Сверх отпущенного срока - Екатерина Островская

А Дальского вдруг осенило.

— Да, акции «Росинтерна» рухнут, но и «Металл бразерс» тоже. Однако мы не будем выставлять их на торги, наоборот, начнем скупать ценные бумаги «Металл бразерс», когда показатели достигнут минимального уровня. Через сколько дней это возможно?

— Максимум — неделя. А скорее всего дня через три-четыре. Потом, когда станет ясно, что такой гигант рухнуть не может, цены опять поползут вверх. Если бы мы просто приобрели у них двадцать пять процентов акций, то они имели бы средства подняться самостоятельно, а так придется использовать внешние заимствования. От десяти процентов акций «Росинтерна» компания избавится уже завтра, понимая, что еще через день потеряет больше.

— Мы их выкупим, — кивнул Дальский. — У тебя есть контора с деньгами, но такая, чтобы ты сам никаким боком?

Теперь кивнул Федотов.

Кивнул и удивился:

— А зачем? И с «Металл бразерс» тоже не понимаю. Зачем нам скупать их акции? Лучше бы скинуть, пока деньги дают, чтобы свой бизнес поддержать.

— Вот тебе парадокс: если бы покушения не было, его надо было самим придумать. А пока это подарок судьбы. Можно разыграть крушение компании. Постановку этой пьесы я беру на себя. Сколько у нас свободных средств?

— Откуда? — развел руками Федотов.

— Как быстро можно избавиться от непрофильных активов?

— Ну, ежели даром отдавать…

— Даром не надо. Заложи, что возможно, банкам, а что не закладывается — отдай за полцены. Кстати, наш банк «Росинтерн» может воспользоваться деньгами клиентов на короткое время?

— Опасное дело. А вдруг пролетим? Это же уголовщина!

— Зарплату персоналу всех наших предприятий задержать на две недели, оплату внешних контрактов не производить до особого распоряжения…

— Ой! — выдохнул Федотов.

— Сколько у нас акций «Металл бразерс»? — спросил Дальский, хотя прекрасно знал сам.

— Двадцать пять процентов у «Росинтерна», — пожал плечами Федотов, удивляясь вопросу, — а еще те, что вы скупали на третьи лица в течение полутора лет. То есть всего без малого тридцать девять процентов. Ну, и в моей собственности почти полпроцента. На сегодняшний день вы — крупнейший акционер «Металл бразерс».

Алексей растерялся. Он не ожидал такой прыти даже от Потапова.

— Значит, для того чтобы стать полноправными хозяевами «Металл бразерс», нам необходимо выкупить около одиннадцати процентов их акций. Сколько это может стоить? — спросил он.

— Сегодня миллиардов пятнадцать. Но такого количества ценных бумаг нет на рынке. И даже если начать скупать на разных площадках, то при таком спросе цена может увеличиться в полтора раза.

— Для начала она упадет, — напомнил Дальский. — Сначала рухнут наши акции, и чтобы возместить потери, руководство «Металл бразерс» попытается или опротестовать нашу сделку, что невозможно быстро сделать, или договориться об обратном обмене с минимальными для них потерями.

— Я бы согласился на последнее, потому что их одиннадцать нам не выкупить никогда, даже если мы продадим все свои активы и год не будем выплачивать зарплату сотрудникам.

Алексей задумался. Понятно, что сам он лично ничего не теряет. Беднее, чем актер Дальский, ему уже не стать. В самом худшем случае вернется в театр с заработанными за три месяца деньгами. Но речь не о нем. После смерти Потапова концерну придется нелегко. Не разорится, конечно, но такого размаха уже не будет. Наверняка начнутся увольнения, сокращение объемов выпуска продукции…

— Если заложить предприятие Минфину, — на какой кредит можно рассчитывать? — спросил он.

— Центробанку заложить, — поправил Федотов. — Миллиарда два или три евро они найдут. Только дадут векселями Минфина с большим дисконтом.

— Уже деньги, — обрадовался Дальский. — Это пятая часть необходимых нам средств. Сможешь договориться за пару дней?

— Смогу. Но там условия…

— Откаты, что ли? — обрадовался знакомому слову Алексей. — Нормально. Итак, там пятая часть, и мы столько же наскребем. Вот сорок процентов от того, что требуется.

— Мы бы и всю необходимую сумму нашли, но времени мало.

— Постой, ты же только что говорил, будто это вовсе невозможно.

