ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ - ГАРРИ ТАБАЧНИК

Хрущеву ясно, что „современное коммунистическое государство может существовать без государственного аппарата, но оно не может существовать без своего партийного аппарата”. Он приступает к осуществлению своего плана, который должен привести к падению соперников.

Важным шагом в этом направлении было восстановление влияния Суслова. Его делают председателем комиссии по иностранным делам Совета Союза Верховного Совета СССР. Должность сама по себе незначительная, но, как и всякая должность в советском государстве, она приобретает значение тогда, когда ей его придают держащие в своих руках власть. Кто, например, знал о должности „члена президиума Верховного Совета СССР”, кто придавал ей какое-либо значение? Но Хрущев, когда это оказалось для него выгодным, вспомнил об этом своем титуле, и он приобрел вдруг большой вес.

Так и Суслов, сделавшись председателем комиссии, о существовании которой до того было известно немногим, вдруг начинает играть важную роль в международных делах, соперничая с Молотовым. Этого как раз и добивается Хрущев. Кроме того, Суслов нужен ему и для, так сказать, теоретического обоснования его притязаний на власть. Все это приводит к стремительному укреплению позиций этого внешне примечательного разве что своим высоким ростом да „оканием” человека. Его ближайший сотрудник Борис Пономарев в 1954 году становится главной международного отдела ЦК и получает контроль над дипломатическими кадрами. Проходит совсем немного времени, и 14 июля того же 1954 года на дверях кабинета советского посла в Венгрии появляется табличка с надписью „Андропов”.

Это было лето, когда на сессии Верховного Совета в Москве Маленков произнес свою знаменитую речь, обещая людям спокойствие и изобилие.

Это было лето, когда самой популярной книгой была повесть И. Эренбурга „Оттепель”.

Это было лето, когда в лагерях на Печоре, Урале, в Средней Азии и Казахстане начались восстания.

Это было лето, когда началось движение за независимость и свободу в странах Восточной Европы.

На берегах голубого Дуная танцевали чардаш и вальс, ели наперченный гуляш, запивая его терпким вином. Но за этим внешним спокойствием назревала буря. Первые, еще отдаленные раскаты ее не остались незамеченными Андроповым. Он знает, о чем говорят в клубе Пе-тефи. То, что доносится оттуда, пугает его. Он боится, он пытается предотвратить надвигающиеся события. Он не подозревает, что если кому и следует радоваться приближающейся буре, так это ему. Ведь этой венгерской буре он обязан тем, что вышел из забытья. Это она, буря на берегах голубого Дуная, вознесла его на своем гребне к порогу власти.

Примерно в это время Михаил Горбачев заканчивает университет. Последние годы его учебы были заполнены важными и неожиданными событиями. После появления весной 1953 года в „Правде” статьи о коллективном руководстве ему как комсомольскому работнику, несомненно, пришлось круто изменить курс. Если вчера он должен был воспевать Сталина, то теперь часто вспоминать о нем не полагалось. Но замена вождей не изменила сути режима.

Открыто высказывать свои мысли не рекомендовалось и не поощрялось. Как и прежде, когда тот, кто был тайным противником сталинских методов, должен был хранить молчание, так и теперь он должен был все время носить какую-нибудь маску, все время надо было лицедействовать. И вот это причиняло непоправимый вред формированию человеческого характера.

Совсем недавно Горбачев вместе со всеми должен был осуждать и безродных космополитов, и менделистов-морганистов, и воспевать гениальные труды Сталина в области языкознания и экономики, проклинать клику Ли Сын Мана и американских разбойников, другую клику — Тито, поддерживать процессы Сланского, Райка, Костова и обличать как злейших врагов группу врачей-сионистов. И он не имел права делать все это просто так. От него требовался энтузиазм. В его речах должна была звучать не вызывающая сомнений убежденность в правоте сталинских предначертаний.

Его сокурсник Млынарж утверждает, что несмотря на все это Гор-

бачев воздерживался от личных нападок. В это трудно поверить. Выступать в то время вообще было нельзя. Партия требовала жертв. Во время кампании против ” безродных космополитов”газеты не смущаясь раскрывали псевдонимы, с радостью представляя трудящимся якобы прячущихся за ними евреев. Как скажет будущий друг Советского Союза, один из лидеров только что родившегося движения стран Третьего мира — Сукарно, „стране обязательно надо иметь врагов”. Сталин это знал раньшего него. А Горбачев, как и все служители культа Сталина, на каких бы маленьких ступеньках они ни стояли, обязан был помогать находить врагов и уничтожать их. В этом был главный смысл его деятельности. И это не могло не оказать влияния на формирование его и как человека, и как руководителя.

