Война буров с Англией - Христиан Девет

Генералу Деларею что-то помешало приехать, и я вместе с президентом отправился по направлению к Ботавилле.

Я получил сведения от генералов Фури и Герцога, а также и капитана Схеперса, что бюргеры снова присоединились к их отрядам. Мне теперь снова казалось, что наступает подходящее время для того, чтобы пробраться в Капскую колонию. Президент Штейн выразил желание отправиться туда вместе со мной.

Обдумывая этот план, мы перешли железную дорогу около Винбурга. 5 октября мы пришли в Ботавилле, где нашли генерала Фронемана, который прибыл со своими отрядами от реки Реностер. Увы! Могли ли мы думать, что здесь нас ожидает большое несчастье!

В тот же день показалось огромное английское войско, которое шло вслед за нами; произошла стычка, после которой англичане отступили. Мы тоже отправились в путь, но не отошли далее первого холма. Нисколько не боясь неприятеля, мы переночевали в 7 милях от англичан, отделенные от них рекой Фальсхривир.

Я послал сторожевой караул к реке и приказал ему оставаться там до следующего дня. Наутро бюргеры, вернувшись, сообщили мне, что ничего не видели, кроме небольших дымков. Дымки показались к северу от реки, и они думали, что там лагерь англичан. Значит, все было благополучно — так подумал бы каждый.

Но капрал, принесший мне известие, не отошел еще на 100 шагов, как я услышал выстрелы. Я думал, что бюргеры убивают для себя какую-нибудь овцу или что-либо другое. Но выстрелы послышались во второй раз, в третий… Что же оказалось? Англичане были в 200 шагах от нас, на холме около Ботавилле — как раз там, откуда только что вернулся сторожевой караул!

Было еще рано. Солнце едва взошло, и многие бюргеры спали еще под пледами.

То, что произошло вслед за этим, я никогда не видел. Я слышал много о панике, но здесь я увидел своими тазами, что это, в сущности, такое!

Я едва нашел свою лошадь и сам оседлал ее. Некоторые бюргеры уже начали стрелять, но большинство, сев на коней, со всех сил понеслись прочь. Многие ускакали без седел, «голыми» (bloots), как говорят у нас. Оседлывая свою лошадь, я не переставал кричать:

— Куда вы? Нельзя убегать! В атаку!

Но ничто не помогало. Паника была в полном разгаре, и те, которые стали стрелять, сами пали жертвами.

Мне ничего не оставалось, как, севши на лошадь, скакать за бюргерами, уговаривая их вернуться. Куда тут! Ничего нельзя было поделать. Только что я сгонял бюргеров на одном конце, как они разбегались на другом. Наконец весь отряд очутился под неприятельским огнем.

Начальствовал атакою полковник Ле Галле. Несомненно, это был один из самых храбрых англичан. Неправда, что он не встретил единодушного сопротивления с нашей стороны. Только на одном конце кучка бюргеров остановилась и стала храбро сражаться. Там находились государственный прокурор Якоб де Вилье и фельдкорнет Ян Вильсон. Что же касается прочих бюргеров, то мне так и не удалось вернуть их назад. Со стороны артиллеристов было сделано все для спасения орудий, но они не имели времени, чтобы впрячь лошадей.

Наши потери, сколько мне помнится, состояли из 9 убитых, 25–30 раненых и около 300 попавших в плен. Среди убитых были фельдкорнеты Ян Вильсон из Гейльброна и Ван-Зейль из Капской колонии. Среди раненых — прокурор Яков де Вилье и Ян Рехтер, несколько времени спустя умерший. Между ранеными, успевшими все-таки спастись, был генерал Фронеман, раненный легко в грудь, и г-н Том Брен, легко раненный в ногу. Один из моего штаба был тяжело, но несмертельно ранен в плечо; пострадали и многие другие, имен которых я, к сожалению, не помню.

По английским источникам, среди убитых находился доктор де Ландсгер — бельгиец. Английские газеты утверждали, что на нем, когда он лежал мертвым, был патронташ. Но я могу засвидетельствовать, что у покойного доктора не было ни ружья, ни патронов. Не думаю, чтобы он успел вооружиться на поле сражения.

Шесть крупповских орудий осталось после нас на поле битвы; но ввиду того, что у нас все равно уже почти что не было зарядов, эта потеря не была для нас особенно чувствительною.

Я уверен, что если бы бюргеры дружно, сомкнутым строем сразились в этот раз, то неприятель был бы прогнан, и такого несчастья, конечно бы, не случилось. Нас было 800 человек, а неприятеля всего 1000–1200 человек. Но когда наступает такая безумная паника, как в этот раз, то всему конец.

