Чудесный шар - Александр Волков

Снова мысли потекли в нужном направлении.

«Сажа… Это уголь, раздробленный на мельчайшие частички. А большие куски угля горячий воздух не подымет, вес куска слишком велик; кусок не найдет опоры в крохотных корпускулах воздуха, такой опоры, какую находит груз, поднимаемый деревом. А что, если бы нашел? Но тогда… тогда воздух мог бы поднять не только кусок угля, но и человека!..»

Дерзкое предположение ошеломило Дмитрия. Он невольно возвысил голос до крика. Кот Сенатор, отдыхавший в камере после ночных похождений, спрыгнул с койки и ткнулся Ракитину в ноги, ласково мурлыча и держа хвост трубой…

– Знаешь, котище, я, кажется, неожиданно набрел на очень-очень важную мысль…

Дмитрий ошибался, думая, что эта мысль пришла к нему неожиданно. Всей своей предыдущей жизнью, ученьем у Ломоносова, публичными лекциями Михайлы Васильича, его научными теориями, прочитанными физическими книгами, работой в академии и, наконец, раздумьями последних дней, он был подготовлен к ней, и она должна была явиться к молодому ученому так же неизбежно, как неизбежен восход солнца после ночной темноты.

Ракитин так взволновался, что сердце его, схватила жестокая спазма, и он чуть не крикнул от боли.

«Надо взять себя в руки… – Он, шатаясь, опустился на койку. – Обдумаю спокойно…»

Ракитин почти уверился в том, что для подъема надо воспользоваться горячим воздухом, но практических путей к осуществлению своей идеи он еще не видел.

Этой ночью узнику приснилось, что он улетает из крепости в дыму и пламени громадного костра, разведенного посреди тюремного двора комендантом и Семеном Кулибабой.

Снова потекли однообразные дни. Как и прежде, Ракитин проводил немало времени в общении с Алешкой, но ничего не говорил ему о своих мыслях и научных предположениях – он считал это преждевременным.

«Алеша от природы умен, но он не поймет, – думал Дмитрий. – Надо все додумать до конца и лишь тогда говорить с ним о моем замысле…»

Ракитин упорно искал способа воспользоваться подъемной силой нагретого воздуха. Были светлые майские сумерки. В такую пору Ракитину думалось лучше всего.

«Можно прицепиться к камню, к дереву… – рассуждал Дмитрий. – Но к жидкости уже не прицепишься. Ее частички слабо скреплены между собой, и она разливается, если не заключена в сосуд… оболочку…»

Узник вскочил и закружился по камере. Перепуганный кот бросился прочь и с диким мяуканьем налетел на стену.

– Оболочка! Оболочка! – кричал Дмитрий, не помня себя от радости. – Нашел!! Оболочка! Она даст мне точку опоры, удержит нагретый воздух! Ура, ура! Оболочка!!

Шум в камере обеспокоил часового, и он заколотил прикладом в дверь. Ракитин опомнился и сел на койку. Голова его пылала. Он подозвал кота.

– Какая мысль! Какая замечательная мысль! – спеша, захлебываясь словами, говорил Дмитрий. – Нет, ты подумай, котофей! Наполнить легкую оболочку горячим воздухом – и она полетит вверх!.. – Ракитин умолк, лоб его внезапно покрылся потом. После долгой паузы он тихо заговорил: – Но как подняться на снаряде, доселе невиданном? На снаряде, действие которого не поймут темные люди? Но будь что будет, а я от своей мысли не откажусь, если даже придется заплатить за нее жизнью… – Дмитрий начал успокаиваться. – Странно мне, котище, как это ученые еще не додумались до такой простой вещи? Ведь плавают же люди тысячи лет! А что такое судно? Та же оболочка, наполненная воздухом, который легче воды…

Ракитин решил поделиться своим открытием с Алексеем и посмотреть, как отнесется к нему брат. Горовой не получил образования, но он даровит, смекалист. И по его отклику можно будет судить, как примет народ удивительный снаряд, придуманный Ракитиным.

В эту же ночь, под монотонный крик какой-то бессонной птицы, слабо доносившийся с воли, узник рассказал Алексею о своем необычайном замысле. Первым впечатлением Горового был испуг.

– Господи, спаси нас от искушения! – вскричал солдат, осеняя себя крестным знамением. – Митя, да ведь это чародейство! Это только в сказках баба-яга на метле летает!

– Ну, у меня не метла будет, – улыбнулся Дмитрий, – а снаряд, основанный на законах науки.

Ракитин уже не раз беседовал с Алексеем о могуществе науки, и мушкатер притих. Дмитрий долго растолковывал ему свойства нагретого воздуха, приводил примеры с дымом, с водяным паром, поднимающимся летним утром с поверхности реки.

