердия глаза, пытался захватить ртом граммов сто-двести кислорода, обхватил его шею рукой. Шея, на мое счастье, все же имела место быть. Теперь Пистон осуществлял роль замечательного щита между мной и своими боевиками. И я очень надеялся, что от неожиданности они не начнут палить по таксерам. Все-таки неприятность пришла совсем не оттуда.

Что радует — не ошибся. Братва нервно привела автоматы в состояние боевой готовности номер один, но направлены они были в мою сторону. Точнее — в сторону Пистона, за которым я скрывался. И таксеры тоже не стали делать лишних телодвижений, хотя для них мое выступление явилось такой же неожиданностью. По большому счету, статус-кво между двумя группировками сохранилось. Изменения коснулись только меня и Пистона.

А дальше последовала тишина — минуты на две. Видимо, обе стороны усваивали факт, что мощный Пистон был взят в плен совсем не таким мощным, к тому же совершенно уставшим, мной.

Факт усваивался медленно. Но усваивался. Между делом Пистон пришел в себя и попытался внести корректировку в расклад, который его совсем не устраивал. Но я вовремя уловил, откуда дует ветер, сунул ему за ухо палец свободной руки, и он обмяк совершенно.

Держать в вертикальном положении полтора центнера, которые сами стоять уже не могли, оказалось выше моих сил. Я аккуратно усадил безвольное тело на дорогу. Самому тоже пришлось принять сидячее положение, чтобы оставаться вне зоны обстрела. Бред, конечно, а что делать?

Именно в этот момент самый сообразительный из пистоновской братии решил, что пора внести ясность. Самым сообразительным оказался огненно-рыжий тип из пятерки псевдо-бизнесменов, что возглавляли всю бригаду.

— И что дальше? — бросил он в мою сторону.

— А дальше три варианта, — сообщил я. — Вариант номер раз: вы открываете огонь, мы открываем ответные военные действия. При этом раскладе Пистон остается у меня в руках и погибает смертью храбрых. Вариант второй: вы отправляетесь к себе на родину и там пытаетесь сообразить, каким образом выцарапать Пистона из моих цепких лапок. Пистон, понятное дело, все это время проводит в моем обществе. И вариант номер три, который бы устроил меня больше всего — вы двигаете на родину и там решаете, что Пистон вам больше не нужен. При таком раскладе он остается у меня в руках и я могу делать с ним, что хочу.

— Не, братва, как-то это не по-пацански — бросать Пистона в руках этого кренделя, — заметил кто-то из толпы боевиков.

— Без вариантов, — прокомментировал я. — Он в любом случае останется со мной. Если вы захотите его освободить прямо сейчас — то очень мертвый.

Пятеро, стоявшие впереди всех, образовали кружок и начали совещание. И им, натурально, было о чем поговорить. А я в это время держал пальцы скрещенными, чтобы они не договорились до варианта номер четыре, который тоже существовал, но озвучивать который я постеснялся.

Ежели кто-нибудь из них, хотя бы вот этот рыжий, решит возглавить группировку прямо сейчас и пришьет Пистона, не отходя от кассы? Случится, я вам доложу, полнейший кошмар и неразбериха. Во-первых, я, а вместе со мной и вся таксерская братия, лишимся единственного козыря, которым только-только завладели. А, во-вторых, кто знает, к чему это может привести? Возможно — к тотальному столкновению, а возможно — к возобновлению переговоров с нуля и совершенно неизвестным исходом.

И я молил все девять небес, чтобы никакого скрытого Наполеона среди этих пятерых не оказалось.

А совещание тем временем шло полным ходом. Между четырьмя неподвижными фигурами сновала беспокойная пятая — коротышка в белом. И все пятеро о чем-то возбужденно бубнили. О чем именно — разобрать было невозможно, поскольку в целях конспирации бубнили они в полголоса.

Наконец бубнеж прекратился и вперед выступил все тот же рыжий. Всего на шаг, но этого хватило, чтобы понять, что держать речь будет именно он.

И эта речь оказалась проста и лаконична до безобразия.

— Третий вариант, — сказал рыжий.

— Понятно, — сказал я.

— Ты можешь пока оторваться от этого тела?

— Чего вдруг? — подозрительно осведомился я. — Может, ты мне еще добровольно застрелиться предложишь?

— Да чего ты боишься? — поморщился он. — Надо же условия обсосать.

— Мужики! — я повернулся к своим. — У кого ствол есть? Посидите с Пистоном, пока я прогуляюсь. Если что — сразу кончайте.

Посидеть с Пистоном вызвался Пилюля. Он в данный исторический момент обладал какой-то недоразвитой фиговиной, чем-то вроде «Браунинга Бэби». В перестрелке, случись такая, от этого оружия толку — чуть, только грохот. Но продырявить в упор даже такой мощный череп, каковым, по моему подозрению, по случаю обзавелся Пистон, эта пукалка была способна.

А мы с рыжим, отойдя на десяток метров, принялись сверлить друг друга глазами. Причем, уверен, у него это получалось гораздо лучше. Потому что мои от недосыпания всегда мутнели и становились блеклыми. А сверлить такими глазами кого-либо или что-либо — занятие абсолютно глупое и бесперспективное.