Глава XXII Я иду на юг с целью проникнуть в капскую колонию и беру Деветсдорп

Лошади бюргеров находились в плохом состоянии, а так как бур только тогда и человек, коща у него есть лошадь, т. е. когда при виде опасности он может от нее избавиться, то я принужден был идти вперед и снабдить моих людей лошадьми и седлами. Поэтому я отправился по направлению к Зандривир- брюку на ферму г-на Якобуса Борнмана.

Там я разделил свои отряды. Генерала Фронемана с вредевскими и гейльбронскими бюргерами я послал назад через железнодорожную линию между Дорн и Зандривиром, с тем чтобы они моти оперировать в северных частях республики. Себе я взял комманданта Латегана из Колесберга со 150 людьми и комманданта Яна Терона с 80 бюргерами и 10 ноября перешел с ними через железнодорожную линию между Дорнривиром и Теронскопом, с тем чтобы привести свой план в исполнение и вторгнуться в Капскую колонию. Мы взорвали несколько мостов на воздух и дошли до Дорнберга, где я встретил комманданта Газебрука с его бюргерами. Я послал также приказание генералу Филиппу Боте, чтобы он пришел ко мне с гаррисмитскими и кронштадтскими бюргерами, что он и сделал 13 ноября.

Таким образом, мы в числе 1500 человек двинулись по направлению к Спринкганснеку к востоку от Таба-Нху. В северном пункте Кораннаберга коммандант Газебрук остался поджидать некоторую часть своих бюргеров.

Мы взяли с собой одно крупповское орудие с… 17 зарядами! Это все, что у нас было!

16 ноября днем мы были в Спринкганснеке.

Англичане в это время провели уже линию укреплений от Блумфонтейна через Таба-Нху к Ледибранду; и куда бы мы ни направились, всюду были построены форты на севере и на юге на горах, приблизительно на расстоянии 2000 метров один от другого.

Сперва я выпустил шесть зарядов из моего крупповского орудия в один из фортов; и, к чести моих артиллеристов, я должен сказать, что ни один из зарядов не пропал даром. Потом я приказал прорваться. Все шло хорошо, и только коммандант Ян Мейер был ранен в бок; он лежал в повозке, и без того уже раненный несколько дней тому назад в сражении у станции Вентерсбург под начальством генерала Филиппа Боты.

Оттуда мы двинулись через Ритпорт по направлению к Деветсдорпу и ночевали 17 ноября у реки Моддер. На другой день мы сделали еще порядочный конец до фермы Эринсприде.

19 ноября мы выступили отсюда нарочно днем, чтобы гарнизон, находившийся у Деветсдорпа, заметил нас. Я поступил так, полагая, что гарнизон легко может подумать, будто мы хотим сделать нападение на это село, тем более что 18-го числа я посылал генерала Боту с патрулем для того, чтобы он собственными глазами увидел и оценил позиции англичан. Самому мне этого делать было не для чего, так как я очень хорошо знал знакомое село и о позициях англичан имел уже нужные для меня сведения. Гарнизон, видя, что мы уходим, мог лишь подумать, что мы стараемся скорее скрыться. Я сам читал позднее в английских газетах, что мы направились тогда к Спринк- ганснеку. Они думали, что мы, не найдя хороших для себя позиций, пошли в Блумфонтейн. Поздние я также узнал, что они выслали за нами патруль вплоть до фермы Глен-Герри, откуда они могли видеть нас уходящими по направлению к Блумфонтейну. Мне рассказывали потом, что они действительно так думали и говорили: «Девет или очень благоразумен, или боится напасть на Деветсдорп, где он действительно может сложить свою голову!» Получив по телеграфу извещение, что я ушел через Спринкганснек, они сказали:

— Если Девет вздумал бы здесь нападать, то уж, конечно, это было бы его последним нападением!

Но Ботавилле стоял нам поперек горла, и мы должны были во что бы то ни стало рассчитаться с англичанами.

Придя в Родекрааль, мы оставались там незамеченными до 20- го числа. Наши друзья в Деветсдорпе уже думали: «Буры, конечно, ушли».

Но еще вечером того же дня я подкрался наивозможно тихо к Деветсдорпу, или, лучше сказать, к позициям его гарнизона. Я находился вблизи того места, которому фольксрад, в честь моего отца, дал имя, где я провел свое детство и купил землю у отца (в Ниярсфонтейне). Никогда еще не приходилось мне подкрадываться к моему родному гнезду, куда я открыто и смело мог войти в любое время — и днем и ночью. А теперь… мне казалось, что земля перевернулась вверх дном и что ничего на свете нет постоянного, так как я мог открыто войти сюда не иначе как под условием сдачи. Конечно, я не чувствовал к этому ни малейшей охоты и желал, если уж нельзя было бы иначе, пробраться туда насильно.