Право на выбор (СИ) - Рут Джулия

Не дожидаясь ответа, накрываю это там ладонью… он смотрит не моргая, вспышки за окном освещают неподвижное лицо… оттолкнет или?..

— Тебе… не противно будет?..

— Нет… мне хочется…

Живот мелко подрагивает, подрагивают руки… Мар медленно кивает, следит за каждым моим движением, стягивая штаны, как будто готовый все прекратить мгновенно… я же с каким-то трепетом касаюсь его, сжимаю… он уже весь влажный, и эта влажность пахнет так, что у меня сводит промежность.

Когда я касаюсь ее губами и следом — языком, в голове у меня что-то взрывается.

… под пальцами — липко и мокро. Размазанная по губам и лицу жидкость проникает в поры и кровоток и воспламеняет его, как керосин. В голове — пустота и гул, его эхо катится по ватному телу туда и обратно… туда и обратно… на грани сознания — хриплые стоны, мои, его, чьи?.. я не выдерживаю — прячу одну руку между ног, зажимая пульсирующее и дрожащее там… словно если не держать, оно разорвет меня на куски… этот вакуум внутри меня ширится, ширится, тянет во все стороны… ему нужно… мне нужно… иначе… оно меня… уничтожит…

Я поднимаю голову, шею свело уже и простреливает мгновенно тающей болью… Мар сидит, вцепившись в собственные бедра так, что еще чуть-чуть и сломает их, его руки по обе стороны от меня напряжены, все нити и ткани натянуты до предела их стойкости… сколько времени уже… хотя какая разница…

Я заползаю ему на колени — и руки на бедрах оживают. Они сжимают ягодицы, близко, боже, как близко… но мало… этого так… мало…

— Дай… попробую…

— Ты с ума сошла…

— Да, да… только попробую…

Я приподнимаюсь на коленях, сдвигаю белье, тянется влага тонкими нитями… одной рукой направляю в себя… еще немного — и начну скулить, но к счастью, не приходится.

К счастью ли?..

Вместо этого я припадочно дышу, когда в меня упирается, давит и глушит огромное, обжигающее… когда оно, до спазма растягивая, оказывается внутри… колени и бедра трясутся, сейчас обломаются, господи боже, нет, оно слишком большое, я не смогу, не выйдет, ничего не выйдет… толчок — и еще глубже, еще ниже… спазм мышц просто чудовищный, это молнии за окном или искры из глаз, как же больно, господи, как же это больно…

Я упираюсь ладонью Мару в грудь — она ходуном ходит. Я стараюсь не шевелиться, дышать ровно, понемногу расслабляя внутренние мышцы… они неохотно, но поддаются… жжение понемногу стихает, по члену тура обильно стекает сводившая меня с ума смазка, она явно что-то такое со мной делает, потому что вместо жжения я уже чувствую… чувствую…

Ноги все-таки сдаются — и я с размаху насаживаюсь всей глубиной сразу.

Дыхания хватает на короткий вскрик — а потом грудную клетку запирает, я как рыба хватаю ртом воздух. Сколько… сколько там… по ощущениям — километры, по ощущениям сейчас умру, точно умру, господи… оно пульсирует внутри и кажется, с каждой секундой становится все больше… расслабиться… расслабить мышцы, иначе я сейчас…

Я не успеваю ни расслабиться, ни свихнуться, когда Мар тянет меня выше и внутри — снова пустота.

— Прости… прости, прости меня… очень больно?.. сейчас, подожди…

От слабости и эхолирующей боли я с трудом соображаю и прихожу в себя уже голой на постели, когда Мар осторожно втирает мне между ног что-то холодное и липкое.

— Что ты…

— У тебя тут… кровь.

— Серьезно?..

— Серьезно.

В голове шумит, по телу бродят спазмы и судороги… Остатки неудовлетворения быстро стихают под волнами огорчения. Не вышло… ну а чего ты ждала?.. вы все-таки разных видов… тут и с человеком бывает не с первого раза ладится…

Закончив с обработкой, Мар ложится рядом, молча сгребает меня в охапку, прижимает к груди… в ней неистово колотится, и я пытаюсь поглаживанием замедлить этот бой. Что мертвому припарка — он не стихает, не замедляется… мне стыдно и горестно, больно и очень обидно…

— Я расстроилась…

— Прости… — шепчет тур еле слышно.