Природная сообразительность наконец помогла Горовому понять суть дела, и он сказал:

– Ты говоришь, Митя, что такая штука может поднять человека. Так, выходит, ты мог бы улететь на ней из крепости?

– Милый мой друг, это было бы очень здорово, но это даже не самое главное. Думается мне, что, если бы удалось осуществить мой замысел, жизнь людей очень переменилась бы. Я и сам еще не знаю, что и как, ведь дело-то совершенно необычное. Только чудится мне, что от него произойдут великие последствия. Но трудно, ох как трудно, Алешенька, сделать такой снаряд здесь, в тюрьме! Я не знаю, как мне убедить коменданта, чтобы он согласился помогать. А без его помощи моя затея совершенно безнадежна… – Дмитрий грустно помолчал. – И вот еще, Алеша, крепкая к тебе просьба: коли хочешь мне добра, будь тише воды, ниже травы. Если тебя уберут отсюда, мне конец. Ты ведь в этих стенах мой единственный друг и сочувствователь. Через тебя я и весточку могу подать на волю, коли понадобится… Понял?

– Будь спокоен! – ответил Алексей и зашагал по галерее: к одиночкам приближался Семен Кулибаба.

Светало.

Глава вторая

Письмо к дяде

Ракитин занимался важным делом: он искал наилучшую форму оболочки задуманного им снаряда. Много предположений проносилось в его голове.

«Куб? Цилиндр? – размышлял он. – Нет, все это не годится… Надо найти самое простое решение. И конечно, это должен быть шар, только шар. Из всех тел с одинаковым объемом наименьшую поверхность имеет шар. Значит, и вес оболочки будет наименьший. И горячий воздух наполнит шар наилучшим образом, а у куба и цилиндра при ребрах обязательно получатся складки, морщины… Да, только шар! Но каков должен быть его размер?»

Ракитин пытался производить вычисления, благо у него были бумага и перо. Но дело подвигалось туго.

– Ах, если бы произвести опыт, – вздыхал узник. – Сделать бы пробный шар из бумаги, узнать, какой груз он поднимет, и тогда легко вычислить размеры большого шара…

В эти дни комендант не раз заходил к Ракитину, но Дмитрий не решился приступить к разговору об изобретении. Он изучил недоверчивый характер Трофима Агеича и боялся даже намеком напугать майора до полусмерти. Своими тревогами узник делился только с Алексеем да со старым черным котом.

– Хоть бы ты, Сенатор, научил меня уломать Рукавицына, – обращался Дмитрий к коту шутя.

Целыми днями узник думал о том, какие применения может иметь его изобретение.

«При попутном ветре на воздушных шарах можно быстро перелетать из одного города в другой, – думал Ракитин. – Ведь скорость ветра несравнима со скоростью лошади, а тем более пешехода. Воздушному шару не нужны дороги, ему не помешают ни леса, ни болота… А что, если… – У Дмитрия даже захватило дух при мысли, которая пришла ему в голову. – Что, если из действующей армии посылать донесения главнокомандующему или в столицу?! Ведь воздушного гонца не перехватят враги…»

Ракитин задумался над тем, что все новое, придуманное людьми, неизменно получает военные применения. Порох… Он нужен охотникам, но прежде всего им пользуются военные. Они придумывали смертоубийственные мушкеты, пушки, мортиры, они подкладывают пороховые мины под стены осажденной крепости…

Морские корабли… Они, правда, перевозят грузы из одной страны в другую, но каждое правительство больше всего заботится не о торговом, а о военном флоте…

«Мое изобретение признают полезным, – сказал себе Дмитрий, – если я докажу, что оно имеет важное военное значение. А оно его действительно имеет!»

Ракитину пришло в голову, что на высоко поднятых в воздух привязанных шарах могут находиться наблюдатели и даже воздушные стрелки, сверху поражающие неприятельских офицеров и солдат…

И когда он все это глубоко обдумал, то понял, что первоначальный его замысел построить воздушный шар для бегства из тюрьмы ничтожен и мелок в сравнении с тем, что сулит его идея родине.

«Если Россия первая обзаведется шарами в достаточном количестве, если будут обучены люди, умеющие в совершенстве ими пользоваться, то она станет непобедима, – шептал Дмитрий. – И в этом главная и великая сущность моей инвенции.[64] Это прозвучит достаточно убедительно для майора, как-никак он кое-что понимает в военном деле. Но этого мало, – размышлял Дмитрий. – Без приказа свыше Трофим Агеич не шевельнет и пальцем, чтобы мне помочь. У дяди много видных знакомых в столице, он должен пойти к большому военному деятелю. И если у того найдется хоть капля смысла, он прикажет Рукавицыну содействовать мне. А тогда майор примется со всем усердием исполнять приказ. Ведь главная черта в характере Трофима Агеича – это десятилетиями вбитое в него послушание».