Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой) - Павел Федоров

- А в чем же еще?

- Прежде всего без увлечения не сделаешь ни одного дела. Если уж что захотел сделать, отдай всю свою силу и душу. А люди сейчас отдают для защиты Родины все. Вот и я хочу сделать так же, как и все. Буду разведчиком. Вы мне сейчас скажете, что это очень опасно, попадешь к гитлеровцам, будут пытать, огнем жечь. Отлично знаю, не одну ночь думала об этом, но не трушу. Я готова сейчас перенести любую муку, любую пытку.

- Горячо, очень горячо! - кивая головой, повторял Шубин. - Я, честно признаюсь, вначале подумал, что вы только на скрипке пиликать умеете, бантики завязывать. Ничего не поделаешь, ошибся. Только у меня есть еще один чистосердечный вопрос. Можно задать?

- Слушаю вас, товарищ комиссар.

- Кто вас так ретиво настропалил? Ничего не бояться, не ужасаться, а прямо с места в карьер хоть на виселицу. Я подозреваю, что Ковалев. Хвастал, поди, рейдом в тыл, где сплошной героизм! Запорожская сечь! Не война, а песня! Но если так говорил, то он пустой и вредный хвастунишка! Излишнее увлечение и романтика - это усыпление бдительности. У разведчика должен быть трезвый и холодный расчет. На каждом шагу он подвергается опасности, и если не выдержит, то нанесет общему делу непоправимый вред. Умереть нетрудно, но надо дело сделать! - Комиссар говорил резко, напористо, не обходя острые и опасные положения.

Доватор, откинувшись на спинку дивана, наблюдал за девушкой. Зина сидела на краешке стула около опрятно убранной кровати и смущенно покусывала губы. Слова Шубина о Валентине не только не были оскорбительны, а наоборот, поднимали в глазах девушки любимого человека. Ведь он ей говорил то же самое, и казалось, что комиссар подслушал сегодня их разговор с Валентином и сейчас передает его слово в слово. Удивительное совпадение.

- Можно отвечать? - спросила Зина, когда Шубин закончил.

- Да, да, отвечайте! Чему вас учил Ковалев во время музыкальных вечеров?

- Запугивал. Говорил самые ужасные вещи... - Зина возбужденно взмахнула руками и рассмеялась.

- Запугивал? - переспросил Доватор. По тону его чувствовалось, что он не одобряет этого. - Вот что, комиссар: запретите ему сюда ездить, добавил он властно, скрывая появившуюся на губах усмешку.

- Определенно запретим, - безапелляционно подтвердил комиссар.

- Нет, вы этого не можете сделать! - Зина умела выражаться коротко и решительно. - Вы не можете запретить! - повторила она сердито.

- Мы не только запретим, но и переведем его в другую дивизию, сказал Шубин.

- В резерв отчислим, - вставил, улыбаясь, Доватор. - Отговаривать человека от выполнения ответственнейшей задачи...

- С целью извлечения личной выгоды... Заметь - в военное время! Шубин внушительно поднял указательный палец.

- Да, да! - подхватил Доватор. - Здесь, брат, трибуналом пахнет!

В слове "трибунал" Зина смутно ощутила нечто суровое, но совсем не опасное и ничем не угрожающее. Доватор проговорил его с шутливой беспечностью.

Зина начала понимать, что в их посещении помимо делового разговора кроется еще что-то другое. Не ускользнуло от нее и подозрительное между ними перемигивание.

- До трибунала-то, положим, далеко... - проговорила она убежденно, и в ее синих глазах, строго смотревших на Доватора, блеснула лукавая улыбка. Гости чувствовали, что девушка начинает вникать в их коварный замысел.

- Должен вам заметить, товарищ Фролова, что у вас крепкие нервы, вполне серьезно заметил Шубин.

- Должна вам заметить, товарищ бригадный комиссар, что вы ошибаетесь. Моя фамилия не Фролова, а Ковалева.

На губах Зины играла насмешливая улыбка.

- Вот видишь, генерал Доватор! Я тебе сразу же заметил, что непочтительно разговаривает девушка, непочтительно! Вместо того чтобы по такому высокоторжественному случаю, как бракосочетание, пригласить к столу, посадить в передний угол, она нас держит чуть не у порога, и не смей тронуть, колется, как ежик!

- Прошу, прошу! - Зина по русскому обычаю низко поклонилась.

После шуток и поздравлений сели за стол. Комдив Атланов произнес торжественную речь. Он говорил увлеченно и страстно, в словах его звучала упрямая, неистребимая жажда жизни.

- Никакие невзгоды, никакие исторические трагедии, - сказал он между прочим, - не могут остановить движение жизни. В гражданскую войну после тяжелых, изнурительных походов в полках конницы Буденного устраивались такие веселые свадьбы, что от песен и пляски в хатах лампы гасли. А это значит - люди были сильны духом и крепко верили в победу. Никакие невзгоды не могли сломить человеческую волю и отвратить любовь к жизни. Я поднимаю бокал за победу, за любовь, за человеческое счастье на земле!

После этого Доватор попросил Зину сыграть на скрипке. Она смущенно отказывалась. Но Лев Михайлович настойчиво уговаривал, вылез из-за стола, сам принес и подал смычок и скрипку.

...Тихая торжественная мелодия зазвучала так проникновенно, так по-человечески внятно и одухотворенно, что у Зины самой дрогнуло сердце, она точно слилась с этими звуками и больше ничего не видела и не слышала. Скрипка пела, и живой чудесный голос ее наполнил комнату теплом и блеском каких-то необыкновенных лучей; и всем на минуту показалось, что на улице не зима, а весна - повсюду цвели сады, цвела вся земля, и с шумом падали на нее теплые дожди, и все вокруг радовалось и пело.

Скрипка, как и страстные слова Атланова, славила жизнь и, может быть, больше всего человека. Так думали все; о том же думала Зина. Вдруг звуки смолкли, но в комнате все еще не угасало тепло весны, дыхание цветущей земли...

Лев Михайлович внезапно встал. Он постоял несколько минут, глядя на семейную фотографию Фроловых, о чем-то глубоко задумавшись.

Музыка произвела сильное впечатление на всех, а на Атланова в особенности. Взглянув на него, Шубин с изумлением заметил, как крупные суровые черты лица этого далеко не сентиментального человека разгладились, разительно помолодели и глаза ярко поблескивали. Шубин налил в рюмки коньяку и, пододвинув Ковалеву и Атланову, сказал:

- Выпьем, Иосиф Александрович. - И, кивнув на Валентина, добавил: За его счастье выпьем. Это не девушка, а сокровище!

- Да, Михаил Павлович. Поберечь ее следовало бы, - задумчиво проговорил Атланов. - Талантливая.

Доватор, повернувшись, позвал к себе Шубина, о чем-то тихо с ним заговорил. Михаил Павлович согласно кивнул, и они вместе вернулись к столу.

- Заканчиваем, товарищи, - присаживаясь к столу, сказал Доватор, кинув на Зину внимательный взгляд. - Зинаида Никитична, мне нужно еще кое о чем переговорить с вами.

- Я вас слушаю, Лев Михайлович.

Зина, видя изменившееся лицо Доватора, насторожилась.

- Мне кажется, всю затею с разведкой придется отставить.