Господа Магильеры - К Соловьев

Менно, вытянув из-за пазухи только отогревшиеся было ладони, покорно приложил их к стене, покрытой ледяной испариной, сам при этом едва держась на ногах. Он провел целый день в узких невентилируемых туннелях, к которым, вдобавок, пришлось пробираться через затопленные участки, и был уверен, что с минуты на минуту просто упадет в обморок, обеспечив взвод свежей темой для шуток на следующую неделю.

Земля молчала.

Он ощущал тысячи шорохов в ее огромном теле, но ни один из них не казался опасным. Разве что… Менно попытался сосредоточиться, хоть на секунду выгнав из тела проклятый холод. Вот этот шорох, что ближе прочих, вполне мог быть отзвуком человеческого шага. Или же шорохом крысы в тоннеле. Крысы не любили тоннелей, находя их, видимо, слишком глубокими и холодными, но иногда шли следами саперов, отыскивая следы человеческого пребывания - остатки сухого пайка, свечные огарки и консервные банки с остатками жира.

Звук повторился несколько раз, но чутье Менно, ослабшее и едва ему подвластное, не могло объяснить источника этого звука. Он слишком устал. Порой ему казалось, что если он не найдет в себе сил оторваться от стены, то сам превратиться в камень. Уродливую статую из гранита, навеки прикованную к своду.

Человек? Или крыса?

- Ну же! – поторопил Якоб нетерпеливо. Он был тощий, жилистый и серый, как колючий подземный корень, сразу видно, из шахтеров. Особенная порода, особенная манера, даже взгляд, и тот особенный, отливающий нефтью, - Ты там что, симфонию подземную слушаешь?

Менно молчал. Он догадывался, что произойдет, если он объявит тревогу.

Тревога «на ногах» - это всегда плохо. Придется сразу же останавливать работы, фиксировать в блокноте время и располагаться прямо в штреке с оружием наизготовку. Надолго, может быть, на половину ночи. Ждать, когда с верхнего уровня спустится лейтенант или кто-нибудь из унтеров. Только после этого будет принято решение – вести тоннель дальше, прекратить работы или установить особый режим бурения. И все это время он, штейнмейстер, будет сидеть здесь, вслушиваясь до одурения в мерзлый камень, до тех пор, пока ладони, потеряв чувствительность, не сделаются синевато-багрового оттенка.

Лучше бы тревоги не поднимать. Тогда можно будет вытерпеть еще час или полтора, вернуться на негнущихся скрипящих ногах в казарму и мгновенно выключиться на тюфяке, полном гниющей соломы, наслаждаясь прерывистым гулом вентиляции и тусклым светом ламп. Хорошо бы еще перехватить кружку горячего чая, но это уж как повезет.

- Тихо, - сказал Менно непослушными губами, - Все тихо. Ничего не слышу.

- Тогда отлипни от стены, - буркнул Якоб, перехватывая узловатыми пальцами рукоять заступа, - Работать надо. Четыре метра до смены. А глины столько, что хоть на хлеб мажь вместо варенья…

Менно с облегчением занял свое прежнее место на куче рыхлой земли. Единственное место в тоннеле, где ноги не торчали в воде. От этого было немногим легче – ботинки все равно не сохли, продолжая стискивать щиколотки ледяными кандалами.

Он даже успел немного задремать, когда все случилось. Земляная стена, в которую с глухим скрежетом врезались стальные когти заступов, казавшаяся неприступной и твердой, вдруг стала рассыпаться комьями прямо на глазах. В провалах мелькнули оранжевые сполохи электрических фонарей, такие яркие, что глаза мгновенно усеяло острыми колючими занозами, раздались лающие крики на английском языке.

Перестрелка в подземных норах кажется суетливой и нестрашной. Каменные изгибы быстро гасят звук, превращая выстрелы в глухие хлопки. Менно не сразу сообразил, что происходит даже тогда, когда в земляной стене, на которую он опирался спиной, набухло и мгновенно лопнуло несколько фыркнувших земляным песком язв. Одна из пуль с мягким звоном прошила карбидный фонарь, сбросив его в воду, где тот сердито зашипел, выплевывая на поверхность пузыри. Остались лишь узкие шпаги ручных фонарей, скачущие по стенам, пересекающиеся, выхватывающие из темноты незнакомые перекошенные лица.

Сердито застучали английские револьверы – будто кто-то стал резко бить молоточком по старой закопченной сковороде. Ахнула ручная граната. Так, что штрек крутанулся вокруг своей оси, а с потолка посыпались влажные комья земли. В мир вплелись тончайшие гудящие нити, и за гулом даже перестали быть слышны выстрелы.

