Наказание свадьбой - Луи Бриньон

— Благодарю вас, но я не больна, — Генриетта не прекращала своих движений.

Ответом ей был хохот Луп, который закончился стонами.

— Я имел в виду, что вы окажетесь на спине, — простонал Луп.

— Подумаешь, я столько раз падала. Я вовсе не неженка, если вы это имеете в виду!

— Видимо, мне придётся просветить вас в части, касающейся… Гм, пламя адово, я даже не знаю, как это выразить… Ну, в общем, когда мужчина и женщина занимаются определёнными вещами, женщина, не знаю, почему, но имеет обыкновение находиться внизу, а мужчина сверху… Ой!

Крик Луи был вызван тем, что Генриетта наконец поняла, на что он всё время намекал, и хлестнула по его спине мокрой тряпкой.

— Мерзавец! — она горела праведным негодованием. — Я пытаюсь вам помочь, а взамен благодарности получаю оскорбления. Да как вы смели даже вообразить себе подобное? Или вы думаете, что я похожа на всех этих ваших безнравственных особ, которые при одном вашем виде готовы сделать всё, что угодно? О, я слышала о вас многое, очень многое… Взять хотя бы баронессу дю Рено. Вы подумали, каково ей будет после того, как вы опозорили её? А другие женщины? Вам их мало, теперь вы решили и меня прибрать к рукам? — Генриетта горячилась всё больше и больше. — Да я презираю вас! Вы ничтожество! Будь мне семьдесят лет, я и то отказалась бы выйти за вас замуж, не говоря уже о том… о ваших грязных намёках.

Луи перевернулся на бок, чтобы иметь возможность видеть Генриетту. Её пылающие от гнева глаза, разрумянившиеся щёки и жесты, которыми она сопровождала свою тираду, восхитили его.

«Она выглядит просто потрясающе, когда злится, — подумал Луи, — нельзя давать ей расслабляться».

Генриетта переводила дух, бросая на Луи презрительные взгляды, когда услышала его вкрадчивый голос:

— Господи, сколько слов. Почему бы вам просто не признаться, что вы хотите поцеловать меня?

— Что такое? — Генриетта от возмущения потеряла дар речи на мгновение, но тут же обрела его и бросилась в атаку

— Вы не только безнравственный, но, оказывается, ещё и непроходимый тупица. Какой поцелуй? Я лучше дворовую собаку поцелую или свинью — они мне кажутся более достойными такой чести. И вообще, чем раньше вы уберётесь из моего дворца, тем лучше будет для вас. Вам понятно?

— Прямо сейчас?

Генриетта осеклась, с недоумением глядя на Луи.

— Что прямо сейчас?

— Займёмся любовью, милая!

— Чтоб ты сгорел в аду, мерзкий граф! — Генриетта в бешенстве топнула ногой и вылетела из комнаты, а вслед ей гремел смех Луи.

Несколько дней прошли в относительном спокойствии. Генриетта больше не навещала Луп, но от Жюлп ей было известно, что он чувствует себя хорошо и со дня на день поднимется с постели. Это известие неизвестно почему обрадовало её. Она не могла выносить присутствие графа, но без него Генриетте как будто чего-то не хватало. Слуги втайне благословляли графа, потому что миледи наконец-то оставила их в покое и не придиралась к каждому пустяку, как в прежние времена. Целый день напролёт Генриетту неотвязно преследовали мысли о графе. Как ни пыталась она выкинуть его из головы, он всё время возвращался обратно.

— Да что со мной, — время от времени бормотала Генриетта, — почему этот мерзавец не отстанет от меня?

Единственным выходом, который она видела и который освободит её от наваждения, был отъезд графа. Выгнать графа она не могла, следовательно, необходимо поговорить с ним и попросить его уехать. Попросить? — Генриетту передёрнуло от этой мысли. Она никого никогда не просила, но ради достижения своей цели чего только ни сделаешь. Она зевнула, прикрыв рот ладонью. Захотелось спать. Жюли сидела рядом с ней и что-то вышивала. Увидев, что Генриетта зевает, она посоветовала отправиться ей в постель. Генриетта чувствовала себя настолько уставшей, что даже не стала по своему обыкновению возражать. Она молча поднялась и отправилась наверх.

Чуть ранее Журден осторожно будил Луи.

— Монсеньор!

Негромкий голос Журдена проник в сознание Луи. Прежде чем открыть заспанные глаза, он попытался стряхнуть с себя сонное состояние, владевшее его телом.

— Монсеньор, мы принесли горячую воду, принесли бадью, как вы приказали. Вы можете самостоятельно подняться?

Луп различил в голосе Журдена беспокойство.

«Следует взять его к себе в услужение», — подумал Луи.

Он с небольшим усилием поднялся. Спина болела, но не так, как в первые дни. Луп начал разминать затёкшее тело, когда снова услышал голос Журдена:

— Я вам нужен, монсеньор?

— Нет, благодарю вас, — ответил Луи, — мне бы понадобились те две горничные, которых я видел на кухне.

— Они ждут позволения войти, монсеньор!

Луи с явным восхищением смотрел на Журдена. Тот стоял, скромно улыбаясь.

— Герцог Орлеанский не понимает, насколько хороши его слуги. В свободное время подумай о переезде, скажем, в Сансер!

— Монсеньор!

Журден низко поклонился и вышел из комнаты, а вслед за этим почти сразу вошли две горничные. Они присели перед Луи, который, ничуть не стесняясь, разделся перед ними донага и полез в огромную бадью, стоявшую посредине комнаты. Под восхищённые взгляды горничных он погрузился в воду, чувствуя приятное блаженство. Луп несколько раз окунулся головой в воду а затем стал приглаживать руками мокрые волосы. Его любопытный взгляд скользил по довольно приятным на глаз очертаниям тел горничных.

— Вы и дальше собираетесь стоять? — поинтересовался Луи.

— А что нам делать?

Луи, улыбаясь, развёл руки, показывая на тело.

— Искупайте меня! Можете не церемониться со мной. Делайте всё, что вам заблагорассудится… Ну же, смелей, — приободрил стоявших в нерешительности горничных Луи.

Отбросив всякую скромность и жеманство, две пары ручек заскользили по телу Луи. Он откинулся назад, предаваясь блаженным ощущениям.

Поднимаясь по лестнице, Генриетта решала: стоит ли навещать графа сейчас или подождать, пока он выздоровеет.

Он болен, вероятно, лежит сейчас в постели и стонет от боли, и она причина того состояния, в котором он находится. Вряд ли уместно говорить о том, что он должен покинуть дворец. «К чёрту уместность! — раздражённо подумала Генриетта. — Пойду скажу, пусть проваливает из дворца. Но это будет выглядеть очень некрасиво, — укорила её совесть. — Рано или поздно ему всё равно придётся уехать. Так что, видимо, придётся сказать сейчас». Приняв решение, успокаивающее её совесть, Генриетта направилась к комнате графа.

Приблизившись к двери, ведущей в комнату графа, Генриетта различила смех.

— Странно, — пробормотала Генриетта.