Федотов вдруг засопел и медленно произнес:

— Если все будет складываться удачно, то на последнем этапе я смогу свои полторы единицы присоединить к общему капиталу. Только взамен попрошу назначить меня председателем правления «Росинтерна»… — Он заглянул в глаза боссу, ожидая увидеть в них негодование, и робко предложил: — А вы бы могли возглавить наблюдательный совет.

— Хорошо, — согласился Алексей. — Если не будет хватать ровно полутора миллиардов, я попрошу их у тебя.

Они поговорили еще немного, потом направились в домашний офис Потапова, чтобы начать претворять в жизнь намеченное, не теряя времени. Было только начало вечера, и работать предстояло всю ночь. Дальский вдруг почувствовал прилив сил, даже в горле перестало першить. «Надо же, — удивился он, — врач обещал всего четыре часа. Вероятно, я оказался здоровее, чем эскулап думал».

В офисе находились и Татьяна, и Владимир. Федотов ставил перед ними задачи, а Дальский наблюдал за лицами подчиненных, чтобы понять, верят ли те в реальность достижения цели. Но Татьяна с Владимиром слушали внимательно и спокойно.

Все сели за телефоны. Только Алексей не знал, чем заняться: ему-то звонить было некуда. Тогда он подошел к Татьяне и предложил секретарю побеседовать наедине.

Вдвоем они прошли в его жилые апартаменты, устроились не в просторной гостиной, а почему-то в бильярдной, в помещении, куда меньшем по площади и не столь уютном. Зато разговаривать вполголоса здесь было удобнее.

— Сколько сейчас на моих зарубежных счетах? — спросил Дальский.

— На вчерашнее утро — сто семнадцать миллионов евро, сто пятьдесят шесть миллионов долларов, английских фунтов девять миллионов, швейцарских франков двадцать два и полтора миллиарда иен. Если удачно сыграть на форексе и перевести все в доллары, то получится немногим более трехсот миллионов. Триста пять или триста семь.

— Не густо! А в ценных бумагах западных компаний?

— На четыре миллиарда в сегодняшней стоимости доллара. Но завтра эти бумаги должны подешеветь. А если избавляться от них быстро, то подешевеют значительно — можно потерять до двадцати процентов.

— Моя зарубежная недвижимость?

— Но вы же сами знаете, что почти ничего не осталось: за полтора года мы распродали все, когда приобретали акции «Металл бразерс». Замок во Франции, где сейчас живет Римма Романовна, вместе с землей и виноградниками стоит около полусотни миллионов. Если будет срочная продажа или вы пожелаете заложить его, то потеряете половину. Но ваша мама…

— Взамен подарю ей библиотеку. Дальше!

— Квартира в Лондоне, шале в Швейцарии. Это немного. Доля в гостиничном бизнесе в Италии тоже на много не тянет, всего миллионов на сто в лучшем случае.

— Гроши, — согласился Дальский. И усмехнулся.

Затем посмотрел на Татьяну. Сколько ей лет? Сорок? Сорок пять? По виду — обычная тетка, каких много. Такие обычно переполняют вагоны метро по утрам и вечерам — когда едут на работу и спешат после трудового дня домой. Подобные женщины не сидят за рулем автомобилей, а если и приобретают транспортное средство, то что-нибудь вроде старенькой «шестерки», на какой ездил сам Алексей.

— Как вы думаете, хватит средств, чтобы осуществить задуманное?

Татьяна с сомнением покачала головой.

— Все игроки при достаточном снижении стоимости акций «Росинтерна», а тем более «Металл бразерс» начнут приобретать их. Цена пойдет вверх, и тогда однозначно мы промахнемся. Вполне вероятно, кто-то начнет скупать их при падении курса уже на десять процентов, чтобы продать через неделю дороже на пять.

— Но по нашим подсчетам, собственных средств у меня около четырех с половиной миллиардов. Потом свободные средства концерна, продажа непрофильных активов, кредиты, простая экономия — еще более пяти миллиардов. Остается найти совсем немного.

— Все равно риск.

— Вы не любите рисковать? — спросил Алексей. — Или боитесь?

Секретарь вздохнула.

— Я вам очень многим обязана, Максим Михайлович. Когда девять лет назад вы помогли мне… то есть моему брату… то поставили лишь одно условие: отработать с вами весь срок, что он мог бы получить тогда по суду. Меньше двенадцати ему бы не дали, но я была готова служить вам до конца жизни, отдать все за любое смягчение наказания. Однако он был освобожден, и вы отправили его лечиться в Испанию…

— Забудем, — попытался остановить женщину Дальский.

— Никогда! — произнесла Татьяна твердо. — Работая с вами, я заработала кое-что, а потому хочу вернуть долг.