Менно попытался сорвать с плеча карабин, но тот уперся в каменный выступ стволом. Кто-то заревел от боли, но сдавленно, приглушенно. Как зритель, сидящий в театре, и не желающий мешать окружающим. Хлопнуло еще несколько выстрелов, Менно видел их короткими белыми и алыми созвездиями, вспыхивающими в темноте.

- Руби его!

Что-то захрустело, сталь проскрежетала о сталь, что-то мягко шлепнулось в воду, что-то задергалось в луже.

- Руби! – орал Кунце хрипло и, кажется, было даже слышно, как скрипят его зубы, - Ну! Еще один где?

Менно справился наконец с карабином. Мышцы мгновенно одеревенели, отчего оружие стало казаться ему то невесомым, то ужасающе тяжелым. Ствол норовил подскочить и упереться в потолок, а рука мучительно долго шарила по влажной стали, пытаясь отыскать затворную рукоять.

Кто-то отрывисто взвыл и мгновенно смолк. С серебристым звоном лопнул чей-то фонарик, плеснула вода.

- Штейнмейстер! – рявкнула темнота, - Держи его! К тебе идет!

Менно обмер, сжимая в руках карабин. Он слышал, как торопливо хлюпает вода в считанных метрах от него, и понимал, что хлюпает она под английскими ботинками, чья поступь так хорошо ему знакома. Хорошие добротные ботинки из толстой кожи с надежными подошвами. Кто-то из англичан, перепутав направление в туннельной схватке и потеряв фонарь, движется прямо на него. Неудивительно, в темноте бывает непросто разобрать, куда бежишь.

- Стой! – закричал Менно темноте, размахивая карабином.

Из темноты на него выскочил человек. Менно видел лишь его контур в свете прыгающих пятен электрического света, но мгновенно понял, что даже контур этот – чужой, неправильный, жуткий. Это был «томми». Если у него и было оружие, он потерял его в схватке и теперь, припадая на одну ногу, бежал вслепую. Так быстро, что едва не налетел грудью на ствол карабина.

- Стреляй! – крикнул кто-то позади, - Стреляй!

Но Менно не мог выстрелить. Пальцы приржавели к карабину, перестали отзываться. «Томми» замер в полутора шагах от него. Менно не мог рассмотреть лица, лишь силуэт головы с «суповой миской», угловатый и чужой даже в мельчайших своих деталях.

Менно попытался спустить курок, но обнаружил, что усилие, которое для этого требуется, слишком велико. Маленькая металлическая деталь, спусковой крючок, оказалась тяжелее двухсоткилограммового валуна. Даже не камешек на ладони…

Они стояли так несколько секунд друг напротив друга – Менно и англичанин. Два кусочка разнородной темноты, разлитой в разные формы. Форма «томми» была угловатой и высокой, форма Менно – приземистой и лишенной всякой элегантности.

А потом кто-то, яростно дыша, навалился на англичанина сзади, пытаясь подмять его под себя. Тот оказался проворен. Мгновенно развернулся, отводя вниз руку с подрагивающим слюдяным бликом узкого штыка. Короткое, на выдохе, движение, и штык с шипением вошел в чей-то живот. Не было даже крика боли, только лишь удивленный всхлип.

Англичанин ловко вытащил штык из раны, и Менно ощутил мелкую частую вибрацию земляной пыли под ногами, какую обычно вызывает течь из проржавевшей трубы. Капли срывались с руки англичанина и падали на пол и, хоть света было недостаточно даже чтоб их разглядеть, Менно знал, что эти капли – темно-красного, винного, цвета. А еще он знал, что спустя секунду сам всхлипнет, прижимая руки к распоротому животу и оседая на внезапно ставших ватными ногах.

По счастью, секунды этой у англичанина не оказалось. Кто-то из саперов почти вслепую ткнул его узким пистолетным стволом под подбородок и спустил курок. Раздался хлопок, как от выскочившей пробки, и голова англичанина подпрыгнула, мышцы шеи мгновенно обмякли, тело стало безвольным и покладистым, выронило штык и мягко осело на чужих руках.

- Ублюдок ты, штейнмейстер, - прошипел сапёр, позволяя телу англичанина скатиться и замереть на полу, - «Томми» пожалел, значит? Такая она, значит, магильерская жалость?

Упершись спиной в стену и прижимая руки к животу, беззвучно корчился Кунце. Взгляд его прыгал из стороны в сторону, как пятно электрического света скачет по каменным сводам на бегу. И взгляд этот медленно затухал.

Лейтенант Цильберг спустился в туннель через несколько минут. Штаны его были перепачканы землей, видно, что спешил, пробираясь узкими проходами. Он был в ярости. В состоянии той ледяной и белой ярости, от которой человек делается похож на управляемую рывками марионетку, а слова клокочут во рту между скрипящими зубами. Страх мгновенно обнял Менно своими колючими лапами, едва лишь только в перекрестье лучей появилась долговязая фигура лейтенанта.