Операция «Рокировка» - Степан Кулик

— Что случилось?

— Разрешите доложить. Они только что потащили свой аппарат на подворье.

— Опять?..

— Так точно. Вы приказывали предупреждать, если начнется подготовка к испытаниям. Вот я и…

— Я помню. Свободен…

— Есть.

— Впрочем, постой! — алкоголь уже во всю веселился в крови гауптмана. — Бери своих парней и сходи на охоту. К нам из Берлина инспектор приезжает… В общем, сам понимаешь. Как мы его примем, таким и отзыв будет. Так что не подведи.

Роттенфюрер ухмыльнулся и щелкнул каблуками.

— Не волнуйтесь, господин комендант. «Дичь» будет наилучшая. Господину инспектору понравится.

— Смотри, Питер, — гауптман вспомнил имя роттенфюрера. — Я тебя за язык не тянул.

Глава тринадцатая

Яркие, густо усеявшие небо звезды и величаво скользящий между ними рогатый челн месяца, оказывали посильную помощь в освещении узловой станции. Несколько фонарей, разнесенных по периметру с таким расчетом, чтоб от одного столба как раз можно было разглядеть следующий, давали слишком мало света для такой огромной территории. А часовых на станции, несмотря на пути забитые товарными вагонами и цистернами, было выставлено еще меньше, чем фонарей.

Патруль из четверых солдат и одного унтер-офицера обходил посты никуда не торопясь, понимая, что ночь длинная и все успеется.

Из неплотно прикрытых дверей одноэтажного железнодорожного вокзала, больше похожего на грузовой пакгауз, доносился громкий гогот и пиликанье губной гармошки. Судя по припаркованным возле здания двум тентованным грузовикам, полугусеничному бронетранспортеру и тройке мотоциклов, там грелся весь личный состав роты охраны, свободный от несения караульной службы.

Хохот стоял такой громкий, что все часовые, нет-нет, да и поглядывали завистливо в сторону вокзала. Особенно, когда в хор мужских голосов вплетался женский смех и игривое повизгивание.

Игорь Степаныч, глядя на такое форменное безобразие и разгильдяйство, только головою покрутил.

Ничего подобного ни в Белоруссии, ни на Украине немцы себе не позволяли. Даже и сравнивать нечего. Любой полустанок на оккупированной фрицами советской земле охранялся куда надежнее и плотнее. А уж об узловых станциях и говорить не хочется…

Ефрейтор Семеняк вспомнил какой заслон фашисты держали вокруг Бахмача и даже поежился. Штурмовикам с воздуха к железнодорожному узлу и то не всегда удавалось подступиться.

— Такое впечатление, что фрицы или полностью уничтожили здешних партизан, или заключили с ними пакт о ненападении, — пробормотал он себе под нос. — Как говорит Коля, прощения просим, самим жаль, но придется вас разочаровать.

— Вы что-то сказали? — шевельнулась позади Лейла.

— Ничего… — шепотом ответил тот. — Зря ты все же за нами увязалась, дочка. Баловство это.

— И не начинайте, дядька Игорь. Одна с чужими мужчинами я не останусь… — твердо повторила наверное раз десятый за последний день свой единственный аргумент радистка. — Армия — это одно, а партизаны — совсем другое. Вы же сами видели. Никакой дисциплины. От них даже водкой пахнет.

— Ладно, ладно… Не ползти ж тебе обратно. Только сиди здесь и не высовывайся. Поняла?

— Как скажете, дядька Игорь. Вы старший… — о том, что она младший сержант, а Семеняк только ефрейтор, Лейла даже не вспомнила.

— Юзеф, — поманил Степаныч к себе одного из пяти минеров, которых сам же и подготовил для этой диверсии.

— Естем, пане капрале…

— Гляди туда… — Семеняк указал парню на дальний товарняк. — Если дашь круг и зайдешь слева, часовой тебя не увидит. Тлеющий фитиль тоже не заметит. Твоя цель дальше всех, так что действуй по обстановке. Если, вдруг, не дождешься общего сигнала — поджигай ровно через десять минут. Все понял?

— Так ест, пане капрале. Вшистко беньдзе добже.

— Тогда, вперед. Дадим фашистам прикурить…

Семеняк отправил первого подрывника и поманил к себе следующего.

— Войтех, ползи сюда…

Но вместо Войтеха с земли поднялся другой партизан — Анджей Езерский.

Совершенно не прячась, словно на прогулке, он перешагнул через лежащих товарищей и прямиком направился к путям.

— Стой!

— Ей, не глупи!

— Анджей, что ты делаешь?.. Вернись, придурок!

— Хальт!

Ближайший часовой тоже заметил на путях неизвестного мужчину, но пока сильно не встревожился. Даже винтовку с плеча не снял. Видимо, солдату и в голову не пришло, что враг может ходить вот так открыто по охраняемому объекту. Он только еще раз требовательно поднял руку, и не повышая голоса повторил:

— Хальт!