— Что не получилось…

— ?!

— Я хотела… быть с тобой полноценно…

Он тяжело вздыхает.

— Мне достаточно и того, что ты уже даешь мне. Не нужно… через боль…

— Я сама хочу. Мне самой… нужно…

— ...

— Ну что?

— Я… очень боюсь травмировать тебя… И только что это… подтвердило мои опасения.

Не одной мне, кажется, стыдно и горестно.

Гроза за окном понемногу стихает, удаляясь в глубину континента. Струи воды все так же заливают, но уже не так яростно ломятся в сталь экранов.

— А если… попробовать еще раз… только ты поможешь мне… я не удержалась в этот раз, у меня почти получилось расслабиться…

— Ты слишком маленькая внутри. Как бы ни расслабилась, тебе все равно будет в лучшем случае некомфортно.

— ... женщины рожают детей, если что. Тем же местом.

— И очень это приятно?

— ...

— Вот.

— Но…

— Никаких но. Пока так у тебя не заживет, даже не заикайся.

— А потом?

— А потом… подумаем.

Ладно, сдаю раунд.

— Хорошо. Но ты пообещал.

— Да-да, пообещал. А теперь спи.

— Не хочу.

— А ты через не хочу.

— ...Вредный.

— А ты как ребенок.

Гроза уходит — остается тишина и далекий звук громовых перекатов. Я не хочу спать — но проваливаюсь в суматошные сны за считанные минуты. Мне снится почему-то маковое поле и венок в руках, который я кладу кому-то на голову… Кто это? Мар… его лицо выглядит странно… оно плывет и рябит… и вот передо мной — другой тур… скалит зубы зло и отчаянно, тянет руку — и растворяется в грозовом вихре. Я не успеваю ни понять, ни разглядеть, как все перед глазами пожирает темнота…

3-13

Маршаллех.

Она засыпает быстро — тихое дыхание касается кожи, мерно и едва ощутимо бьется маленькое сердечко. Когда рахшаса показала, какого размера у человека сердце, он сначала решил, что это шутка — как что-то такое маленькое и хрупкое на вид может быть сердцем?.. еще и только одно…

Рахшаса не шутила. Рахшаса серьезно предупреждала — люди маленькие. Люди — хрупкие. Их кости легко ломаются, а ткани — рвутся.

И он убедился в этом еще раз.

От голодной черной жажды и следа не осталось — её смыл волной тихий холодный ужас, чтобы затопить потом океаном стыда. Чем только думал… точно не головой… как можно было позволить ей… явно одуревшей, не понимающей… но почему его выделения так сильно действуют? Может, просто чувствительна?.. Тело само собой напрягается, рождая повсюду колющий жар. Одних воспоминаний ему хватит на неделю, пока будет у нее заживать, а потом…

А что потом?..

— Я хочу попробовать еще раз.

Это безумие. Это невозможно, и они только что в этом убедились.

Мягкое, тесное… так обхватило, так сжало…

В груди — стон, которому он не может позволить вырваться.

Дрожащее… нежное…

Шерхи его раздери. Это невозможно.

Лежать рядом с ней — словно на иглах, и кончики их рисуют на его спине карту континента. Он в жизни сейчас не заснет.

Он осторожно перекладывает спящую на постель, укрывает… отводит от лица влажные волосы… Нужно полотенце… чтобы не застудилась во сне…

— Люди часто болеют. Мы поработали с ее иммунной системой, но этого может быть недостаточно.

Он спускается вниз — и успевает выставить блок и принять удар предплечьем.

— Рехнулся? Ты, шерхов сын, рехнулся?

Раш’ар стоит в полутьме и тяжело дышит, весь опутанный следами Шер-минар. Он опускает руку и почти сразу делает шаг назад, словно брезгует дышать с ним одним воздухом.

— Ты что с ней делал?

— Тебя не касается.

— Еще как касается. Она и моя Шер-аланах, если ты вдруг забыл.

Как будто это можно забыть.

— Она не пострадала.

— Сегодня нет — а завтра ты доведешь дело до конца?!

— Ты за кого меня держишь? Думаешь, не справлюсь с Шер-руна? Мне не двадцать. И даже не тридцать. А вот ты… ты, кажется, не справляешься…