H2O - Яна Дубинянская

Женька.

(за скобками)

— А Женьке мы не скажем, — шепнула Ксюха.

— Почему? Он что, запрещает тебе смотреть новости?

— Никто мне ничего не запрещает. Я свободный человек, понял? Просто чтоб не переживал, он такой.

И она засмеялась, звонко, с переливами, как будто очень удачно пошутила. До десятичасового выпуска на шестом оставалось четыре минуты. Вызывать лифт — или лучше пешком? Пропустить было бы обидно. Никакой другой канал, конечно, не покажет. Разумеется, ребята запишут на видео, Гия точно, и близнецы порывались, но в записи это будет уже не то. Хорошо, что Ксюха близко живет.

— Какой у тебя этаж.

— Тринадцатый… вот.

Дверцы лифта разъехались, из кабинки выкатился бульдог с толстой старушкой на поводке. Оба просканировали Виктора пронизывающими взглядами и бросили по короткому, неодобрительному на Ксюху. Эти точно расскажут и соседям, и ее родителям, и Женьке. Ну и пусть. Вскакивая в лифт, Виктор наклонился и громко чмокнул Ксюху в нос.

— Ну тебя!..

— Сорри, не попал.

— Мы идем новости смотреть. Не забыл?

Не забыл. Две с половиной минуты. Лифт был новенький, с зеркалом во всю стену кабинки, куда уткнулась Ксюха, придирчиво рассматривая кончик своего курносого носа. Полз этот лифт как черепаха. Еще и остановился на седьмом, впуская бородатого типа с газетой. Полторы.

Створки распахнулись, Виктор вылетел на лестничную площадку и затормозил перед запертой дверью на этаж. Ксюха полезла в сумочку за ключами. Не могла в лифте достать?!

— В начале выпуска вряд ли дадут, — успокоила она, вгоняя ключ в скважину. — Черт, опять заедает. Витя, проверни.

Он сражался с замком добрых секунд двадцать, потом они еще шли по длинному коридору, выстеленному ковровым покрытием, и топтались перед дверью, пока Ксюха жала на кнопку звонка, выясняя зачем-то, есть ли кто дома, потом она расшнуровывала ботинки, сидя на маленькой резной скамеечке, и не полезешь же в чужую квартиру раньше хозяйки, и черт его знает, где у них пульт от телевизора…

Новости, конечно, уже шли. Уже три минуты. Уже международный блок.

— Давай смотреть, — сказала Ксюха, устроившись позади него на валике кресла. — Наверняка еще не было.

В мире пылали боевые действия и взрывались теракты, затоплялись курорты и падали самолеты, мир горел, дымился, лежал в обломках, щерился арматурой, его населяли развороченные или уложенные штабелями трупы, которым было, разумеется, не до свободы. А может, все-таки в начале выпуска?.. Да нет, Ксюха права, вряд ли.

— И снова к событиям в стране. Сегодня в столицу съехались представители маргинального молодежного движения «Наша свобода». Несмотря на опоздание лидера столичной группировки, приезжие организованно прошли колонной от здания университета до главной площади. Опознавательным знаком членов движения является…

— Танька наболтала, что ты опоздал, — бросила Ксюха. — Вот дура.

Виктор хотел на нее шикнуть и вдруг обнаружил, что сюжет кончился. Собственно, это был и не сюжет, а так, коротенькое видео с голосом ведущей за кадром. На мгновение мелькнула говорящая голова Виктора крупным планом, без звука, а ведь у него брали интервью минут пятнадцать, и он старался быть лаконичным, убедительным, чтобы каждая фраза, даже взятая отдельно, могла дать представление о том, что оно такое — наша свобода…

Маргинальное движение. Опоздавший лидер — без фамилии, без имени. Ну и плюс веселенькое об опознавательных знаках.

Где-то открылась выставка народных промыслов. Приехал на гастроли кукольный театр. В зоопарке родились тигрята. Встретимся завтра в семь тридцать на шестом. Всё.

— И они называют себя оппозиционным каналом, — бросила Ксюха.

Не глядя на нее, Виктор пожал плечами. Оппозиционный, провластный — какая разница. Да, приятно было бы считать, будто их замалчивают, потому что боятся, но это же неправда. А правда заключается в том, что они попросту никому не интересны, маргинальная молодежная тусовка в салатовых ленточках, ничуть не значительнее каких-нибудь футбольных или музыкальных фанатов. Ну приехали, ну прошлись колонной до площади… а потом разъехались по домам. И вся свобода.

Пора идти. На плечи давила сонная тяжесть, не хотелось вставать. Но пора.