А тот только шаг чуть ускорил. Потом остановился и громко закричал на весь вокзал:

— Kłaniam się wam, dranie, w imieniu mojej narzeczonej! I zapraszam na nasz ślub! Zatańczymy?* (*пол., - Низкий поклон вам, сволочи, от моей невесты! И приглашение на свадьбу! Потанцуем?)

Остальные поляки уже догадались, что сейчас произойдет, но в силу молодости и недостатка опыта решение приняли неверное. Вместо того, чтобы вжаться в землю, все трое бросились к своему товарищу. Наверняка даже не успев подумать: чем именно в такой ситуации они могли ему помочь.

Часовой тоже понял, что этот человек не случайно забрел сюда и стал рвать с плеча ремень винтовки. Но, как водится в таких случаях, оружие упрямо цеплялось за что-то и не торопилось лечь цевьем в руку.

— Halt! Ich schieße!..* (*нем., - Стой! Стреляю!..)

Анджей презрительно рассмеялся, изогнулся, как метатель диска, взмахнул рукой и, ранее прикрываемая от глаз немца, связка гранат полетела в сторону ближнего вагона.

— Ложись! — успел еще скомандовать Степаныч, перед тем как сам вжался в землю…

Первый взрыв был не слишком громким, как будто учебный. Или, может, так показалось на фоне того ада, что разверзся несколько секунд спустя.

В воздухе стоял гул, как от сотен моторов. Громыхало, словно на железнодорожную станцию одновременно высыпали груз десятки бомбардировщиков, или ее накрыло прицельным огнем тяжелой гаубичной бригады. Над головой со свистом проносились какие-то осколки, обломки и ошметки. А вжаться в спасительный приямок не удавалось, поскольку земля не просто вздрагивала, а силилась сбросить Степаныча с себя, будто норовистая лошадь.

Хуже чем сейчас было только однажды, под Киевом. Когда их роту прижали пулеметами и начали забрасывать минами. К счастью, недолго. Случайно так получилось, или навели корректировщики, но минометчиков проутюжила возвращающаяся со штурмовки эскадрилья Ил-2. Дав роте ту самую минутную передышку, которой бойцам не хватало, чтоб собраться для решающего броска.

Сейчас передышку дать было некому, а самому не то что подняться, оторвать лицо от земли всего лишь на секунду, чтобы избавиться от впившегося в щеку камня, и то страшно. Кажется, бушующая вокруг смерть только и ждет малейшего шевеления, чтобы смахнуть солдатскую голову с плеч, словно переспевшую грушу с ветки. Но и залеживаться нельзя. На путях стояло столько цистерн с горючим, что огненная река могла затопить все вокруг на сотню метров. Жар от полыхающего соляра, бензина и мазута уже давал себя знать. К счастью, пока еще только легким касанием.

Степаныч осторожно приоткрыл глаз и… не увидел здания вокзала. На его месте стояла местами обрушившаяся кирпичная коробка, без какого либо намека на крышу, окна и двери.

— Здорово шумнули, — пробормотал ефрейтор. Подумал о цене, столь неожиданно заплаченной за диверсию, и вздохнул. — Глупо. Ну да чего уж теперь. Всем вечная память…

— Лейла?! — частично отшибленная память выдала очередной кусочек мозаики, и Степаныч рывком развернулся на месте.

В нескольких шагах от него девушка неподвижно лежала на спине, раскинув руки и запрокинув к небу лицо.

— Лейла!

Ефрейтор Семеняк ползком скользнул к радистке, приложился щекой к ее в груди и, замирая от боязни спугнуть везение, ощутил живое биение сердца.

— Слава Богу! Живая…

Поверхностный осмотр показал, что девушка цела. Во всяком случае, никакие раны или кровавые пятна спереди на ее одежде не обнаружились. Степаныч просунул ладонь под голову Лейлы и ощутил на коже теплую липкость крови.

— Черт!..

Он аккуратно повернул радистку на бок и облегченно выдохнул.

— Ф-фу, разве можно так старика пугать. Прямо скажу: повезло тебе, младший сержант, что девицей уродилась. Голова, не без того, пару деньков поболит, как с сурового похмелья, но жить будешь. А вот на парня, наверняка, пришлось бы похоронку писать.

Судя по всему, приподнявшуюся девушку отбросило ударной волной и со всего маху приложило затылком о торчащий из земли камень. Спасли Лейлу ее густые длинные волосы, собранные сзади в тугой пучок.

Погруженный в глубокое раздумье, полковник Стеклов бог весть в который раз перемешал в стакане не только давно остывший, но и выпитый чай. Ложечка мелодично позвякивала о стекло, отбивая бесконечное тире.