Не следует забывать, что все это происходило, как напишет потом писатель Носов, в „задерганной, замордованной стране, напичканной фискалами, испытывавшей дефицит колючей проволоки”. Конечно, Горбачев мог проявить волю и, сумев найти какую-то внутреннюю точку опоры, отбросить то, что ему казалось явным злом, чего он совершить лично сам был не способен. Но приспособляться ради карьеры он был обязан, без этого о карьере нечего было и мечтать. Одни это проделывают легко. Другим это дается труднее.

Хотя он, по всей вероятности, приложил немало усилий — закрепиться в столице ему не удалось. Он, как и его будущий ментор, откатывается вниз. Ему приходится вернуться к родным пенатам. Кажущаяся неудача обернется для него удачей. Или вернее, он сумеет превратить ее в удачу. Конечно, в этом ему помогут и обстоятельства. А главное, те, с кем он сумеет наладить связи, кому сумеет в нужное время оказать необходимые услуги, для кого он станет полезным. Итак, он возвращается в Ставрополь.

В то время это был небольшой, насчитывавший всего 126 тысяч жителей, сонный город, где сквозь зелень деревьев белели окруженные садами и палисадниками, в основном, одноэтажные дома. До 1952 года в столице мало кто и знал о нем, но когда в том году на кухнях московских квартир вспыхнуло синее газовое пламя, Ставрополь получил широкую известность. Еще до того газеты в течение пяти лет были полны сообщений о сооружаемом героическим трудом газопроводе Москва-Ставрополь. Конечно, ничего не говорилось о том, что, в основном, это-труд заключенных.

Промышленностью город не богат, но это столица края играющего важную роль в деле снабжения страны сельскохозяйственной продукцией. Здесь развито садоводство и виноградарство. Еще до революции большой популярностью пользовалось производившееся здесь прасковейское вино.

Таков был тот край, где начиналась карьера будущего кремлевского хозяина.

А в это время на другом конце земного шара, в мало кому известном до того индонезийском городе Бандунге, возникает движение, которое займет важное место в советской политике.

Потерпев поражение во фронтальной атаке на западный мир с помощью сталинских „ударных бригад", новые советские вожди решают перенести основное направление главного удара на стратегические фланги и тылы Западной Европы и Соединенных Штатов. Стрелы наступления нацеливаются в первую очередь на источники нефти, важнейшие из которых находятся в только что получивших независимость странах. Эти страны представляют для Советского Союза интерес еще и потому, что составляют все растущий блок в ООН, способный обеспечить Москве нужную поддержку. А кроме того, именно из этих стран будущий вождь, только что отправившийся на берега голубого Дуная, будет черпать силы для своей армии террористов, когда поведет необъявленную войну с западными демократиями.

Но Горбачев пока весьма далек от всего этого. Как и у большинства советских людей, все эти бесконечные неру, скуарто, у ну, насеры, потоком хлынувшие в страну, вызывали лишь любопытство своими курьезными костюмами и речами. С советскими вождями их сближает та же приверженность к раз найденной догме, уверенность, что с помощью политики можно решить все проблемы своих стран — от экономики до деторождаемости, то же пренебрежение нуждами своих граждан, полное равнодушие к человеческим жертвам, которые они считают неизбежной необходимостью., и роднившую их с Лениным, Гитлером и Сталиным уверенность в собственной непогрешимости.

Ставший первым президентом Ганы и доведший эту недавно еще процветающую страну до полного разорения Кваме Нкрума провозглашал: „Я представляю Африку и я говорю от ее имени. Следовательно, ни один африканец не может иметь мнения, отличающегося от моего”.

Во что они все обходятся народу, и ему в том числе, — эти экзотические гости, Горбачев еще не знает. Он занят своей карьерой. Едва вернувшись из Москвы, он назначается заместителем заведующего отделом ставропольского горкома комсомола, а уже через год — первым секретарем горкома. Это происходит после XX съезда партии, и новоиспеченному секретарю теперь надо выступать с разоблачительными речами против превозносимого Сталина. Так же, как и детские воспоминания об отступающих красноармейцах, о непобедимости которых он прежде распевал песни, так и теперь крутой поворот, который ему приходилось совершать, должен был навсегда остаться в его памяти. Какой вывод сделал он из этих двух преподнесенных ему жизнью уроков?