— А ведь было здорово, — негромко, медленно заговорила Ксюха. — Такая огромная масса народу… Когда все собрались возле универа, я просто глазам не поверила, хотя и регистрировала же накануне… ленточки резала напополам… Витя, а кто их придумал? Нашу символику, наш цвет?

— Краснова.

— А-а… ну неважно. И все так смотрели друг на друга, и улыбались, и здоровались за плечо, и болтали запросто, как друзья — незнакомые совсем ребята, с разных концов страны! Не помню, кто дал команду выступать, тебя же тогда еще не было, как бы не Женька… нет, вру, кажется, Олег. И все пошли так весело и слаженно, будто двадцать раз репетировали, а ведь большинство вообще города не знают! Я боялась, Вить.

— Чего ты боялась?

— Ну… Что где-нибудь на перекрестке строй собьется, кто-то затеет ссору, давка возникнет — и тогда все. Больше никто и никогда нам не поверит. А потом огляделась вокруг и поняла: не может такого случиться. Даже если вдруг провокация. Или, скажем, ливень проливной. Нет. Потому что свободные люди. Это глупости про ленточки — мол, опознавательный знак. По глазам было видно. Свободные люди смотрят по-другому.

— Как?

Он наконец-то обернулся — и увидел.

Ксюха смотрела прямо, в упор, и в ее глазах были доверие и восторг, непостижимые, безграничные, как небо. Если бы что-то другое — сочувствие, жалость, всепонимание — он, конечно, встал бы и ушел.

— Ты лучший, Витька, — сказала она.

И улыбнулась.

ГЛАВА III

— Какой курс?

— Первый.

Маловато. Ну да ладно: каникулы скоро, на сессию ты его отпустишь, испытательный срок оформишь как практику, а там перейдет на заочное. Виктор усмехнулся. Самое непыльное и благодарное занятие — подводить теоретическую платформу под любую несообразицу. Уже неотменимую. Решенную.

— Живешь в общежитии?

— Нет, почему. Я местный.

— С родителями?

— С мамой.

Просвечивают насквозь предательски вспыхнувшие уши — надо же было ляпнуть, мог бы выразиться по-взрослому, «с матерью», — а так ничего, держится. Не настолько дерзко и вызывающе, как ты ожидал, но и без откровенной робости или натужных стараний произвести впечатление. Скорее всего, ему просто пофиг и по-приколу, если ты правильно помнишь сленг этого возраста. Хотя где там, сленг ведь соотносится не с возрастом, а с поколением. Теперь наверняка в ходу какой-нибудь другой, новый.

— Сам решил поступать на экономический?

— Да. Мне интересно.

Еще бы, Виктор заметил. Там, на конференции, бросалось в глаза, и не только тебе одному. Кстати, ты можешь запросто убедить себя, что пригласил мальчишку на собеседование потому лишь, что своим алмазным взором разглядел в нем будущего гения от макроэкономики. И окружающих заодно; а пока по офису, распространяясь концентрическими кругами от отдела кадров, шуршала тихая истерика. Ну-ну. То ли еще будет, когда ты надиктуешь приказ.

— А родители кем работают?

Сглотнул. Вскинул голову:

— Мать экономист. Директор по маркетингу в глянцевом журнале. Но если вы думаете, что я…

— А отец?

— Он с нами не живет.

— Давно?

— Я должен отвечать на все ваши вопросы?

— Ну, если ты действительно хочешь у меня работать…

Парнишка чуть заметно скривил губы: ну конечно, в реальную возможность работать у Виктора Винниченко он не верил ни на мгновение. И вообще все собеседование пытался сообразить, чего ради, собственно, организован данный перфоманс. Наверное, уже прикидывал его вольный пересказ в студенческой компании, с паузами под восторженные междометия неизвестного тебе сленга.

В своей компании он, разумеется, прослывет гением моментально. Гением и невероятным счастливчиком. Пожалуй, быстро уверится в этом и сам, что редко идет кому-либо на пользу.

Все равно. Решено. Неотменимо.

— Отец компьютерщик. Программист.

Ответил резко, дерзко, закрывая тему. Да ладно. Как будто ты не можешь узнать сам. До сих пор как-то не возникало ни желания, ни особой необходимости… В общем, да. Не помешает дать Валевскому запрос, на всякий случай.

— Понятно, — Виктор взглянул на часы. — До скольки у тебя занятия?

— Мы уже не учимся. У нас практикумы перед сессией.

— Как это?

— Вы же видели. Гоняют строем на разные тусовки вроде вчерашнего Лугового. Сегодня опять, но я не поеду. Ну его.

— То есть у вас с этим не строго?

— А что?

Впервые за все время парень насторожился, подобрался и заглянул Виктору в глаза, чуть исподлобья, пытливо. С неозвученным вопросом: вы серьезно?